морде схлопотал.
на террасу, где наши ели мороженое, на одноэтажные домики со
ставнями-жалюзи. -- Кажется, это мотель, -- сказала она. -- Здесь до города
минут десять на такси.
забрызганных рыбьей чешуей, поскрипывала лодка со спущенным парусом. На
кольях сушились зеленые сети. Вдоль берега тянулась гряда кустов с синими
трубочками цветов. Я представил, как возвращаюсь на террасу и говорю, чтобы
нас не ждали -- мы доберемся сами. Оксана скинула туфли и с ногами
устроилась на лавочке, приложилась щекой к высокой спинке. Отойдя на
несколько шагов, я с тупым усердием стал забрасывать в море камни...
дороги: "Вот моя фазенда. Видишь?" -- "В каком смысле?" -- "Могла быть моей.
Сюда он меня возил".
и трепыхалась пленка теплицы. Грядки, саженцы деревьев, виноград у бетонных
столбиков.
моря, трехэтажный дом, видишь? Весь третий этаж его... Окна на море. А вот
отель, где он работает..." Мы проехали еще немного, и она просто, без злобы
сказала: "Жмоты они все... Хорошо, что так получилось..."
повезли Оксану в ее пятизвездочный "Медитерранеан".
инцидентом в ресторанчике, но старается не подавать виду. Он походил по
кухне, попросил у меня сигарету, закурил, вновь походил и остановился.
Он жлоб!
чемодан. Ветки не хотели умещаться под крышкой, и я свернул их калачиком и
уложил в пластиковые пакеты. Одна шишечка отвалилась и укатилась под
кровать. Я не стал доставать ее. Через пару дней здесь будет жить кто-то
другой, он найдет шишечку и будет гадать о ее происхождении. А может, и не
будет... Снял со шкафа медведя, посадил его в кресло. Сказал ему, что завтра
улетаем в Питер через Афины и Амстердам, а потом он один отправится в
Брянск, там ждет его хорошая девочка, пусть он не робеет.
сделал, ничего значительного не написал, и чем буду отвечать перед Богом? И
если завтра разобьюсь в самолете, то от меня не останется ничего, кроме пяти
книг, непрочной памяти коллег и родственников... Так, холмик на кладбище. И
годы уже не те, чтобы плюнуть на все, обречь себя на аскетизм и поселиться в
какой-нибудь лесной избушке с пачками бумаг и отцовской машинкой "Groma"...
да взлохмаченные страницы отдельных глав -- меня бросало из века в век, и
случись прочесть их психиатру, диагноз был бы поставлен без осмотра
пациента: записки сумасшедшего. Побродил по номеру, переставил на место стол
и пошел пройтись по городу, попрощаться с Родосом.
лизнет мою ладонь. Дождался -- теплое ласковое касание напоследок. Не
хотелось уходить. Галька с шуршанием проседала под ботинками. Я дождался
второго касания и с грустью подумал о том, что все хорошее быстро кончается
-- через день я буду в слякотном Питере, закрутится карусель ежедневных дел,
звонки, бумаги, чужие книги, чужие рукописи. Придется перезанимать деньги...
Рассказ или повесть об Оксане я едва ли напишу -- кому нужен курортный
рассказ о мужчине и женщине без любви; большинство мужчин сочтут меня
импотентом, а жена расценит это как моральную измену и никогда уже не
отпустит за границу... А то и вообще не поверит, что у меня с Оксаной ничего
не было.
ресторанчику, я поздоровался и попрощался с поварами. "Мери Кристмас!" --
кивали они. Все так же нежно пиликала восточная мелодия у входа, только
теперь она показалась мне грустной. Здесь все и началось. Китаец в клетчатой
рубашке и джинсах переворачивал стулья. Пьеса окончена.
которому я когда-то показывал кулак, сделал вид, что меня не помнит. Я даже
не посмотрел на него, чтобы не вспугнуть тихую грусть расставания. Посидел
на улице, вспоминая дни на Родосе. Выкурил сигарету. Куда убежали пятнадцать
дней?
древней ветряной мельницы, тронул рукой еще теплый камень. Буду ли я здесь
когда-нибудь? На террасе кафе, где Оксана рассказывала про своего бывшего
мужа, сидела парочка. Официант тащил с темного пляжа доску для камина.
что сейчас я встречу Оксану -- она выйдет, грустная, из-за угла, покачивая
сумочкой на плече. Повзрослевшая Барби, которой никак не дается счастье... Я
был уверен, что она где-то здесь, бродит в одиночестве, останавливается
около освещенных витрин и думает о своем...
к казино "Плейбой". Величественное здание с колоннами в глубине парка,
автомобильная стоянка, никакой надписи. Я спросил: "Это казино?" Парень,
расхаживающий нервно у ворот, кивнул.
компьютере и подносе с карамельками. Приблизился к девушкам, пройдя холл под
наблюдением высокого охранника. Девушка у компьютера вежливо защебетала --
ей нужен был мой паспорт или визитка из отеля. Без них нельзя. Парень,
вошедший за мной, уже называл свое имя, и его искали по компьютеру.
Мелькнула его фотография на дисплее. Девица приветливо кивнула ему, и он
торопливо прошел, подцепив с подноса карамельку.
-- острых впечатлений получить не удастся.
своей улице. Даже сердце екнуло. Я остановился, кинул ей карамельку и
сказал, что прощаю ей коварные нападения. Пусть и она простит мой розыгрыш с
медведем. Собака сгрызла гостинец и заурчала. Я пошел и лишь погрозил ей
пальцем, когда она заклацала мне вслед зубами со своего бетонного
балкончика.
прощаясь с ним, и посидела в том кафе, где мы познакомились... Мы ходили с
ней по одним и тем же местам, но не встретились. Ну и хорошо.
чтобы не опоздать в аэропорт. Я сказал, что заеду за ней ровно в восемь --
Анатолия уже заказала такси.
туалетного мыла, не распакованный тюбик зубной пасты и тихонько отнес на
кухню -- Анатолии.
клетке птички -- я постоял, запоминая их и прощаясь.
Глава 11
слезы, приглашала приезжать еще. Таксист подхватил мой чемодан и понес к
машине.
Оксана достала фотоаппарат:
познакомим.
в сумочку.
колесиках, меня обнюхала собака и отошла. Я подумал, что через час полета мы
расстанемся: ей на Вену, мне на Амстердам. И едва ли когда увидимся. Я
подошел к киоску сувениров и купил лазоревый камушек в виде сердечка на
серебряной цепочке. Простенький и изящный, как мне показалось.
лучше бы я умер!" И маме. Не грусти, все будет хорошо.