английский язык - это язык будущего. Я готов побиться об заклад, что через
пятьдесят лет всякий человек, кроме своего родного языка, будет говорить
еще и по-английски... (англ.)]
не нужны. Я интересуюсь только, насколько вы владеете языками. Parla
italiano? [Говорите вы по-итальянски? (итал.)]
журчания - огонь и страсть накатили на меня. Пламенным цветом распустилось
во мне все, что я слышал из уст крестного Шиммельпристера, нередко и
подолгу гостившего в этой солнечной стране. И я, то поводя рукой с плотно
сжатыми пальцами перед самым своим носом, то вдруг широко их растопыривая,
певуче затараторил:
bellissima lingua, la pid bella del mondo. Ho bisogno soltanto d'aprire la
mia bocca e involontariamente diventa il fonte di tutta l'armonia di
quest'idioma celeste. Si, caro Signore, per me non c'e dubbio che gli
angeli nel cielo parlano italiano. Impossibile d'imaginare che queste
beate creature si servano d'una lingua meno musicale... [Ну еще бы,
синьор! Я буквально влюблен в этот прекраснейший язык, самый красивый в
мире. Достаточно лишь открыть рот, и он независимо от моей воли становится
источником гармонии небесных звуков. Да, дорогой синьор, я не сомневаюсь,
что ангелы на небе говорят по-итальянски. Нельзя представить себе, что эти
божественные существа пользуются языком менее музыкальным... (итал.)]
мне от нее становится дурно. Неужели вы не можете помолчать? Человеку,
служащему в хорошем отеле, это просто не подобает. Впрочем, выговор у вас
неплохой и кое-какие лингвистические познания имеются. Даже большие, чем я
ожидал. Что ж, попробуем вас, Кноль...
называться Кналем. А ваше крестное имя?
претенциозно. Вы будете зваться Арман...
случайному стечению обстоятельств сегодня от нас уходит. Завтра можете
вступить в его должность. Попробуем вас в качестве лифтера.
зарекомендовать себя на этой работе и свои обязанности буду выполнять
лучше, чем Есташ.
делать головоломные прыжки. Но это, конечно, когда он возит, так сказать,
"своего брата". С клиентами гостиницы, насколько я понял, Есташ более
обходителен. Такая неровность в выполнении служебных обязанностей,
по-моему, отнюдь не похвальна.
есть, представляется мне восхитительным, и я горю желанием снискать его
благосклонность. Я только полагаю, что свое дело надо выполнять
добросовестно, даже если оно тебе не по душе.
(франц.)]
по росту! Ливрея выдается администрацией, но обувь у служащих своя... а я
должен заметить, что ваши башмаки...
завтрашнего утра он будет полностью исправлен. Я понимаю, какие
обязательства накладывает на человека служба в таком почтенном
предприятии, и смею заверить, что мой внешний вид будет безупречен.
Ливрея, если мне будет позволено это заметить, меня очень и очень радует.
Крестный Шиммельпристер любил наряжать меня во всевозможные костюмы и
всегда хвалил меня за то, что в каждом я чувствовал себя так, словно век
носил его, хотя, собственно, прирожденное дарование вряд ли заслуживает
похвалы. Но форму лифтера мне еще надевать не случалось.
впечатление на хорошеньких женщин. До свидания, сегодня вы здесь не
понадобитесь. Погуляйте вечерком по Парижу. А завтра с утра пусть Есташ
или кто-нибудь другой поездит с вами несколько раз вверх и вниз,
приглядитесь к обращению с механизмом. Это штука несложная, и вы быстро ее
освоите.
успокоюсь, покуда он не будет останавливаться точно на уровне площадки. Du
rest'e, monsieur le directeur general, - добавил я, и мои глаза
увлажнились, - les paroles me manquent pour exprimer... [Смею заверить,
господин главноуправляющий, мне недостает слов, чтобы выразить...
(франц.)]
