она сделала из нее чуть ли не святую". Эти похвалы, вполне
подтверждавшиеся строгим видом Мелансии, привели меня в отчаяние и
заставили пролить немало слез. Я уже представляла себе поучения,
сыплющиеся на меня с утра до вечера, и выговоры, которые мне пришлось бы
ежедневно выслушивать. Словом, мне казалось, что я стала самой несчастной
женщиной в мире. В предвидении таких горестей я уже не считалась ни с чем
и, оставшись наедине с дуэньей, сказала ей самым резким тоном: "Вы,
по-видимому, собираетесь доставить мне немало мучений, но предупреждаю
вас, что я не отличаюсь долготерпением, и отплачу вам в свою очередь
всяческими обидами. Заявляю вам без обиняков, что сердце мое пылает
страстью, которую не искоренят никакие поучения: принимайте любые меры.
Можете удвоить свою бдительность, но предупреждаю вас, что использую все
средства, чтоб вас обмануть". Я ожидала, что после этих слов хитрая дуэнья
прочтет мне изрядную отповедь, но она вдруг перестала морщить лоб и
сказала со смехом: "Я в восторге от вашего характера и на откровенность
отвечу вам откровенностью. Плохо вы меня знаете, прекрасная Мерхелина,
если судите обо мне по похвалам своего супруга или по моему угрюмому виду.
Я вовсе не враг удовольствий, и если состою на службе у ревнивых мужей, то
только для того, чтоб потакать их прелестным женам. Уже много лет, как я
владею великим искусством притворяться и могу почитать себя счастливой,
ибо одновременно пользуюсь всеми приятностями порока и хорошей репутацией,
которую создает добродетель. Между нами говоря, мир и не знает другой
добродетели. Чтоб стать нравственным по-настоящему, надо затратить слишком
много усилий, а потому в наши дни довольствуются видимостью. Положитесь на
меня, - продолжала дуэнья, - и мы окрутим старичка-доктора Олоросо. Его
постигнет та же судьба, что и сеньора Апунтадора. Думаю, что докторский
лоб достоин не большего почтения, чем аптекарский. Бедный Апунтадор! Чего
только мы с аптекаршей над ним не выделывали! Что за милая женщина! И
какой славный характер, царствие ей небесное! Могу побожиться, что она
весело прожила молодость. И сама не помню, сколько я привела к ней в дом
любовников, а муж ни разу ничего не заметил. А потому, сеньора, будьте ко
мне благосклоннее и поверьте, что как бы усердно ни служил вам
старик-стремянный, вы ничего не потеряете от этой замены. Я, быть может,
окажусь для вас полезнее, чем он". Можете себе представить, Диего, сколь я
была благодарна своей дуэнье за такую ее откровенность. Ведь я почитала ее
за образец добродетели. Вот как можно ошибаться в женщинах! Ее искренность
сразу покорила меня, и я обняла ее с восторгом, показав этим, насколько
была рада такой компаньонке. Поведав ей все секреты своего сердца, я
попросила ее устроить мне поскорее тайное свидание с вами. Мелансия так и
поступила. Сегодня с утра отправила она на розыски ту старуху, с которой
вы говорили; это великая мастерица на такие дела, и моя дуэнья
пользовалась ее услугами, когда служила у аптекарши. Но самое забавное во
всем этом приключении, - добавила она со смехом, - это то, что Мелансия,
которой я рассказала про обыкновение моего мужа спать всю ночь без
просыпа, легла рядом с ним и заступает теперь мое место.
Ваш муж легко может заметить обман.
беспокойтесь об этом, и пусть напрасный страх не отравляет вам
удовольствия, которое вы должны испытывать в обществе молодой дамы,
желающей вам добра.
доктора пустила в ход все средства, которые, по ее мнению, должны были
меня ободрить, и приложила к этому столько стараний, что, наконец,
добилась своего. Я уже стал помышлять только о том, чтобы использовать
благоприятный случай; но в то самое время, когда бог Купидон,
сопровождаемый собором Смехов и Игр, готовился увенчать мое счастье, у
ворот дома раздался сильный стук. Тотчас же Амур улетел со всей своей
свитой, подобно стае робких птиц, внезапно испуганных громким шумом.
Мерхелина поспешно упрятала меня под стол, находившийся в зале, и потушила
ночник, а сама - как это было условлено с дуэньей на случай тревоги -
отправилась к дверям горницы, где спал ее муж. Между тем стук в воротах
усилился, так что гул разносился по всему дому. Тут сеньор Олоросо
проснулся и позвал Мелансию. Дуэнья соскочила с постели, несмотря на то,
что доктор, принимавший ее за жену, кричал ей, чтоб она не вставала, и
помчалась к своей госпоже, которая, ощутив ее подле себя, в свою очередь
позвала Мелансию и приказала ей посмотреть, кто стучит у ворот.
