нетерпеливая, она и сама была смятенной не менее парня, и для нее все было
неизведанным, ее тоже всю охватывал испуг, но, в отличие от своего
невольника, она ведала, чего хочет, давно вырастила в сердце плод
вожделения к этому стройному, как молодое деревце, парню, поэтому не знала
колебаний, поэтому, боясь в глубине души, старалась добиться своего как
можно скорее, нетерпеливость должна была спасти половчанку, но она же и
погубила ее.
растерянности и то умирал, то рождался, будучи не в силах ни испугаться,
ни оказать сопротивление, ни ответить женщине чем-то, чем должен был бы
ответить на его месте не парнишка, а юноша или муж. Но половчанка утратила
терпение, с тем самым загадочно-темным выражением своих огромных глаз и
обезоруживающим изгибом уст, она отпрянула на миг от Маркерия и вдруг
одним движением рук разорвала на себе черную, шитую по воротнику
кроваво-красными самоцветами сорочку, и тело, гибкое, смуглое, молодое,
ударило в глаза парню, тело было вездесущим, обезоруживающим,
умопомрачительным, а Воеводиха, то ли от уверенности в полнейшей победе
над парнем, то ли от целомудренности, а быть может, вспомнив дикие обычаи
своих предков, зажала руками перси, а потом выпустила их прямо в лицо
Маркерию, он схватился за глаза, закрыл их, и только тогда из дальней дали
сверкнула перед ним болезненная улыбка Светляны, послышался ее глубокий
голос, хлопец ужаснулся своей греховности, теперь он не колебался ни одной
секунды, власть Воеводихи над ним закончилась, потому что голая женщина не
может быть ни всевластной, ни святой, она только искусительница. Маркерий
попятился от зловещей женщины, лицо его было искажено болезненной
гримасой, он не скрывал отвращения, половчанка еще не поняла всего,
качнулась к Маркерию, прошептала: <Не уходи! Куда же ты?> А он пятился и
пятился, покуда не уперся спиной в дверь. Воеводиха настигла его там,
схватила за руку, пыталась привлечь к себе, он вырывался, лихорадочно
искал рукой медный тяжелый засов на дверях, тогда женщина попыталась
обнять его, но он уклонился, оттолкнул ее уже с раздражением, никак не мог
управиться с засовом, руки у него дрожали, колотилось все внутри, а
женщина билась об него, затем упала на пол и, схватив Маркерия за ноги,
простонала:
крепко схватила Маркерия за одежду, зашипела на него гадюкой:
тяжелые сундуки на пути, загадочные повороты, хитроумные преграды, но все
равно все это воспринималось теперь вольной волей, потому что самую
большую неволю оставил он здесь, вместе с этой страшной, разъяренной
женщиной. Она не выпускала его одежды, Маркерий рванулся, оставил в руках
у половчанки половину своей сорочки, выскочил в переход и помчался, не
разбирая дороги.
дверью, хищно раздувая ноздри, сверкнула сюда и туда глазищами, решительно
шагнула к огромному сундуку, стоящему в переходе под стеной, сказала в
темноту за сундук:
вылез из темноты Шморгайлик, испуганно склонил голову, не смея взглянуть
на свою обнаженную госпожу, она же, забыв, видимо, про наготу, а возможно,
и нарочно дразня паскудного доносчика, подошла к нему вплотную, потому что
это уже был для нее не мужчина, а всего лишь раб, и медленно произнесла:
Сорвала с него одежду. Но он удрал. Если спит Воевода, разбуди и скажи,
пускай догонит наглеца и покарает как следует. Слыхал, что должен сказать?
разъяренной нагой Воеводихой, пробормотал Шморгайлик, а половчанка еще
постояла, пока он не исчез, потом вбежала в ложницу, упала на постель,
приминая грудью одеяльце из горностаев, и глухо, отчаянно заплакала.
возможно, хлопца сразу бы и поймали. Но ведь велено было сказать Воеводе,
а Воевода спал, когда же он спал, будить его никто не смел. И как ни
боялся Шморгайлик половчанки. Мостовика он боялся еще сильнее, потому-то и
решил ждать, пока Воевода проснется.
сорочке, добежал до ворот воеводского двора, привратный охранник лишь
посмеялся, думая, что это маленькая Светляна так пошутила над ним, - они
ведь знали, что характером своим и неистовостью она похожа на отца; парень
забежал домой, не застал там никого, да и не нужен ему был сейчас никто,
схватил первую попавшуюся одежку, краюху хлеба и бежал из Мостищ куда
глаза глядят.
золотых и серебряных сосудов, покрытых цветистой паволокой. Позвякивают
под дорогим покрывалом сосуды, он спит сладко и крепко и едет мимо торга,
а на торгу лежат два его старших брата и тоже спят крепко и сладко, хотя
откуда бы ему знать о том, если сам он спит? Потом он проснулся. Воз
катится лугом вдоль Реки, среди трав и цветов, и кони помахивают хвостами
от мух и оводов. А под ним на возу не золотые и серебряные сосуды, а
труха, прелая солома и старое тряпье. И это - так неожиданно страшно, что
Воевода проснулся и взаправду долго лежал, облитый потом, даже чувствовал
себя не властелином, а чем-то словно бы похожим на эту труху на возу.
открыл глаза, возник перед ним Шморгайлик, чтобы одеть своего повелителя,
для которого он, кроме всего прочего, был также и слугой или спальником.
Он одевал Воеводу старательно, не торопясь, как было заведено, молчал при
этом, ибо Мостовик не любил, чтобы ему в еще сонную голову сразу тарахтели
о всякой мелочи, а такие люди, как Шморгайлик, по мнению Воеводы, могли
тарахтеть только о делах незначительных, ведь каков человек, такова и речь
его. Вообще Мостовик презирал всех, кто был ниже его, за их приверженность
к мелочам и слепоте к делам великим. Он же изо всех сил делал вид, будто
не замечает мелочей, а пребывает постоянно лишь в хлопотах о великом.
Ясно, человек не может идти к великому, пренебрегая мелким, это все равно
что вознамериться перепрыгнуть сразу море, не умея перепрыгнуть даже через
лужу. Но Воевода относился к лицемерам, на словах преданным делам
значительным, а на самом деле по уши погруженным в свои мелкие выгоды,
прикрываемые громкими словами о делах целой земли.
Воеводы, а еще он знал: лишь отпетый дурак торопится с недобрыми вестями.
Поэтому он молча одел Мостовика, подал ему жбан с питьем, подождал, пока
тот передохнет, напившись, и лишь затем несмело, предусмотрительно держась
поодаль, чтобы, в случае чего, быть пораженным воеводским словом, а не
рукой, сказал тихо:
Шморгайлика прочь, но тому уже некуда было отступать.
ничего или только делал вид, чтобы тем временем прийти к какому-нибудь
решению.
Шморгайлик.
отомстить Воеводихе. Потому что пренебрегала им как мужчиной уже давно, а
сегодня особенно наглядно, кроме того, и как человека презирала, когда
вытаскивала его из-за сундука своим окриком, брезгливо смотрела на него,
говорила вещи обидные, какого-то мальчишку поставила над ним непостижимо
высоко даже в мыслях. Он должен был бы сразу поймать этого малого и
держать вот здесь, за дверью, чтобы теперь поставить перед Воеводой, а
перед Мостовиком все говорят лишь правду, и тот сгоряча тоже сказал бы всю
правду. Сказал бы про Воеводиху, и хотя бы ему и не поверили, но в душу
Мостовика закралось бы подозрение, закралось бы сомнение, а все на свете
начинается с подозрения.