- И видать, как мы ахнули?
- Безусловно. Вот подожди. Он нам сейчас скажет, как там у нас
получилось.
Ваня молчал. Его мысли разбегались. Он никак не мог их собрать и
понять, как это все же получается, что наводят назад, стреляют вперед, а
капитан Енакиев один все видит и все знает.
- Левее ноль три! - крикнул сержант Матвеев.- Осколочной гранатой.
Прицел сто восемнадцать.
Могучие руки подняли Ваню, перенесли через колесо и поставили в
сторону, а на месте Вани у панорамы уже по-прежнему стоял Ковалев, прильнув
глазом к черному окуляру. Теперь все было сделано еще быстрее, чем в первый
раз. И все же, несмотря на эту чудесную быстроту, Ковалев успел повернуть к
мальчику, лицо и сказать:
- Видишь, маленько отбились. Теперь будет ладно.
- Огонь! - закричал Матвеев и с еще большей силой рубанул рукой.
Пушка ахнула. Но этот выстрел уже не так ошеломил мальчика. Твердо
помня свою боевую задачу, он проворно обежал орудие - ствол которого после
отдачи назад теперь плавно, маслянисто накатывался вперед, на прежнее
место,- и успел подхватить горячую стреляную гильзу в тот самый миг, как она
выскакивала из пушки.
- Молодец, Солнцев! - сказал Матвеев, снова торопливо записывая что-то
в записную книжку, положенную на согнутое колено.- Какой расход патронов?
- Две осколочных гранаты! - лихо крикнул Ваня.
- Молодец! - сказал Матвеев.
Ваня хотел ответить: "Служу Советскому Союзу", но ему показалось
совестно говорить такие слова по такому пустому поводу.
- Ничего,- пробормотал он застенчиво.
- Держись, пастушок! - весело крикнул Ковалев, поправляя очки.- Теперь
успевай только подбирать. Сейчас мы тебе их накидаем гору.
И точно. В следующий миг из окопчика высунулся зеленый шлем
телефониста, и сержант Матвеев закричал зычным, высоким, и торжественным
голосом:
- Четыре патрона беглых! По немецкой земле - огонь!
Четыре выстрела ударили почти подряд, так что Ваня едва успел поймать
четыре выскочившие гильзы. Но он их все-таки не только поймал и поставил в
ряд, а еще и подровнял. С этого времени пушка стреляла, уже не
останавливаясь ни на минуту, с непостижимой, почти чудесной быстротой.
Бегая без устали за гильзами, Ваня прислушался и понял, что теперь уже
стреляет не только одно первое орудие. Отовсюду слышались громкие крики
команды, звонко стучали затворы, ударяли пушки. Теперь уже стреляла вся
батарея капитана Енакиева.
Беспрерывно, один за другим, а то и по два и по три сразу, с утихающим
шумом уносились снаряды за гребень высотки, в Германию, туда, где небо
казалось уже не русским, а каким-то отвратительным, тускло-металлическим,
искусственным, немецким небом.
Орудийные номера по очереди подбегали к Ковалеву, и он каждому давал
раз или два дернуть за шнур и выстрелить по Германии.
Стреляя, они кричали:
- По немецкой земле - огонь!
- Держись, Германия! Огонь!
- За родину! Огонь!
- Смерть Гитлеру! Огонь!
- Что, взяли нас, гады? Огонь! Подбежав к Ковалеву, Ваня потянул его
сзади за ватник:
- Дядя Ковалев, дайте я тоже раз дам по Германии.
Он так боялся, что Ковалев ему откажет! Он даже побледнел и часто,
коротко дышал через ноздри, ставшие круглыми, как у лисицы. Но Ковалев его
не замечал. Тогда мальчик вдруг залился густой пунцовой краской, сердито
топнул ногой и требовательным, дрожащим голосом крикнул, стараясь
перекричать выстрелы:
- Товарищ сержант, разрешите обратиться! Дайте мне стрельнуть по
Германии. Я тоже заслужил. Видите, у меня ни одной стреляной гильзы не
валяется.
Только теперь Ковалев заметил его:
- Давай, пастушок, давай! Пали. Только руку быстро убирай, чтоб
затвором не стукнуло.
- Я знаю,- быстро сказал Ваня и почти вырвал из рук Ковалева спусковой
шнур.
Он сжал его с такой силой, что косточки на его кулачке побелели.
Казалось, никакая сила в мире не могла бы теперь вырвать у него эту кожаную
колбаску с колечком на конце. Сердце мальчика неистово колотилось. Одно лишь
чувство в этот миг владело его душой: страх, как бы не дать осечку.
- Огонь! - крикнул Матвеев.
- Тяни,- шепнул Ковалев. Он мог этого не говорить.
- На, получай! - крикнул мальчик и с яростью, изо всех сил рванул
колбаску.
