Чтение 28–й страницы книги ~Три мешка хитростей~

- Немного. Только почему она вам не нравится? Такая милая, любезная, да еще несчастная, парализованная. Она всегда в коляске ездила?

- Нет, - ответила женщина, - неприятность в семь лет приключилась, из-за Поли...

- Да ну? Как же такое вышло?

Анна Петровна опять горестно вздохнула:

- Слушайте.

Как я вам уже говорила, когда Настя отправилась в первый класс, старшая сестра перешла в третий, и отец заявил:

- Ты большая, изволь следить за маленькой. Полина приводила Настю в школу, помогала переодеться, после уроков вела домой, разогревала обед, усаживала сестренку за уроки...

Настя панически боялась собак. Никто не мог понять причины этого страха. Но появление самой крохотной болонки, пусть даже на поводке и с хозяйкой, вызывало у Настасьи истерический припадок со слезами.

Однажды к Поле пришли подруги. Девочки принялись самозабвенно одевать кукол, но Настя, которую по малолетству не принимали в игру, все время ныла и лезла к старшим. Полине это надоело, и она сказала:

- Сейчас мы от нее избавимся.

- Как? - удивились одноклассницы.

- Просто, - усмехнулась старшая сестра, - ты, Ленка, распахни дверь, кликни Настьку, а когда она появится, скажи, будто пришла с громадной собакой. Моя дурочка жутко псов боится.

- Не поверит, - протянула она.

- Еще как поверит, - успокоила Поля. Потом она открыла шкаф, вытащила из его недр каракулевую шубу, оставшуюся от матери, нацепила на себя, встала на четвереньки и зарычала:

- Р-р-р, похоже?

- Здорово, - захихикали одноклассницы, усмотревшие в забаве всего лишь веселую шутку.

Поля притаилась у входа, Лена позвала Настю и сообщила невозмутимым тоном:

- Будешь приставать, собаку спущу.

- И где ты ее возьмешь? - хитро прищурилась Настя.

- А вот она, - заорали третьеклассницы хором, - волкодав-водолаз!

- Гав, гав, гав, - залаяла басом Поля и выскочила из укрытия.

Младшая сестра секунду глядела на старшую остановившимся взглядом, потом, не издав ни звука, рухнула на пол. Шутницы перепугались и принялись пригоршнями лить на трусиху холодную воду. Тут вернулся с работы Аркадий, отругал "няньку", вызвал врача. Настю привели в чувство, но... Но ноги отчего-то перестали слушаться девочку. Целый год Аркадий таскал дочку по разным специалистам. Но светила только качали головами. Истерический паралич - вещь известная, но малоизученная. Как бороться с подобной болячкой - не слишком понятно. Прописывали массаж, ванны, электрические процедуры... Толку никакого. Настенька сидела в инвалидном кресле.

- Мне было больше жаль Полину, - вздыхала Анна Петровна, - бедняжка так убивалась, даже пыталась с собой покончить, хотела вены перерезать... Но отец увидел и выдрал ремнем.

У Насти словно замедлилось физическое развитие. Шло время, но мелкие черты ее правильного личика будто законсервировались, тоненькие руки напоминали вязальные спицы, а бездействующие ноги походили на переваренные макароны. При этом у больной резко ухудшился характер. Справедливости ради надо отметить, что Настя и раньше была не сахар. Она могла устроить по любому поводу истерику и кинуться на Полину с кулаками. Но теперь дело приняло совсем иной оборот.

- Она просто издевалась над старшей сестрой, - поясняла Анна Петровна, - постоянно говорила ей:

"Это из-за тебя сижу в инвалидном кресле, это ты сделала меня безногой".

Аркадий тоже без конца упрекал старшую дочь. Поля ужасно казнилась, что стала причиной недуга сестры. Всю свою жизнь она посвятила Насте. Гуляла с ней, читала той вслух, уступала во всем, терпела капризы. Настя могла швырнуть в сестру кружку с горячим чаем, если напиток был, по ее мнению, не так заварен, или запустить в Полину тарелкой с обжигающим куриным бульоном, если считала, что он недосолен. А уж вопли, истерики, упреки и слезы вообще не прекращались. Немного привела больную в чувство смерть Аркадия. Наверное, девушка просто испугалась, что старшая сестра сдаст ее в дом для инвалидов. Настя присмирела и первые месяцы после кончины отца вела себя тише воды ниже травы... Но потом поняла, что Полина вовсе не собирается от нее избавляться, и снова принялась скандалить.

