герольд снова приступил к чтению и закончил так:
дома, его высочество герцог Алансонский!
раздался на площади, стремительными потоками разлился по улицам и охватил
весь город от края до края.
ее подчиненный! Вчера она была никем, а сегодня поднялась на вершину
величия. Вчера она не была даже сержантом, капралом, рядовым солдатом, а
сегодня ей доверили всю полноту власти. Вчера она значила меньше, чем самый
заурядный новобранец, а сегодня ее приказания стали законом для Ла Гира,
Сентрайля, принца Орлеанского и для всех других выдающихся ветеранов и
прославленных воинов. Я думал только об этом, пытаясь постичь странное,
удивительное событие, которое свершилось на моих глазах.
свежую и яркую в моей памяти, словно все случилось только вчера, хотя в
действительности относилось к первым числам января месяца. Какую же картину
я представил себе? Я увидел перед собой крестьянскую девушку из глухой
деревушки, лет семнадцати от роду, никому не известную, как будто она жила
на другом полушарии. Она подобрала и принесла домой бедное, маленькое
существо - голодного, заброшенного котенка, приласкала, накормила его, и
котенок доверчиво свернулся у нее на коленях, мурлыкал и дремал, а она
вязала грубый шерстяной чулок и думала, - о чем? - кто знает? И вот не успел
еще котенок превратиться во взрослую кошку, как девушка, спасшая его от
гибели, стала главнокомандующим, а его высочество принц оказался в ее
подчинении. Она поднялась, как солнце над просторами ее родных полей, и
стала видимой всем, во всех уголках отечества! У меня кружилась голова,
когда я размышлял об этом, - так все это было странно и необычно.
Глава X
требованием сдать все крепости, находящиеся в их руках, и уйти из Франции, -
это было ее первое официальное действие. Видимо, она обдумала все заранее,
потому что слова лились из ее уст совершенно свободно, слагаясь в яркие,
сильные выражения. Впрочем, Жанна могла и не обдумывать заранее: она всегда
отличалась быстротой соображения и красноречием, и эти способности особенно
развились в ней в последнее время. Письмо предполагалось немедленно послать
из Блуа. Теперь появились в изобилии и люди, и провиант, и деньги. Жанна
избрала Блуа сборным пунктом и центром снабжения, передав его под
командование Ла Гира.
настаивал, чтобы Жанну прислали к нему. И вот от него опять прибыл гонец -
старый воин д'Олон, доблестный офицер, человек весьма надежный и честный.
Король задержал его и передал в распоряжение Жанны для использования в
качестве ее личного мажордома; затем он поручил ей самой подобрать себе
свиту, количеством и знатностью соответствующую ее высокому положению;
одновременно с этим он приказал должным образом снабдить всех оружием,
одеждой и лошадьми. Король сразу же заказал в Туре полный комплект
вооружения для самой Жанны. Оно было из чистейшей стали, с богатой
серебряной отделкой, расписано выгравированными девизами и отшлифовано, как
зеркало.
спрятанный под алтарем церкви святой Екатерины в Фьербуа, и она послала де
Меца разыскать его. Священники ничего не знали о его существовании, но меч
действительно был найден в указанном месте, зарытым в землю на небольшой
глубине. Он был без ножен и покрыт ржавчиной; священники очистили его и
отослали в Тур, куда направились теперь и мы. Они вложили меч в новые ножны
из пунцового бархата, а жители Тура сделали еще одни ножны из золотой парчи.
Однако Жан-ил, желая всегда носить этот меч при себе в сражениях, сняла с
него парадные ножны и заказала другие, из бычьей кожи. Многие полагали, что
древний меч принадлежал Карлу Великому, но это осталось недоказанным. Я
хотел было отточить его, но Жанна сказала, что это не обязательно, так как
она не собирается никого убивать и будет носить меч только как символ
власти.
Пауэр расписал его. Оно было из тонкой белой материи с шелковой бахромой. На
знамени был изображен бог-отец, восседающий на троне из облаков с державой в
руке; два ангела, преклонив колени, подавали ему лилии. Надпись на знамени
состояла всего из двух слов: "Jesus, Maria"; на оборотной стороне была
нарисована корона Франции, поддерживаемая двумя ангелами.
ангела, подносящего лилию богородице.