Он почувствовал, что пушка в один и тот же миг встрепенулась возле
него, как живая подскочила и ударила. Из дула метнулся платок огня. В голове
зазвенело. И по дальнему лесу пронесся шум Ваниного снаряда, улетавшего в
Германию.
21
Капитан Енакиев поежился от холода, сдержанно зевнул.
- Однако, как нынче поздно светает!
- Что вы хотите - осень,- сказал Ахунбаев.
- "Поздняя осень, грачи улетели, лес обнажился, поля опустели",- сказал
Енакиев, еще раз зевая.
- Красиво написано,- сказал Ахунбаев.- Очень художественное изображение
осени.
Капитан Ахунбаев произнес эти слова между двумя быстрыми затяжками. Он
торопливо докуривал мятую немецкую сигарету и, морщась, разгонял рукой дым,
чтобы он не слишком заметно поднимался над окопом. Впрочем, это была
излишняя предосторожность. Светать только еще начинало, вокруг было серо,
туманно.
Старый немецкий окоп, в котором устроил свой временный командный пункт
капитан Ахунбаев, находился на краю картофельного поля. На почерневшей
ботве, стоявшей на уровне глаз, холодно белели мельчайшие капли воды. Справа
тянулось невидимое шоссе, обсаженное старыми вязами. Их толстые стволы и
голые ветки туманно рисовались на белом предутреннем небе, как на матовом
стекле. Несколько разбитых острых, готических крыш так же туманно виднелись
слева.
Впереди же была черная мокрая земля картофельного поля, полого
спускавшегося в низинку, наполненную синеватым туманом.
А еще дальше, за низиной, начиналась опять возвышенность, но сейчас ее
совсем не было видно. На ней были немецкие позиции, которые с наступлением
дня должен был атаковать и занять батальон капитана Ахунбаева при поддержке
батареи капитана Енакиева.
План атаки, разработанный Ахунбаевым со свойственной ему быстротой и
горячностью, в самых общих чертах заключался в следующем.
Две роты должны были до света скрытно обойти немцев справа, перехватить
немецкие коммуникации и ждать, по возможности не открывая огня и во всяком
случае не обнаруживая своей численности. Затем одна рота должна была при
поддержке всей артиллерии открыто атаковать немецкие позиции в лоб. Одна
рота должна была остаться в резерве. Капитан Ахунбаев рассчитывал, что,
атакуя одной ротой позиции противника, у которого, по сведениям разведки,
было около батальона, он заставит немцев выйти из окопов и перейти в
контратаку. Именно в момент этой контратаки и должны были ударить с фланга,
а даже, может быть, и с тыла, те две роты, которые были посланы в обход.
Таким образом, немцы оказались бы зажатыми в тиски и принужденными под
сильным фланговым огнем перестраивать свои боевые порядки, что всегда ведет
к огромным потерям и, в конечном счете, к сдаче позиции. Или они должны были
продолжать бой в прежнем направлении, заслонившись с тыла резервом. Но тогда
капитан Ахунбаев перебрасывает роту своего резерва на усиление двух рот,
действующих в тылу у неприятеля, добивается в этом месте численного
превосходства и занимает немецкие позиции с тыла, посадив немцев в мешок.
План этот был хорош и, принимая в расчет плохое моральное состояние
противника, а также отличное качество стрелков Ахунбаева, вполне осуществим.
Но для капитана Енакиева, привыкшего тщательно взвешивать и обдумывать
каждую мелочь, была в этом плане одна неясная вещь. Было в точности не
известно, какими резервами располагают немцы. По данным разведки, их резервы
были невелики. Но кто мог поручиться, что в течение ночи они не перебросили
сюда крупных подкреплений? Может быть, сейчас, в эту самую минуту, немецкая
пехота выгружается из транспортеров где-нибудь за возвышенностью, которую
собирается атаковать капитан Ахунбаев. Тогда одной роты резерва окажется
слишком мало, и дело может обернуться для капитана Ахунбаева очень худо.
Но так как все эти сомнения капитана Енакиева были основаны не на
точных фактах, а только на предположениях, то, выслушав план и получив
боевое задание, он коротко и сухо произнес:
- Слушаюсь!
А впрочем, ничего и нельзя было сделать. Роты Ахунбаева уже занимали
исходные рубежи, машина атаки хотя еще и незаметно, но уже пришла в
движение, а капитан Енакиев твердо знал, что принятое решение никогда не
следует отменять. Он только понял, что дело будет горячее и что если у
немцев обнаружатся свежие резервы, то остается одна надежда на меткость и
быстроту огня его пушек.
Он посмотрел в свою записную книжку, подсчитал .общее количество
имеющихся патронов, поморщился и приказал по телефону как можно скорее
Каргалов Вадим
Посняков Андрей
Доценко Виктор
Махров Алексей
Майер Стефани
Перумов Ник