- Она так вела себя, - качала головой Анна Петровна, - гадко, отвратительно. Требовала деликатесов, роскошной одежды... Ну зачем ей были нужны вещи из бутиков, скажите на милость? Она могла в полночь погнать Полю в дежурный супермаркет за шоколадными конфетами. А та безропотно кидалась выполнять все ее просьбы. Мне порой казалось, что в характере Полины есть мазохистские черты, что ей нравилось, когда ее унижали... Бедняга без конца искала работу, постоянно металась в поисках заработка, потом пристроилась агентом в жуткую контору "М, и К°", даже рассказывать не стану, чем фирма занимается. Ее сотрудники попросту дурят людей по-черному, но там хорошо платили... А теперь вот в санаторий Настю свезла, небось тоже дорогое удовольствие.

- Да уж, недешево, - подтвердила я и спросила:

- У Полины много подруг?

- Откуда? - всплеснула руками женщина. - Она целыми днями носилась, разыскивая места, где можно подработать, где уж тут друзей заводить. Нет, очень обособленно жили.

- И кавалеров не случалось? Анна Петровна покачала головой:

- Нет, мне очень жаль Полину, она хорошая, милая девочка, которая всю жизнь расплачивается за детскую глупость. Ей-богу, это несправедливо! Наверное, у Анастасии был какой-то неполадок в организме! Ну как можно настолько испугаться, чтобы обезножеть? Ох, думается, у нее расположенность имелась; небось и без Поли бы в инвалида превратилась. Вот так. А у вас как она себя ведет?

- Нормально, - пожала я плечами, - как все, ест, спит, читает!

- Хитрая очень, - пробормотала соседка, - просто пройдоха. Вот вернется Поля, и снова Анастасия выдрючиваться начнет...

- Скажите, а вы никогда не слышали такую фамилию - Сироткин?

- Нет, - удивленно ответила женщина, - а кто это?

- Да так, - отмахнулась я, - профессор один, невропатолог, думала посоветовать Полине с ним связаться!

Глава 29

Домой я вернулась страшно подавленная и, отказавшись от ужина, легла в гостиной на диван, отвернувшись лицом к стене. В квартире стоял неумолчный плач. Младенцы отчего-то раскапризничались и вопили на два голоса. Я навалила на голову подушку и попыталась собрать воедино расползающиеся мысли.

Господи, что же делать? Даже если Настя и правда такая капризная и противная девица, как утверждает соседка Анна Петровна, это еще не повод, чтобы погибнуть мучительной смертью от рук безжалостного бандита. И почему он не позвонил? Что произошло? Может, я перепутала день и час "икс" назначен на завтра?

- Вилка, - сказала Томочка, входя в гостиную, - ты чего, плохо себя чувствуешь?

- Голова болит, - вяло пробормотала я.

- Честно говоря, неудивительно, - вздохнула подруга, - что происходит? Где ты целыми днями носишься? Похудела, на шпротину стала похожа... Ну-ка, поведай, в чем дело!

Я села на диване и почувствовала, как глаза наполняются слезами. У Томочки больное сердце и необычайно жалостливая душа. Ну как рассказать ей правду? Да у подруги мигом случится пароксизм мерцательной аритмии. Нет, сейчас следует позвонить Юрке и выложить приятелю-милиционеру все! Ну почему мой муж ухитряется отправиться в командировку именно в тот момент, когда его присутствие мне просто необходимо?..

- Ты плачешь? - изумилась Тамара. Есть чему удивляться: последний раз я рыдала на ее глазах лет этак в восемь, да и то от злобы. Противный Витька Ломов отнял у меня шапку и зашвырнул в мужском туалете на карниз. Пришлось ждать, пока основная масса учащихся отправится домой, а потом прыгать возле окна со шваброй в руках, чувствуя, как по щекам ползут горячие капли. Томуся тогда так испугалась и расстроилась, что я зареклась в дальнейшем хныкать у нее на глазах.

