Судорожно ухватившись за край стола, она пыталась удержаться на ногах. Она
стояла покачиваясь, выбившиеся из-под чепчика прядки волос обрамляли, свисая
между бантиками и завязочками, ее полное ужаса лицо.
Если нет, тогда я должен попробовать сделать все сам, по крайней мере что
смогу...
прекратились. Она повернулась и пошла к кладовке.
Бросьте их в повозку. В кладовке есть полбутылки джина, я ее не трогала с
тех пор, как Билл помер, уже пять лет почитай. Я возьму немного и
присоединюсь к вам, мистер Джеффри.
руками. На бутылке не было ни пылинки - даже в кладовке нет спасения от
безжалостной тряпки миссис Ремидж - но наклейка пожелтела. - Сами
поторопитесь!
и сейчас ее желудок не отказался бы от глоточка джина, несмотря даже на его
отвратительный запах можжевельника и мерзкий маслянистый вкус.
неслись над ними, их угольночерные линии резко вырисовывались даже на темном
ночном небе. Теперь уже миссис Ремидж правила повозкой, едва подымая хлыст
над спиной несчастной Мери, которая сказала бы им, умей лошади
разговаривать, что все не так, чушь собачья и она считает, что в такое время
ночи любая порядочная лошадь должна спать в своем теплом стойле у яслей,
полных овса. Лопаты и кирка холодно позвякивали, задевая друг друга, и
миссис Ремидж подумала, что любой, кто увидит их в эту минуту, будет
повержен в ужас, - они напоминали двух восставших из могилы... Или скорее
один воскресший сидит в коляске, которой правит привидение. Тем более, что
она была в белом, миссис Ремидж не стала терять времени, чтобы одеться.
Рубашка развевалась вокруг ее крепких жилистых (отнюдь не призрачных) ног и
ленты ночного чепца дико бились на ветру где-то позади.
она повернула Мери на дорожку, бегущую вдоль ограды.
кажется столь ужасным в темноте и затем поняла, что не церковь была страшна,
а намерения, с которыми они приехали сюда.
им помочь. Но через минуту она поняла, что от этой идеи следует отказаться,
не потому, что он бы струсил и не пошел, речь шла попросту о его здоровье.
Эвелин-Хаит было достаточно, чтобы она все поняла сама.
что случилось с этой бедняжкой. Это было полгода назад, весной. Мизери была
еще в самой прекрасной поре своей беременности, она только-только начала
полнеть, но живота еще не было и всех неудобств, с этим связанных, тоже. Она
охотно отправила обоих мужчин на недельку поохотиться, поиграть в карты, и
одному Богу известно, какими еще глупостями заниматься, в Оук Холл,
Донкастер. Милорд немного колебался, но Мизери заверила его, что все будет в
порядке и почти вытолкала их за дверь. В том, что с Мизери все будет в
порядке, миссис Ремидж и не сомневалась. Но она хорошо знала, что если
милорд и мистер Джеффри едут в Оук Холл, то хотя бы одного из них (а вполне
возможно и обоих) привезут домой в телеге, откуда будут торчать только их
ноги.
Джеффри и Яна, Миссис Ремидж абсолютно и непоколебимо была уверена, что
Верти Фоссингтон - чокнутый. Несколько лет назад он съел своего любимого
пони, когда тот сломал две ноги и его нужно было пристрелить. Он говорил,
что сделал это из любви к несчастному животному. "Поучитесь у Фаззи-Ваззи в
Кейптауне, - говорил он. - Расчудесные ребята. Вставляют себе в губу палки и
всякую дрянь. А кое-кто из них сможет и все двадцать томов навигационных
карт унести на своей нижней губе. Научили меня, что каждый должен есть того,
кого он любит больше всех. По-моему, очень поэтично!"
искреннюю привязанность к Верти (интересно, значит ли это, что они съедят
его после его смерти? - поинтересовалась миссис Ремидж однажды после визита
Верти, когда он попытался сыграть в крокет одной из домашних кошек, чуть не
размозжив несчастной голову). А тогда они почти десять дней пробыли в Оук
Холл.