пробормотал он и отвернулся; брезгливая гримаса опять промелькнула на его
лице. Но меня это не огорчило. Я бегом бросился вниз по лестнице - мне
ведь необходимо было еще утром побывать у вышеупомянутого часовщика, - без
труда разыскал дверь с надписью "склад" и постучался. Маленький старичок в
очках читал газету в помещении, походившем на лавку старьевщика или
театральную костюмерную, столько там было развешано ливрей всех цветов и
оттенков. Я сказал ему в чем дело, и оно тут же было улажено.
pour promener les jolies femmes en haut et en bas [ты, мой милый, будешь
возить вверх и вниз хорошеньких женщин (франц.)].
моя единственная мечта и задача.
куртку песочного цвета с красной оторочкой - и повесил все это мне на
руку.
emballage la marchandise attirera l'attention des jolies femmes [в этой
упаковке товар привлечет внимание хорошеньких женщин (франц.)].
произносил это безотчетно, и я так же безотчетно опять подмигнул ему и,
назвав его "mon oncle" [дядюшка (франц.)], побожился, что ему одному буду
обязан своей карьерой.
душе у меня было неспокойно - не подберется ли Станко, пока я отсутствую,
к моему чемоданчику? По дороге нас останавливали звонки. Господам, при
входе которых я скромно жался к стенке, требовался лифт. Уже в вестибюле
вошла дама (ей нужно было на второй этаж), в бельэтаже - чета, говорившая
между собой по-английски, чтобы подняться на третий. Дама, вошедшая
первой, возбудила мое внимание; да, слово "возбудила" здесь очень и очень
уместно, ибо я смотрел на нее с бьющимся, даже сладостно бьющимся сердцем.
Эту даму я знал. Хотя сегодня на ней была не шляпа-клеш с перьями цапли, а
другое, широкополое, отделанное атласом произведение дорогой модистки, на
которое был наброшен белый вуаль, завязанный под подбородком бантом, с
длинными, ниспадающими на пальто концами, и хотя пальто тоже было другое -
более легкое и светлое, с большими, обвязанными по краям пуговицами, я ни
на минуту не усомнился, что это моя соседка по таможенному досмотру, дама,
с которой меня роднило обладание шкатулкой. Прежде всего я узнал ее по
манере широко раскрывать глаза, удивившей меня во время ее объяснения с
таможенным чиновником, но, очевидно, вошедшей в привычку, так как она и
сегодня это проделывала уже без всякого повода. Да и вообще ее сами по
себе некрасивые черты явно имели склонность нервозно искажаться. Больше я
ничего не заметил в облике этой сорокалетней брюнетки, что заставило бы
меня пожалеть о тех деликатного свойства узах, которые связали нас с ней.
Маленькие темные усики на верхней губе были ей к лицу, а
золотисто-коричневые глаза всегда нравились мне у женщин. Если б только
она то и дело не таращила их! Мне казалось, что я сумел бы мягко
отговорить ее от этой назойливой привычки.
было применить слово "остановиться". Чистая случайность помешала мне
встретиться с ней в приемной у стола легко краснеющего господина. Близость
ее в тесном пространстве лифта будоражила мои чувства. Не зная обо мне,
никогда меня не видев, да и сейчас меня не замечая, она носила в себе мой
безликий образ с того самого мгновения, когда вчера вечером или сегодня
утром, при распаковке чемодана, обнаружила пропажу шкатулки. Я невольно
приписывал этим розыскам самый враждебный для меня смысл. Что ее мысли и
расспросы обо мне должны были принять форму направленных против меня
шагов, что она, быть может, как раз и возвращается оттуда, где эти шаги
уже были предприняты, - такая догадка почему-то лишь бегло промелькнула в
моем уме, не утвердилась в нем в качестве правдоподобного предположения и
не смогла побороть очарования ситуации, когда ищущая и вопрошающая не
подозревает, что тот, о ком она расспрашивает, от нее так близок. Как я
сожалел, благосклонный читатель, сожалел за нее и за себя, что эта
близость будет столь краткосрочна - только до второго этажа! Выходя, дама,
в мыслях которой я царил, сказала рыжеволосому лифтеру:
совсем недавно прибыла и уже знает имя этого субъекта. Но, может быть, он
давно ей известен, может быть, она частая гостья отеля "Сент-Джемс". Но
еще больше меня поразило самое это имя и то, что как раз Арман везет нас.