неправильно. Я считаю, что Евгения Онегина нужно оправдать, а Гришке
выразить благодарность. Кто - за?
было превратить весь этот суд в шутку. Но как это сделать? Мне казалось,
что все видят, как я ненаходчив и неостроумен.
с Катей. Она только что получила пальто и пробивалась на свободное место,
поближе к выходу.
так суд!
Садово-Триумфальной.
успели заиндеветь, пока я бегал в школу. Ветер относил полу ее пальто, и
она стояла, немного наклонясь, придерживая пальто рукою. Она была среднего
роста, стройная и, кажется, очень хорошенькая. Я говорю: кажется, потому
что тогда об этом не думал. Конечно, ни одна девочка из нашей школы не
посмела бы так командовать: "Бери пальто, пошли!"
снег. Все-таки это была Катька!
всеми делами нашей школы. Она пожалела, что умер Бройтман, учитель
рисования, которого все любили. Она знала, что все смеются над немкой,
которая на старости лет постриглась и стала красить губы. Она рассказала
мне содержание ближайшего номера нашей стенной газеты. Оказывается, он
будет целиком посвящен суду над Евгением Онегиным. Одна карикатура уже
гуляла по рукам. Валька под лозунгом "Дуэли случаются и в животном мире"
разнимал дерущихся собак. Гришка Фабер был изображен с гребешком в руках,
томно взирающим на свидетельниц Татьяну и Ольгу.
морское училище, да?
морское училище, а в летную школу.
заходить...
отношениях! О тебе бабушка вспоминала. Заходи, а?
куда-нибудь вместе, а? На каток? Катя посмотрела на меня и вдруг задрала
нос, как бывало в детстве.
Фу, как холодно! Даже зубы мерзнут.
простая мысль. Вот она: на самолете Амундсен добрался бы до Южного полюса
в семь раз быстрее. С каким трудом он продвигался день за днем по
бесконечной снежной пустыне. Он шел два месяца вслед за собаками, которые,
в конце концов, съели друг друга. А на самолете он долетел бы до Южного
полюса за сутки. У него не хватило бы друзей и знакомых чтобы назвать все
горные вершины, ледники и плоскогорья, которые он открыл бы в этом полете.
вырезывал из газет заметки о первых полетах на север и вклеивал их в
старую конторскую книгу. На первой странице этой книги было написано:
"вперед" - называется его корабль. "Вперед", - говорит он, и действительно
стремится вперед. Нансен об Амундсене". Это было моим девизом. Я мысленно
пролетел на самолете за Скоттом, за Шеклтоном, за Робертом Пири. По всем
маршрутам. А раз в моем распоряжении находился Самолет, нужно было
заняться его устройством.
прочитал "Теорию самолетостроения". Ох, что это была за мука! Но все, чего
я не понял, я, на всякий случай, выучил наизусть.
и винт. Я оборудовал его новейшими приборами. Я знал его, как свои пять
пальцев. Одного только я еще не знал: как на нем летать. Но именно этому я
и хотел научиться.
считали, что я разбрасываюсь, а мне не хотелось, чтобы о моей авиации
говорили: "Новое увлечение". Это было не увлечение. Мне казалось, что я
давно решил сделаться, летчиком, еще в Энске, в тот день, когда мы с
Петькой лежали в соборном саду, раскинув руки крестом, и старались днем
увидеть луну и звезды, когда серый, похожий на крылатую рыбу самолет легко
обошел облака и пропал на той стороне Песчинки. Конечно, это мне только
казалось. Но все же недаром так запомнился мне этот самолет. Должно быть,
и в самом деле тогда я впервые подумал о том, что теперь занимало все мои
мысли.
мешало. То Катя откладывала, то я. Наконец собрались, пошли, катанье
началось неудачно. Во-первых, пришлось на морозе прождать с полчаса: каток
был завален снегом, закрыт, и снег убирали. Во-вторых, у Кати на первом же
круге сломался каблук, и пришлось прихватить конек ремешком, который я
взял с собой на всякий случай. Это бы еще полбеды. Но ремешок мой все
время расстегивался. Пришлось вернуться в раздевалку и отдать его
сердитому краснощекому слесарю, который с ужасным скрежетом точил коньки
на круглом грязном точиле. Только что починил он пряжку, как самый ремешок
оборвался, а он был свиной, я попробуйте-ка скрюченный свечой ремешок
завязать на морозе! Наконец все было в порядке. Снова пошел снег, и мы
долго катались, взявшись за руки, большими полукругами то вправо, то
влево. Эта фигура называется голландским шагом.
вдруг начинает идти снег! Никогда на катке снежинки не падают ровно на
лед. Они начинают кружиться - потому что люди, кружащиеся на льду,
поднимают ветер, - и долго взлетают то вверх, то вниз, пока не ложатся, на
светлый лед. Это очень красиво, и я почувствовал, что все на свете хорошо.
Я знал, что и Катя чувствует это, несмотря на твердый, как железо, свиной
ремешок, который уже натер ей ногу, и тоже радуется, что идет снег и что
мы катаемся с ней просторным - голландским шагом.
смотрел, как Катя делает двойную восьмерку. Сперва у нее ничего не
выходило, она сердилась и говорила, что во всем виноват каблук, потом
вдруг вышло, и так здорово, что какой-то толстяк, старательно выписывавший
круги, даже крякнул и крикнул ей:
больших круга - согреться.
оркестром, и Катя вдруг приблизила ко мне разгоряченное, раскрасневшееся
лицо с черными живыми глазами. Я подумал, что она хочет сказать мне
что-нибудь на ухо, и спросил громко: