почти уверена, что ее дядя (а возможно, и тетя) узнали Бенджамина - но
оставалась еще слабая возможность, что этого не произошло, и поэтому даже
упряжкой диких лошадей нельзя было бы вытянуть из девушки ее тайну или хоть
единое неосторожное словцо о том, что в грабеже участвовал еще и третий
взломщик. Что до Натана Хантройда, то он вообще постоянно молчал. Но
молчание тети тревожило Бесси даже еще больше, заставляя бояться, что
несчастная мать откуда-то знает, что в преступлении замешан ее сын.
рану на голове Натана, и задал несколько вопросов, на которые Хестер
отвечала коротко и неохотно, а Натан не отвечал вообще, закрыв глаза, словно
ему невыносимо было видеть чужое лицо. Бесси, как могла, сама ответила за
них и, с бешено бьющимся сердцем, спустилась вслед за доктором вниз. В
столовой они обнаружили, что Джон даром времени не терял. Он открыл дверь,
чтобы проветрить комнату, вычистил очаг, затопил его и поставил на место
разбросанные и опрокинутые стулья и стол. Заметив, что взгляд Бесси
остановился на его избитом, опухшем лице, он слегка покраснел, но попытался
отшутиться.
какая разница. Так что скажете, доктор?
кой-какие успокоительные, чтобы унять пульс, и снадобье для головы мистера
Хантройда. Пожалуй, даже хорошо, что он потерял столько крови, а не то не
миновать бы воспаления.
каковых наставлений Бесси вывела, что старики отнюдь не были так близки к
смерти, как боялась она всю эту страшную ночь. Признаться, девушка даже едва
ли не пожалела об этом - ей почти хотелось бы, чтобы и они, и она сама
обрели бы наконец вечный покой - такой жестокой казалась ей жизнь, столь
страшили ее воспоминания о приглушенном голосе притаившегося в чулане
грабителя.
Бесси так не терпелось поскорее выпроводить доктора и остаться наедине со
своими мыслями, что она едва ли не обиделась на Джона за то, что тот
настоял, чтобы доктор присел и выпил чашечку чая. Она не знала, что сделано
это было не из церемонности, а лишь из любви к ней, и что неуклюжий,
немногословный Джон все это время думал о том, какой у нее усталый и
несчастный вид, и что его предупредительность к доктору Престону была лишь
заботливой уловкой, предназначенной, дабы чувство гостеприимности заставило
Бесси позавтракать вместе с гостем.
Аткинсон позаботится о той, больной. Вот удача-то, что она заболела в эту
самую ночь! Когда бы мы не подоспели, эти два бандита расправились бы с
вами, не моргнув и глазом, да они нам - и то синяков наставили. Впрочем, и
мы в долгу не остались - одному из них будет памятка об этой ночи до конца
его дней, верно, доктор?
перед судом на Йоркской сессии - она ведь уже через две недели.
перед судьей Ройдсом. Констебль велел мне сказать тебе об этом и передать
повестку. Не бойся - это дело нехитрое, хотя и не из приятных. Будут
спрашивать, как все было и всякое такое. Джейн, - (сестра Джона), - придет и
посидит тем временем с твоими стариками, а я отвезу тебя на нашей колымаге.
затуманились. Никто и не ведал, как боялась она, что ей придется рассказать,
что в шайку входил Бенджамин - если только блюстители закона сами уже не
напали на его след и не схватили его.
отвечала на вопросы и не болтала лишнего, чтобы не запутать рассказ. А что
до судьи Ройдса и его клерка, то они, по доброте душевной, постарались
сделать расследование как можно менее официальным.
славно все обошлось: суду хватило доказательств, чтобы осудить разбойников,
не вызывая в суд для опознания еще Натана и Хестер. Бесси же до того устала,
что не сразу и поняла, какая же это удача на самом деле - несравненно
большая, нежели полагал ее спутник.
общество приносило Бесси невыразимое облегчение. Девушка порой думала, что
иначе просто сошла бы с ума, постоянно глядя на неподвижное лицо дяди и
вспоминая, как лицо это застыло в мучительной агонии в ту жуткую ночь.
Скорбь ее тети, как то и соответствовало преданной и мягкой натуре,
выражалась тише, но мучительно было видеть, как сердце несчастной женщины
истекает кровью. Силы возвращались к ней быстрее, чем к мужу; однако доктор
обнаружил, что бедняжка слепнет день ото дня и скоро ослепнет совсем.