СторпингонФиркилл была найдена мертвой на лужайке позади дома. В ее руке был
букетик свежесорванных цветов.
Шайнбон для консультации. Биллфорд определил причину смерти как сердечный
приступ, хотя девушка и выглядела совершенно здоровой и была очень молода -
ей было всего шестнадцать лет. Но Биллфорд был весьма озадачен.
конце концов согласился с диагнозом Биллфорда, как и большинство жителей
деревни, просто у девушки было слабое сердце, да и все тут. Хотя случаи
такие довольно редки, но все с легкостью принимают подобные объяснения.
Наверное именно это совпадение и спасло Биллфорду если не голову, то уж
практику и репутацию во всяком случае, от последующей ужасной развязки.
Может быть все согласились, что смерть девушки была необычна, но никому и
близко в голову не пришло, что она вовсе и не умирала.
Соме - миссис Ремидж немного знала ее - увидела что-то белое на земле, когда
пришла на кладбище, чтобы положить цветы на могилу своего мужа, который умер
прошлой зимой. Этот белый предмет был слишком велик для цветочного лепестка,
и она решила, что это какая-нибудь мертвая птичка. Когда она приблизилась,
то поняла, что предмет не просто лежит, а торчит из-под земли. Она сделала
еще пару неуверенных шагов и увидела руку, тянущуюся из-под земли, застывшую
в жесте неистовой мольбы. Окровавленные кости торчали вместо кончиков
пальцев.
Стерлинга - примерно милю с четвертью - и доложила обо всем цирюльнику,
который был по совместительству и местным констеблем. Потом она упала в
обморок. В тот же день она, едва добравшись до своей постели, слегла почти
на целый месяц. Во всяком случае ее некому было упрекнуть.
времени, когда Джеффри Эллибертон осадил Мери у кладбищенских ворот, миссис
Ремидж обнаружила, что не хочет вспоминать всю эту историю с эксгумацией,
она была отвратительна.
диагноз каталепсии. Несчастная женщина, очевидно, впала в состояние
какого-то очень похожего на смерть сна; вроде того, как индийские факиры
добровольно засыпают, позволяя похоронить себя заживо или втыкать в свое
тело иглы. Она оставалась в этом состоянии, возможно, сорок восемь часов, а
может быть, и все шестьдесят. Во всяком случае достаточно долго, чтобы
проснувшись, обнаружить себя не на лужайке позади дома, где она собирала
цветы, а похороненной заживо в своем собственном гробу.
теперь, входя следом за Джеффри через ворота в тончайшую туманную дымку,
превращающую наклоненные могильные обелиски в острова, в другое время это
смотрелось бы благородно, но сейчас наводило еще больший ужас.
застыла над землей подобно руке утопленницы - было бриллиантовое обручальное
кольцо. Им она распорола атласную обивку гроба и Бог знает, сколько часов
потратила на то, чтобы расковырять им деревянную крышку.
разрывать землю, а правой отгребать. Но этого было недостаточно. С багрового
лица, вылезая из орбит, смотрели ее невидящие, налитые кровью глаза,
смотрели с ужасом, абсолютным, всепоглощающим страхом и не могли увидеть уже
ничего, кроме могильной тьмы.
мать, двери между жизнью и царством смерти приоткрываются и мертвые могут
ступить на путь живых, - миссис Ремидж едва могла сдерживаться, чтобы не
закричать и не убежать в панике, которая не только не уменьшалась, а
напротив, возрастала с каждой минутой и каждым шагом; она знала, что если
поддаться и побежать, то она будет бежать, пока не упадет без чувств.
Глупая, трусливая, эгоистичная женщина! Сейчас ты должна думать о хорошем, а
не о том, чего там тебе страшно или чего ты боишься. О Господи... если есть
хоть какой-нибудь шанс, что госпожа...
слишком поздно..."
зачарованные, глядя на него. ЛЕДИ КЭЛТОРП, гласил тот, под датами жизни была
всего одна надпись: ЛЮБИМА МНОГИМИ.
земле, которая уже начала показывать первые свежие ростки между сдвинутых
кусков дерна.
одно выражение - такое же лицо было у него, когда она открыла ему дверь -
выражение -