она увидела себя в центре полотна в такой естественной, привычной для нее
позе: ноги слегка расставлены, руки упираются в бедра... Она не промолвила
ни слова, молча позволила Стефену подать ей жакет и лишь на пороге
обернулась и кивнула ему:
продолжал работать почти без отдыха, не всегда в одинаково приподнятом
настроении, но всегда упорно и целеустремленно, временами испытывая упадок
духа, временами - мгновения опьяняющего восторга. И вместе с тем, изо дня
в день встречаясь с Эмми, он не мог не замечать, как растет его чувство к
ней. С каждым днем ему недоставало ее все больше и больше, и, когда по
окончании сеанса она уходила домой, он тосковал по ней. Здесь, в Париже,
без Пейра, без Глина он был очень одинок. Но только ли чувство одиночества
заставляло его постоянно искать общества Эмми? Досадуя на свою слабость,
Стефен напоминал себе, какую антипатию пробудила она в нем при первой
встрече и как не раз потом ее нечуткость и грубость возмущали его. Когда
Эмми бывала в дурном настроении, он пытался развлечь ее беседой, но она
отвечала ему односложно, а если он предлагал ей отдохнуть, она тут же, не
обращая на него ни малейшего внимания, закуривала сигарету и, растянувшись
на животе на его кровати, принималась перелистывать мятые страницы
какого-нибудь спортивного журнала. Стефен понимал, что сам он ничуть не
интересен ей и только тщеславие приводит ее ежедневно в его каморку.
Десятки раз на дню она подходила к мольберту, чтобы проверить, как идет
работа, и ни разу не обмолвилась добрым словом о его искусстве, но зато
нахваливала себя:
описанную в "Одиссее", ее воображение разыгралось. Мысль о том, что она
как бы обладает силой, способной превращать человеческие существа в диких
зверей, заставила ее улыбнуться.
отрезвить. Почему так упорно, так неудержимо влекло его к ней? Он старался
проанализировать свое чувство. Что он, в сущности, знает о ней? Да почти
ничего. Разве только то, что она банальна, груба, чрезвычайно упряма и
примитивна, совершенно лишена воображения и абсолютно бессердечна. Сущее
ничтожество. Она не имела ни малейшего представления об искусстве,
нисколько не интересовалась его работой, и ей становилось нестерпимо
скучно, как только он начинал говорить с ней о живописи. Но она была
божественно сложена - разве он не воспроизводил на холсте каждый тончайший
изгиб ее сильных стройных ног, ее плоского живота и крепких маленьких
грудей? - и вместе с тем миниатюрна. И хотя пышные тела рубенсовских
женщин могли восхищать его на полотне, в жизни его влекло к более
изысканным пропорциям. А в ней была та отточенность форм, то изящество,
которые всегда приводили ему на память гойевскую "Маху". Тем не менее ее
никак нельзя было назвать красивой. Она походила на хорошенького
мальчишку, но губы у нее были слишком тонкие, ноздри слишком сильно
вырезанные, а выражение лица, когда она не следила за собой, почти
угрюмое. Он ясно видел все ее недостатки, но, как ни странно, это
нисколько не уменьшало его влечения к ней. Чувство росло, невзирая на все
старания Стефена подавить его.
она уходила, им овладевало беспокойство, и он чувствовал себя несчастным.
Так остро и болезненно отзывалась на нем малейшая перемена в ее
настроении, что его охватывало презрение к самому себе. В те редкие
минуты, когда она была мила с ним, душа его ликовала. Порой, когда Эмми
была расположена поболтать, она принималась расспрашивать Стефена о той
единственной стороне его жизни, которая, по-видимому, только и могла
интересовать ее.
(франц.)] в этом самом... в Сус...сексе? Много акров отличной земли?
преувеличивает.
недоверие.
находила доступ к ее сердцу. Такого рода дружелюбие, хотя ничего и не
обещало ему, было все же куда приятнее убийственного равнодушия, с каким
она обычно встречала все его попытки понравиться ей. И пока она, лениво
потягиваясь, как кошка, позировала ему, он принялся рассказывать ей, ни на
секунду не отрываясь от работы, различные истории из жизни Стилуотера,
которые, как ему казалось, могли позабавить ее и развлечь. Когда запас
воспоминаний иссяк, он умолк. С минуту она раздумывала, а затем неожиданно
заявила:
поправилась она. - Я и сама артистка. Я понимаю, что человек иной раз
может всем пожертвовать ради искусства... Но только это делают те, кому и
жертвовать-то, правду сказать, нечем. А ты - другое дело. Отказаться от
bonne propriete [хороших угодий (франц.)], которые ты мог бы
унаследовать... - Она умолкла и пожала плечами. - Это просто глупо.
тобой. - Его снова с такой силой вдруг потянуло к ней, что он замолчал, не
смея поднять на нее глаза. - Разве ты не видишь, Эмми?.. Ты мне стала
бесконечно дорога.
вечер унизительное воспоминание о том, как она дала ему отпор, терзало
его. Он знал, что мог бы завоевать ее благосклонность, если бы пригласил
ее пойти куда-нибудь вечером, - она обожала различные второсортные
развлечения. Но у него не было ни гроша. Он жил примерно на полфранка в
день, обходясь до шести часов вечера одной булочкой или яблоком, после
чего в полном одиночестве съедал какое-нибудь блюдо в самом дешевом кафе.
обычного и притом в необыкновенно приподнятом настроении. На ней был
короткий красный, обшитый галуном жакет фасона "зуав" и новое желтое жабо.
Стефен заметил, что она вымыла голову и причесалась.
тебя ждать.
далеко... на бульвар Жюля Ферри. Но зато я получила такой контракт, какой
мне нужен.
сердце у него упало. - Когда же ты уезжаешь?
Больше, чем ты думаешь.
ровные, острые и довольно редко посаженные. Оживленно, даже несколько
аффектированно, она принялась рассказывать о том, как ей удалось взять
верх над Пэросом и заставить его подписать контракт на тех условиях,
которые ее устраивали.
по-моему, он просто gobeur - слюнтяй.
старался, чтобы она подольше говорила о себе. Потом, когда стало
смеркаться, он положил кисть и сказал:
хочется...
Свет уличных фонарей сиял и дробился в теплом неподвижном воздухе,
притихший город был прекрасен и исполнен таинственности. По тротуару, рука
в руке, медленно прогуливались пары. Вечер, казалось, был создан для
влюбленных. Боковой улочкой, спускавшейся к реке, они прошли мимо кафе,
где в саду, освещенном китайскими фонариками, свисавшими с ветвей платана,
танцевали под звуки аккордеона. Со стороны это выглядело весело и нарядно,
и Стефен заметил, что Эмми вопросительно на него посматривает.
неполноценности, он покачал головой и пробормотал смущенно:
пролетами моста Сена бесшумно катила свои маслянистые зеленоватые воды.
Словно раздосадованная его молчаливостью, Эмми, идя на полшага впереди,
начала тихонько насвистывать мелодию, которую исполнял аккордеонист в
кафе.
Скосив глаза, она поглядела, на него через плечо.
бесчувственная, как камень, и равнодушно позволяла ему обнимать себя,
затем резким нетерпеливым движением отпихнула его.