- Деточка, - раздался из коридора голос Анелии, - деточка.

Я со вздохом попыталась изобразить на лице улыбку. Дама вихрем ворвалась в гостиную, принеся с собой струю свежего воздуха.

- Виолочка, радость моя, спасибо!

- За что?

- За маску!!!

- Дорогая Анелочка, - завела я, - понимаю, что страшно виновата перед вами, но, честное слово, не хотела, ей-богу, думала...

- Кисонька, - перебила меня дама, - немедленно объясни, где брала эту чудо-вещь? Даник завтра поедет и возьмет сто штук. Раздам всем подругам!

- Вы издеваетесь?

- Ни в коем случае, - воскликнула Анелия, - ну-ка глянь на меня внимательно, иди сюда, к настольной лампе.

Иришкина свекровь ухватила меня цепкой рукой, стащила с дивана, подволокла к письменному столу и направила себе на лицо яркий луч света.

- Ну?

Я открыла рот. Щеки, лоб, подбородок женщины покрывала нежно-розовая кожа, просто майский персик. Мелкие "гусиные лапки", еще не так давно украшавшие виски, испарились без следа. Анелии можно было смело дать не больше сорока.

- Ох, и ни фига себе, - вырвалось у меня.

- Это чудо-маска, - с чувством заявила гостья, - конечно, отдирать больно и неудобно, но зато, смотри, какой эффект! Уж не знаю, сколько времени он продлится... Быстро рассказывай, где купила!

Я принялась описывать дорогу к Бутовскому рынку... В этот момент зазвонил телефон. Томочка схватила трубку.

- Да, минуточку... Держи, Вилка, это тебя.

- Виола Тараканова? - донеслось до слуха. - Вас беспокоит Яков Сироткин.

- Кто? - чуть не выронила я телефон. - Кто?

- Яков Петрович Сироткин, - преспокойно заявил приятный, даже интеллигентный, мягкий мужской голос, - мне сказали, что вы меня разыскивали? Слушаю внимательно.

Ибрагим! Значит, хитрый торгаш сообщил хозяину о моем приходе... Откуда, интересно, он взял мой телефон? Хотя, если подумать, это никакой не секрет, я имею постоянную московскую прописку... Сначала уточнил адрес, а потом уж получил и номерок! Сама сколько раз проделывала подобные операции...

- Слушаю, - повторил Сироткин, - весь внимание...

- Подождите, - пробормотала я, - сейчас, только найду тихий уголок. У нас будет длинный разговор.

- Хорошо, - согласился Яков Петрович. Томочка и Анелия Марковна глядели на меня во все глаза...

У нас большая квартира, соединенная из двух, и казалось бы, что при таких условиях легко найти укромное местечко, чтобы посекретничать. Но нет! Если чего в нашей семье и нельзя иметь, так это полного уединения, разве только в сортире!

Сев на унитаз, я тихо сказала:

- Деньги у меня, куда их нести.

- Деньги? - переспросил Сироткин.

- Ну да, сто тысяч долларов, которые вы хотите за жизнь Насти Леоновой, - сердито ответила я, - только не надо изображать, будто ничего не слышали об этой девушке. Абсолютно бесполезно. Я вас вычислила и знаю все: про клинику, Полину, ну, ту девушку, что снимает операции на пленку... Так что прикидываться совершенно бесполезно. Знаю все!

В трубке послышался тяжелый вздох:

- Хорошо, я умею признавать поражение, честно говоря, удивлен вашим умом и сообразительностью. Пока что вы единственная, кто сумел разгадать ребус до конца. Итак, что хотите?

- Вы отдаете мне Настю сегодня же, я вам вручаю сумку с деньгами - и разбежимся в разные стороны.

- Ладно, - мигом согласился негодяй. - Где назначим встречу? Выбор места за вами...

- В одиннадцать вечера привезите Настю к метро "Речной вокзал". Там, возле супермаркета, и увидимся.

- Но в это время еще многолюдно!

- Именно. Или вы думали, что поеду на "стрелку" в лес после полуночи? Нашел дуру! Если в одиннадцать не будешь стоять у магазина с несчастной инвалидкой, тут же поеду в милицию... Вот они обрадуются! Кстати, сторож Василий из подземного гаража, где вы брали "Вольво" господина Бенедиктова, тоже на вашей совести...

