ей на царстве быть - ведь она не природная и не русская;
и ведаем мы, как она в полон взята: приведена под
знамя, в одной рубахе, и отдана под уараул; караульный,
наш же офицер, надел на нее кафтан. Бог знает, какого
она чина. Мыла, говорят, сорочки с чухонками".
Я вспомнила об этом сегодня, когда ее высочество,
здороваясь с царицею, по придворному этикету, хотела
поцеловать у нее платье. Правда, та не допустила этого -
сама обняла и поцеловала ее. Но какая все-таки насмешка
судьбы, что принцесса Вольфенбюттельская, наследница
великих Вельфов, которые оспаривали корону у герман-
ских императоров еще в те дни, когда о Гогенцоллернах
и Габсбургах никто не слыхал,- целует платье у этой
женщины, мывшей белье с чухонками!
4 мая
После теплых, как будто летних, дней, вдруг опять
зима. Холод, ветер, мокрый снег с дождем. По Неве идет
ладожский лед. Говорят, впрочем, что здесь выпадает
снег и в июне.
Наш "дворец" доведен до такого запущения, что кры-
ша оказалась дырявою, и сегодня ночью, во время силь-
ного дождя, в спальне ее высочества текло с потолка, хо-
рошо еще, что мимо постели. На полу образовалась лужа.
Потолок украшен аллегорической живописью: пыла-
ющий жертвенник, увитый розами; по бокам купидоны с
двумя гербами - русским орлом и брауншвейгским конем;
между ними две соединенные руки с надписью: "Non un-
quam junxit nobiliora tides. Никогда более благородных
не соединяла верность". Как раз на жертвеннике высту-
пило черное пятно от сырости, и с пламени Гименея ка-
пала грязная, холодная вода.
Припомнилась мне свадебная речь археолога Экгарта,
в которой доказывалось, что жених и невеста происхо-
дят от Византийского императора Константина Порфиро-
родного. Хороша страна, где каплет едва не на брачное
ложе Порфирородной наследницы!
7 МаЯ
Явился, наконец, кронпринц с другой половины дома,
где живет отдельно от нас, так что мы не видим его иногда
по целым неделям. Произошло объяснение. Я слышала
все из соседней комнаты, где должна была остаться по
желанию ее высочества.
На все ее просьбы и жалобы по Гидеоновскому делу,
по невыдаче денег, он отвечал, пожимая плечами:
- Mich nichts angehen. Bekummere mich nicht an Sie.
Это меня не касается. Мне до вас дела нет!
Потом разразился упреками за то, что она, будто бы,
наговаривает на него отцу.
- Как вам не стыдно?-заплакала ее высочество.-
Пощадите хоть собственную честь! В Германии нет такого
сапожника или портного, который позволил бы так обра-
щаться со своею женою...
- Вы в России, не в Германии.
- Я это слишком чувствую. Но если бы исполнено
было все, что обещано...
- Кто обещал?
- Не вы ли сами, вместе с царем, подписывали брач-
ный договор?
- Halten Maul! Ich Sie nichts versprochen. Заткните
глотку! Ничего я вам не обещал. Вы отлично знаете, что
мне навязали вас на шею!
Он вскочил и опрокинул стул, на котором сидел.
Я готова была броситься на помощь к ее высочеству.
Мне казалось, что он ее ударит. Я его так ненавидела в
эту минуту, что, кажется, убила бы.
- Das danke Ihnen der Henker! Да наградит вас за
палач!- воскликнула кронпринцесса, вне себя от гне-
ва и горя.
С непристойным ругательством он вышел, хлопнув
Дверью.
Кажется, в этом человеке воплотилось все дикое и
подлое, что только есть в этой дикой и подлой стране.
Одного не могу решить, кто он в большей мере - дурак
или негодяй?
Бедная, Шарлотта!-ее высочество, которая с каждым
днем оказывает мне все большую дружбу не по заслугам,
сама просила, чтобы я ее называла так,- бедная , Шар-
лотта! Когда я подошла к ней, она кинулась в мои объятья
и долго не могла произнести ни слова, только вся дрожала.
наконец, сказала, рыдая:
- Если бы я не была беременна и могла добрым пу-
тем возвратиться в Германию, я согласилась бы с радостью
питаться там черствым хлебом и водою! Я почти с ума
схожу от горя, не знаю, что говорю и делаю. Молю Бога,
чтобы Он меня укрепил, и чтобы отчаянье не довело меня
до чего-нибудь ужасного!
Потом прибавила уже с тихими слезами и с обычною
покорностью, которая иногда меня пугает в ней больше
всякого отчаянья:
- Я несчастная жертва семьи, которой не принесла
Я ни малейшей пользы, а сама умираю от горя медлен-
ной смертью...
* * *
Мы еще обе плакали, когда пришли сказать, что пора
ехать на маскарад. Глотая слезы, мы стали наряжаться
в маски. Таков здесь обычай: хочешь, не хочешь, а весе-
лись, когда приказано.
Маскарад был на Троицкой площади, у кофейного
дома, "австерии", под открытым небом. Так как это ме-
сто-низкое, болотистое, с никогда не просыхающей
грязью, то часть площади устлали бревнами и сверху
досками; образовался помост, на котором и толпились
маски. К счастью, погода опять внезапно изменилась:
вечер был тихий и теплый. Но к ночи с реки поднялся
туман, густой-густой, белый, как молоко, и окутал всю
площадь. Многие, особенно дамы, в слишком легких наря-
дах, простуживались от сырости, чихали и кашляли. Вместо
лекарства поили их водкою. Гренадеры, по обыкновению,
разносили ее в ушатах. В белом облаке тумана, освещен-
него зеленоватым светом долгой зари - позже, в июне
здесь заря во всю ночь - все эти маски - арлекины,
скарамуши, паяцы, пастушки, нимфы, китайцы, арабы,
медведи, журавли, драконы - казались смешными и
страшными призраками.
Тут же, рядом с помостом, где мы танцевали, видне-
лись черные колья с железными спицами, на которых
торчали мертвые, почти истлевшие головы казненных.
В смолистом запахе весенней хвои, березовых почек, ко-
торым теперь наполнен весь город, чудился мне смрад
этих голов. И опять казалось, как постоянно здесь ка-
жется,- что все это сон. ч
Максимов Альберт
Шилова Юлия
Махров Алексей
Сертаков Виталий
Корнев Павел
Роллинс Джеймс