вопрос. Не могу же я быть судьей между вами и Особым отделом.
неисполнение моего устного распоряжения.
меня на семь суток. Зачем искать другие поводы, когда уже есть повод?
арестованным товарищем Шариным, чем Особым отделом.
Горького, которого я арестовал на семь суток... Шарин.
милиционер, я получу кое-что в складе и отправлю мальчика в колонию.
шевелюре, и вылетел из кабинета. Тогда я взял телефонную трубку и вызвал
предгубисполкома. Он терпеливо выслушал мой рассказ:
Впрочем, лучше подождите милиционера и скажите, чтобы он вызвал меня.
позвонить.
поедет. А баб вышли какие-то в шапочках, так говорят: ваш заведующий
арестован.
выпустил меня на свободу.
ползли по Харьковскому шоссе, думали о своих делах, он, вероятно, - о
фураже и выпасе, а я - о превратностях судьбы, специально приготовленных
для завколов. Несколько раз останавливались, поправляли расползавшиеся
мешки, вновь взбирались на них и ехали дальше.
вдруг Малыш хватил в сторону, вздернул голову, попробовал вздыбиться: с
дороги к колонии на нас налетел, загудел, затрещал, захрипел и пронесся к
городу автомобиль. Промелькнула зеленая плюшевая шляпа, и Шарин растерянно
глянул на меня. Рядом с ним сидел и придерживал воротник пальто усатый
Черненко, председатель РКИ#35.
что-то напутал Малыш в сложной и неверной системе нашей упряжи. Но и я не
имел времени удивляться: на нас карьером неслась пара колонистских
лошадей, запряженная в громыхающую гарбу, набитую до отказа ребятами. На
передке стоял и правил лошадьми Карабанов, втянув голову в плечи и свирепо
сверкая черными цыганскими глазами вдогонку удиравшему автомобилю. Гарба с
разбегу пронеслась мимо нас, ребята что-то кричали, соскакивали с воза на
землю, останавливали Карабанова, смеялись. Карабанов, наконец, очнулся и
понял, в чем дело. На дорожном перекрестке образовалась целая ярмарка.
прозаически кончилось. Он даже не слез с гарбы, а со злобой поворачивал
лошадей и ругался:
понесся в колонию, стоя на передке и угрюмо покачиваясь на ухабах.
случилось. Представление о событии у них было очень смутное, несмотря на
то, что все они были его свидетелями. Куда они летели на парной гарбе и
что собирались совершить в городе, для них тоже было покрыто мраком
неизвестности, и мои вопросы на этот счет они встречали даже удивленно.
Они проехали на машине, мало кто и заметил, работали все. Пошли к вам, там
что-то делали, ну, кое-кто из наших проведал, говорит - в ящиках роются.
Что такое? Хлопцы сбежались к вашему крыльцу, а тут и они вышли. Слышим,
говорят Ивану Ивановичу: "Принимайте заведование". Ну, тут такое
заварилось, ничего не разберешь: кто кричит, кто уже за грудки берется,
Бурун на всю колонию орет: "Куда Антона девали?" Настоящий бунт. Если бы
не я и Иван Иванович, так до кулаков бы дошло, а у меня даже пуговицы
поотрывали. Черный, тот здорово испугался да к машине, а машина тут же.
Они очень быстро тронули, а ребята бегом за машиной да кри-
чат, руками размахивают, черт знает что. И как раз же Семен из второй
колонии с пустой гарбой.
отбивался от наседавшего Антона:
блестел зубами и глазами Карабанов.
милициям водили.
такой - хоть в постель укладывай.
свирепые рожи у всех, - я думал, без ножей не обойдется. Спасибо Задорову:
один не потерял головы. Мы их разбрасываем, а они, как собаки, злые,
кричат... Фу-у!..
случилось, и они меня тоже ни о чем не пытали. Это было для них, пожалуй,
и неинтересно: горьковцы были большими реалистами, их могло занимать
только то, что непосредственно определяло поведение.
неделю пришлось мне зайти в губРКИ. Меня пригласили в кабинет к
председателю. Черненко, встретил меня, как родственника.
меня с радостной улыбкой. - Ах, какие у тебя молодцы! Ты знаешь, после
того, что мне наговорил Шарин, я думал, встречу забитых, несчастных, ну,
понимаешь, жалких таких... А они, сукины сыны, как завертелись вокруг нас:
черти, настоящие черти. А как за нами погнались, черт, такое дело! Шарин
сидит и все толкует: "Я думаю, они нас не догонят". А я ему отвечаю:
"Хорошо, если в машине все исправно". Ах, какая прелесть! Давно такой
прелести не видел. Я тут рассказал кой-кому, животы рвали, под столы
лезли...
штукой. Домов было много, все они требовали не ремонта, а почти полной
перестройки. С деньгами было всегда напряженно. Помощь губернских
учреждений выражалась главным образом в выдаче нам разных нарядов на
строительные материалы, с этими нарядами нужно было ездить в другие города
- Киев, Харьков. Здесь к нашим нарядам относились свысока, материалы
выдавали в размере десяти процентов требуемого, а иногда и вовсе не
выдавали. Полвагона стекла, которое нам после нескольких путешествий в
Харьков удалось все же получить, были у нас отняты на рельсах, в самом
нашем городе, гораздо более сильной организацией, чем колония.
силой, на наемных рабочих надеяться почти не приходилось. Только плотничьи
работы мы производили при помощи артели плотников.
разрушенные сараи и конюшни, которых во второй колонии было
видимо-невидимо. Трепке имели конный завод; в наши планы производство
племенных лошадей пока что не входило, да и восстановление этих конюшен
для нас оказалось бы не по силам - "не к нашему рылу крыльцо", как говорил
Калина Иванович.
Покупателей нашлось множество: всякому порядочному человеку нужно и печку