- Как я вас узнаю? - буркнул мерзавец.

- На мне будет ярко-желтая куртка с голубой надписью "Fa", зеленые брюки и красные туфли, в руках - большая сумка цвета сочной морковки, а на голове оранжевая бандана.

- Однако, - не удержался пакостник, - яркий наряд.

- Имеете что-либо против?

- Нет, - выпалил Сироткин и отсоединился.

В полном ажиотаже я рванулась к секретеру, схватила стодолларовую бумажку и бросилась в сорок седьмую квартиру (этажом ниже нашей). Подпрыгивая от нетерпения, я жала на звонок. Наконец дверь открылась и на площадку высунулся Роман Водопьянов.

- Чего тебе. Вилка?

- Ромка, - завопила я, - вроде говорил, что у тебя дома цветной ксерокс стоит?

- Ну, - зевнул сосед, - имеется машинка, надо чего?

- Вот, - протянула я ему купюру, - сделай мне ровно сто тысяч баксов! Рома попятился.

- Не-а, за такое и по шеям надавать могут, и потом, мои "грины" даже издали за настоящие не сойдут...

- А и не надо, - улыбнулась я, - ставим спектакль с детьми - про Морозко.

- Ну и чего? - недоумевал сосед.

- Ты сказочку-то читал?

- В детстве вроде было...

- Помнишь, когда трудолюбивая Машенька покидала дом Морозко, она переступила через порог, и на нее упали золотые монеты? Так мы решили засыпать ее долларами, очень современно...

- А-а-а, - протянул Рома, - давай стольник, завтра сделаю.

- Мне сегодня надо, за час успеешь?

- Что за спешка? - изумился Водопьянов.

- У нас генеральная репетиция ночью, а утром, в десять, премьера.

- Нет бы заранее позаботиться, - ворчал Рома, включая ксерокс, - все в последнюю минуту делаете...

Я молитвенно сложила руки:

- Ну, миленький!

- Ладно, ладно, - вздохнул Роман, - видишь, уже выплевывает твои баксы.

- Спасибо.

- Это должок тебе отдаю, - хрюкнул парень.

- Какой? - удивилась я.

- Забыла? Кто в мае инструкцию к этому ксероксу с немецкого переводил? Я засмеялась:

- Ерунда. Вот что, пока печатает, побегу одеваться.

- Валяй, - разрешил Водопьянов.

Я мигом вернулась в нашу квартиру, нацепила узкие черные брючки, водолазку того же цвета и замшевые тапки. Совершенно не собиралась разряжаться, как заболевший павлин, да и, честно говоря, нет у меня ярко-желтой курточки, зеленых брюк и красных туфель, да и бандану не ношу. Но лишняя предосторожность не помешает: такому человеку, как Сироткин, нельзя доверять. Приеду на "Речной вокзал" и понаблюдаю за обстановкой, а милейший Яков Петрович пусть ищет разряженную в немыслимый наряд даму. Вот увижу, что вокруг ничего подозрительного, и выйду из укрытия. "Деньги", сделанные Ромой, я тщательно уложила в небольшую сумочку с элегантным лаковым верхом. Это только кажется, что сто тысяч долларов невероятная сумма. На самом деле она занимает не так уж и много места. Интересно, сколько миллионов помещается в кейсе, таком кожаном продолговатом чемоданчике, который любят демонстрировать в кино? Главный герой откидывает крышку, а кейс аккуратнейшим образом забит тугими пачками, заклеенными бумажной лентой... Я вышла во двор и поежилась. Все-таки идиотское лето в этом году, с погодой приключился климакс: то холодно, то жарко. Утром хлещет дождь, и москвичи натягивают куртки, днем выходит солнце, и одуревшие от жары столичные жители вытирают потные лица, но стоит им вылезти из кофт, как на них вновь обрушивается ливень...

- Виолочка, - раздался низкий голос.