постель, а я сейчас узнаю, в чем дело.
подозревавшего, что его обманывают. Правда, вся эта сцена была разыграна в
темноте и притом двумя актрисами, из которых одна была бесподобна, а
другая обладала достаточными задатками, чтобы стать таковой.
в руке.
Нашего соседа, книгопродавца Фернандеса де Буэндиа, хватил удар. За вами
прислали; поспешите ему на помощь.
супруга, облачившись в капот, направилась вместе с дуэньей в тот покой,
где я находился. Они вытащили меня из-за стола скорее мертвого, чем
живого.
вознамерилась продолжать со мной прерванную беседу, но дуэнья этому
воспротивилась.
застанет книгопродавца в живых и вернется обратно. К тому же, - добавила
она, заметив, как я оцепенел от страха, - что вы станете делать с этим
беднягой? Он не в состоянии поддерживать разговор. Лучше отправить его
домой и отложить нежности на завтра.
неохотой согласилась на отсрочку и, казалось, весьма досадовала на то, что
ей не удалось украсить чело мужа головным убором, который она ему
предназначала.
нежели печалился о том, что упустил драгоценные дары любви, и, вернувшись
к своему хозяину, провел остаток ночи в размышлениях о пережитом мной
приключении. Некоторое время я колебался, идти ли мне в следующую ночь на
свидание или нет, ибо был о второй затее не лучшего мнения, чем о первой;
но бес, который неотвязно искушает нас или, вернее, овладевает нами, в
таких случаях, шепнул мне, что я буду большим глупцом, если остановлюсь на
полпути. Он даже представил мне Мерхелину в ореоле новых чар и пышно
расцветил ожидавшие меня наслаждения. Я решил продолжать начатое и дал
себе обещание выказать больше твердости; с этим прекрасным намерением
направился я на следующий день в двенадцатом часу к докторскому дому. Ночь
была очень темная и небо беззвездно. Я промяукал два-три раза, чтобы
предупредить о своем приходе, но так как мне не отпирали, то я не только
не унялся, а продолжал свои упражнения на всевозможные лады, которым
обучил меня один ольмедский пастух. Видимо, я исполнял это с большим
искусством, ибо какой-то сосед, возвращавшийся домой, принял меня за
животное, которому я подражал, и, подняв камень, попавшийся ему под ноги,
швырнул им в меня из всей силы со словами: "Ах, проклятый котище!" Удар
пришелся мне в голову, и в первую минуту я был так оглушен, что чуть было
не опрокинулся навзничь. Затем я ощутил сильное ранение. Этого было
достаточно, чтоб отбить у меня охоту к волокитству; теряя любовь вместе с
кровью, побрел я домой, где разбудил и поднял на ноги всех домочадцев.
Хозяин осмотрел и перевязал рану, которую признал опасной. Однако никаких
дурных последствий она за собой не повлекла и недели через три зажила
совсем. В течение всего этого времени я ничего не слыхал о Мерхелине. Надо
думать, что почтенная Мелансия, желая отвлечь от меня докторшу, нашла ей
какого-нибудь интересного кавалера. Но это меня ничуть не беспокоило, ибо
как только я окончательно выздоровел, то покинул Мадрид, чтоб продолжать
путешествие по Испании.
ним после этого приключениях, но они кажутся мне столь мало достойными
пересказа, что я обойду их молчанием. Мне пришлось, однако, прослушать все
его повествование, оказавшееся очень длинным, так что мы за этим делом
успели дойти до Понте де Дуэро. Там мы провели остаток дня и,
остановившись на постоялом дворе, приказали изготовить капустный суп и
зажарить зайца на вертеле, не преминув тщательно убедиться в его свежести.
На следующий день мы чуть свет отправились в путь, наполнив предварительно
бурдюк довольно пристойным вином и положив в котомку несколько кусков
хлеба, а также половину зайца, оставшегося от ужина.
от проезжей дороги несколько больших деревьев, бросавших на поляну
приятную тень, устроили привал в этом месте. Там мы увидали мужчину лет
двадцати семи или двадцати восьми, макавшего корки хлеба в источник. Подле
него валялась на траве длинная рапира и снятая со спины торба. Одет он был
плохо, но недурен с лица и собою статен. Мы учтиво приветствовали его, а
он ответил нам тем же. Затем, указав на свои корки, он со смехом спросил,
не соизволим ли мы откушать вместе с ним. Мы ответили согласием, однако с
тем условием, что он позволит нам присоединить наши запасы к его завтраку,
для того чтобы сделать трапезу несколько сытнее. Он не воспротивился
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Доставалов Александр
Свержин Владимир
Никитин Юрий
Орловский Гай Юлий