Ежедневно, нет, даже ежечасно, когда Бесси осмеливалась, не вызывая
подозрений, заговорить на самую волнующую тему, она твердила то же, что
позаботилась сказать с самого начала, а именно: что в деле участвовали
только два взломщика, да и те чужие в этих краях. Старый Натан никогда не
задавал племяннице ни единого вопроса - как не задал бы даже и в том случае,
если бы сама она не заводила речь на эту тему - но всякий раз, когда девушка
возвращалась откуда-нибудь, где могла бы услышать о подозрениях в адрес
Бенджамина или о его поимке, она ловила на себе быстрые, настороженные,
выжидающие взгляды старика и тут же спешила рассеять его тревогу,
пересказывая все дошедшие до нее слухи. Шли дни, и Бесси все более
преисполнялась благодарности Создателю, что опасность, при одной мысли о
которой ей делалось совсем худо, становится все меньше и меньше.
знает куда больше, нежели могло показаться поначалу. Было что-то столь
застенчивое и трогательное в слепой заботе Хестер о муже - суровом,
сломленном горем Натане - и ее безмолвных стараниях утешить его, унять его
глубочайшую муку, что по этой заботе Бесси понимала, что тетя ее
догадывается о многом. Невидящими глазами Хестер заглядывала в окаменевшее
лицо мужа, по щекам ее катились медленные слезы, а время от времени, когда
старушка думала, будто никто, кроме мужа, не видит и не слышит ее, она
бормотала священные тексты, которые слышала в церкви в более счастливые дни
и которые, как полагала она в своей безыскуственной и искренней простоте,
могут еще даровать ему облегчение. Однако с каждым днем миссис Хантройд
становилась все грустнее и грустнее.
пришли повестки, призывающие старых супругов предстать перед судом. Ни
Бесси, ни Джон, ни Джейн не могли понять, в чем тут дело, ибо самим им
повестки пришли гораздо раньше и они были уверены, что их показаний более
чем хватит, чтобы осудить разбойников.
заключенных, услышал от них, что в разбое участвовал и третий сообщник, и
услышал также, кем он был. И поскольку задача адвоката состояла в том, чтобы
по мере возможностей уменьшить вину своих клиентов, доказав, что они были
всего лишь орудием в руках третьего, который, благодаря знаниям о привычках
и распорядке дня потерпевших, и являлся зачинщиком и организатором всего
плана в целом. А для того, чтобы доказать это, необходимо было заручиться
показаниями родителей, которые, как утверждали арестованные, узнали голос
молодого человека, их сына. Ведь никто не знал, что это могла
засвидетельствовать еще и Бесси. А учитывая, что Бенджамин, по всеобщему
мнению, давно уже покинул Англию, показания его сообщников, по сути дела,
нельзя было считать таким уж гнусным предательством.
вечером накануне суда. Бесси и Джон сопровождали их. Натан по-прежнему был
настолько погружен в себя, что Бесси совершенно не могла понять, что
происходило у него на душе. Он безучастно и безвольно отдавался попечениям
дрожащей жены и, казалось, едва вообще замечал их.
детство, ибо любовь к мужу настолько завладела всеми ее помыслами, что ее
занимали лишь попытки хоть как-то растопить его холодность, расшевелить и
развеселить его. Казалось даже, что в своих стараниях вернуть его к прежней
бодрости, она порой забывала о причине, заставившей его столь жестоко
перемениться.
каком они сейчас состоянии! - воскликнула Бесси утром в день суда. Девушку
томили неясные опасения. - Никто не допустит такого бессердечия, вот уж
точно!
на свидетельскую скамью был вызван Натан Хантройд. Увидев пред собой
убеленного сединами и согбенного горем старца, барристер взглядом попросил у
судьи прощения.
избрать способ ведения дела, к коему иначе ни за что не прибегнул бы.
восторжествовать.
Натан, с посеревшим, неподвижным лицом и скорбными, ввалившимися глазами,
положил руки на край барьера и приготовился отвечать на вопросы, суть
которых он начал уже прозревать, но тем не менее, не дрогнув, поклялся, что
"сами камни" (как выразился он с присущей ему угрюмым чувством Высшей
Справедливости) "восстанут против лжесвидетельства".