военной музыки, мерный топот марширующих войск, - рекрутов, уходивших в
Блуа; днем и ночью не смолкали песни и громкое "ура!". Город был переполнен
приезжими; постоялые дворы и улицы битком набиты; всюду замечалась суета
приготовлений; у всех были веселые, довольные лица. Вокруг главной квартиры
Жанны всегда толпились люди в надежде хоть мельком увидеть нового
главнокомандующего, и когда им это удавалось, они приходили в восторг. Но
Жанна показывалась редко; она была занята составлением плана кампании,
выслушивала донесения, отдавала приказания, рассылала курьеров, а, кроме
того, в свободные минуты принимала знатных посетителей, ожидавших ее в
приемной. Даже мы, ее товарищи, видели ее редко, - настолько она была
занята.
впадали в уныние. Жанна еще не набрала свою свиту, - и это нас беспокоило.
Мы знали, что по этому поводу ее осаждали просьбами десятки желающих и что
эти просьбы подкреплялись рекомендациями весьма влиятельных лиц, тогда как
мы не пользовались ничьим покровительством. Она могла заполнить вакантные
места знатными людьми, чьи родственники защитили бы ее и поддержали в любую
минуту. Позволят ли ей при таких обстоятельствах соображения политического
характера вспомнить о нас? Вот почему мы не разделяли в полной мере всеобщей
радости, а скорее были подавлены и озабочены. Иногда мы сообща обсуждали
наши жалкие шансы, стремясь по возможности представить их в розовых красках.
Но одно лишь упоминание об этом приводило в уныние Паладина. Мы могли питать
хоть какие-то надежды, ему же не на что было надеяться. Как правило, Ноэль
Ренгессон старался избегать этого щекотливого разговора, но ни в коем случае
не в присутствии Паладина. Однажды, когда мы предавались нашим грустным
размышлениям, он сказал:
единственный из нас всех получил назначение. Правда, оно не такое уж важное
- что-то вроде лакея или повара, но все же назначение.
сверхъестественное. Размечтавшись, он радостно воскликнул:
не замечательно быть слугой первого генерала Франции! Весь мир услышит об
этом! А когда слух дойдет до деревни, все наши сельские остолопы,
заявлявшие, что я ни к чему не способен, разинут рты от удивления. Думаешь,
так не будет, Ноэль? Ты не веришь, Ноэль?
раз мне руку. Я надену расшитую золотом ливрею. Услышав обо мне, эти
сельские олухи скажут: "Как? Он слуга главнокомандующего и известен всему
миру? Какое счастье! Вот уж, видно, чувствует себя на седьмом небе!"
воздушные замки, что мы еле успевали следить за полетом его мечты. Вдруг
лицо его омрачилось, радость исчезла, и он печально промолвил:
забыл о глупой истории в городишке Туль. Все эти дни я старался не
попадаться ей на глаза, надеясь, что она забудет и простит. Но я знаю, что
она не простит. И все-таки я не виноват. Правда, я говорил, что она обещала
выйти за меня замуж, но ведь меня подучили сказать это. Честное слово,
подучили!
он пробормотал:
вновь, как появился слуга д'Олона и сообщил, что нас вызывают в штаб. Все
поднялись, и Ноэль сказал:
собирается назначить его на какую-то должность. Нам нужно отправиться туда и
выразить ему свое почтение. Вперед, ребята!
предстали перед нею и толпой офицеров в блестящих мундирах, Жанна приветливо
поздоровалась с нами и улыбаясь сказала, что всех нас зачисляет в свой
личный штаб, ибо не желает разлучаться со своими старыми друзьями. Какой
приятный сюрприз! Какая честь! И это в то время, когда на наши места можно
было назначить лиц из весьма знатных и влиятельных фамилий. У нас не нашлось
слов, чтобы выразить свою благодарность. Что мы перед ее величием! Мы один
за другим шагнули вперед, и наш начальник д'Олон вручил нам назначения. Все
получили почетные должности: самые высокие были пожалованы двоим, известным
уже нам рыцарям; затем следовали оба брата Жанны; я назначался ее первым
пажом и личным секретарем, а дворянин по имени Раймонд - ее вторым пажом;
Ноэль стал ее курьером; потом следовали два герольда, а за ними Жак
Паскерель, назначенный капелланом и раздатчиком милостыни. Еще раньше она