Я повернула голову. В глубине двора стояла весьма обшарпанная машина "Жигули". Беднягу давным-давно не красили, и на крыльях и капоте проступили пятна ржавчины. Около открытой двери, той самой, через которую в автомобиль садится водитель, стояла высокая худощавая женщина с каким-то лошадиным лицом: крупный нос, большой рот, выступающий вперед подбородок. Само лицо было нездорового желтого цвета. Словом, совсем не красавица.

- Виола, - повторила дама хрипловатым меццо, - ты куда, дорогуша, садись, подвезу! В какую сторону собралась? Если в сторону Ленинградского шоссе, это мне по пути.

Я слегка замялась. Совершенно не узнаю тетку, а она ведет себя со мной, как добрая подружка.

- Виолочка, - удивилась тетка, - ты чего, не узнала меня? Я же Оля, из первого подъезда. Вот уж не думала, что так изменилась. Во вторник из больницы вышла, и, пожалуйста, уже никто и не здоровается, обидно даже. Конечно, болезнь не красит, но чтобы так! Что, так плохо выгляжу?

Я подошла поближе к раздолбанной машине. Автомобиль этот знаю, он стоит тут, возле соседнего подъезда, но, убей бог, не помню, кто на нем катается, вроде какая-то дама.

Оля горестно вздохнула:

- Да уж, изменилась я до невероятности, вчера Томочка со мной не поздоровалась...

Отчего-то упоминание имени Тамары полностью меня успокоило.

- Конечно, Олечка, - фальшиво-бодро воскликнула я, - естественно, я тебя узнала, с чего это тебе пришло в голову, что ты изменилась? Просто жевала ириску, и зубы не сразу разлепила... Выглядишь прекрасно, похорошела, похудела, никто не скажет, что ты только что из больницы вышла. А за предложение подвезти большое спасибо. Как раз к "Речному вокзалу" направляюсь.

- Садись, - повеселела соседка, - вмиг домчу...

Она явно приободрилась, услыхав комплименты. Я подошла к машине, села на переднее сиденье и посмотрела на Олю. Вблизи она выглядела совершенно ужасно. Лицо слишком сильно намазано тональным кремом, над верхней губой чернела полоска, наверное, у нее проблемы с гормонами, отсюда и повышенная волосатость. И я ее совершенно не помню!

- Смотри, - хихикнула соседка, вытаскивая из сумочки какой-то странный предмет, похожий на ярко-розовый пистолет. Этакое оружие для Барби.

- Что это? - удивилась я.

- Потрясная штука, - продолжала веселиться Ольга.

Не успела она закрыть рот, как кто-то накинул на машину брезент, и наступила кромешная темнота, а потом пропали и все звуки.

Глава 30

Я бежала по темному лесу, плохо понимая, как оказалась в дебрях Амазонки. По лицу били свисающие с деревьев лианы, кричали экзотические птицы, а от неожиданно возникшего на пути болота начали подниматься ядовитые, отвратительно пахнущие испарения. Внезапно темная вода рванулась вверх и облепила мое лицо. Я взвизгнула и принялась махать руками, пытаясь отодрать от носа смердящую массу...

- Просыпается, - донесся далекий, странно знакомый голос:

- Эй, Вилка, очнись, ты меня слышишь?

- Очень хорошо, - хотела было сказать я, но каменно-тяжелый язык даже не пошевелился.

- Вилка, - настаивал мужчина, - ну же... По лицу пробежалась холодная жидкость.

- Не надо, - проблеяла я.

- Уже лучше, - одобрил собеседник и ухватил меня за плечи, - давай, давай...

Из серого мрака возникло лицо Олега, и я поняла, что глаза открылись. Комната покачивалась вверх-вниз... Около мужа стояла Томочка, сжимавшая в руках дурно пахнущую ватку.

- Мы на корабле? - прошептала я.

- На корабле? - поднял вверх брови супруг. - Отчего тебе такое в голову пришло?

- Стенки шатаются.

- Сейчас остановятся, - каменным голосом процедил Олег и велел:

- А ну, отвечай немедленно, что это?

Скосив глаза в сторону, я увидела сумку, набитую стодолларовыми бумажками, и, едва не скончавшись от приступа тошноты, промямлила:

- Деньги, то есть не банкноты, вернее, не настоящие...

- Где взяла?

- На цветном ксероксе отпечатала.