больше, но тем не менее, вспоминая некоторые исчезнувшие ее черты, я не
мог не вздохнуть о них. Та, я бы ее назвал, самоуверенная красота, точно
сама по себе шагающая легкой походкой, присущая девочке-подростку, она уже
обратно к ней не вернется.
Наоко захотела узнать, как мне живется. Я рассказал ей об университетской
студенческой забастовке.
Тогда же я ей впервые рассказал про Нагасаву. Трудно было точно описать
его странный характер, оригинальный стиль мышления и однобокую мораль, но
в итоге она, казалось, поняла суть того, что я хотел сказать.
Я не рассказал ей, как мы ходили вместе с ним охотиться на девчонок.
Просто рассказал, что единственный человек, с которым я близко общаюсь в
общежитии, это такая особенная личность.
В это время Рэйко с гитарой в руках опять отрабатывала ту самую фугу.
Между делом она пила вино и курила.
- Странный этот человек, - сказала Наоко.
- Это точно, странный.
- Но он тебе нравится?
- Да сам не знаю. Впрочем, нельзя, наверное, сказать, что нравится. Он не
из тех, кто может нравиться или не нравиться. да и ему самому это не надо.
В этом он очень искренний. Никогда не лжет и очень аскетичный.
- Как это, интересно, он со столькими женщинами переспал - и аскетичный? -
сказала Наоко, смеясь. - Со сколькими он, ты говоришь, переспал?
- Да где-то восемьдесят будет, наверное, - сказал я. - Но в его случае чем
у него больше было женщин, тем значение каждого отдельно взятого акта
стремительнее уменьшается. Но он этого и хочет.
- Это и есть аскетизм?
- Для него, да.
Какое-то время Наоко, казалось, обдумывала смысл того, что я сказал.
- Мне кажется, у него с головой еще похуже будет, чем у меня, - сказала
она.
- Я тоже так думаю. Но он все искажения в своей душе выстраивает в
стройную схему и подводит под теорию. С головой не в порядке у него.
Такого сюда приведи, через пару дней сбежит. Это, скажет, знаю, это уже
понял, теперь я все понял. Такой он человек. И вот таких людей все уважают.
- Я наверное, глупая, - сказала Наоко. - Я тут до сих пор не все понимаю.
Как и саму себя еще плохо понимаю.
- Ты не глупая, ты обычная. Я в себе тоже многого не понимаю. Обычные люди
все такие.
Наоко залезла на диван обеими ногами, подтянула колени у груди, положила
подбородок на колени.
- Я про тебя хочу побольше узнать.
- Просто обычный человек. Родился в обычной семье, рос, как все обычные
люди, внешность обычная, успеваемость обычная, мыслю так же, как обычные
люди.
- Между прочим, в книге твоего любимого Скотта Фитцджеральда написано, что
человеку, который говорит, что он обычный, верить нельзя. Я ту книгу у
тебя почитать брала, - сказала Наоко, озорно улыбаясь.
- Ну да, - признал я. - Но я ведь не сознательно из-за этого себя так
веду. Я сам в душе так думаю. Что я обычный человек. Вот ты как думаешь,
есть во мне что-то необычное? Ведь нету?
- Как ты можешь так спрашивать? - с негодованием спросила она. - Неужели
сам не понимаешь? Разве бы я тогда с тобой переспала? Или ты думаешь,
пьяная была, все равно было, с кем, вот и переспала?
- Нет, конечно, я так не думаю, - сказал я.
Она некоторое время ничего не говорила, глядя на кончики своих пальцев. Я
понятия не имел, что надо говорить, и просто пил вино.
- Сколько женщин с тобой спали? - спросила Наоко, точно вспомнив вдруг,
что хотела сказать.
- Где-то восемь или девять, - честно ответил я.
Рэйко прекратила свои упражнения и со стуком опрокинула гитару себе на
колени.
- Тебе же еще двадцати нет. Что ты за жизнь такую ведешь?
Наоко смотрела на меня своими ясными глазами, ничего не говоря.
Я от начала до конца рассказал Рэйко, как впервые переспал с девушкой и
как с ней расстался. Сказал, что полюбить ее не смог, как ни старался.
Затем рассказал ей и о том, как вслед за Нагасавой и сам стал спать то с
одной, то с другой.
- Пусть это похоже на оправдание, но мне было тяжело, - сказал я Наоко. -
От того, что каждую неделю с тобой встречался я, а душа твоя принадлежала
одному Кидзуки. Когда я думал об этом, мне было ужасно тяжело. Потому,
наверное, и спал, с кем попало.
Наоко несколько раз слегка покачала головой, потом подняла голову и опять
посмотрела мне в лицо.
- Ты тогда спросил, почему я не спала с Кидзуки. Все еще хочешь знать?
- Лучше было бы, наверное, знать.
- Я тоже так думаю. Мертвый ведь все равно мертвый, а нам еще жить.
Я тоже кивнул. Рэйко опять упражнялась, проигрывая по несколько раз
какое-то трудное место.
- Я была с Кидзуки переспать не против, - сказала Наоко, расстегивая
заколку и распуская волосы. Затем стала крутить заколку в виде бабочки в
руках. - Он тоже, конечно, хотел со мной переспать. Мы поэтому пробовали
несколько раз. Но не получилось. Не смогли. Я тогда совсем не понимала,
почему не получалось, и сейчас не понимаю. Я Кидзуки любила, и на
девственность и все такое мне наплевать было. Я все готова была сделать,
что он захочет. И все равно не смогла.
Наоко опять собрала волосы и приколола заколкой.
- Тело совсем не слушалось, - тихим голосом сказала Наоко. - Не
раскрывалось совсем. Поэтому очень больно было. Сухо было, поэтому больно.
Мы и так пробовали, и этак. Но все равно не получалось. И смазывали
чем-то, все равно было больно. Поэтому я каждый раз Кидзуки или рукой, или
ртом... Понимаешь, о чем я?
Я молча кивнул.
Наоко посмотрела на луну в окне. Луна казалась еще больше и ярче, чем до
этого.
- Ватанабэ, я об этом хотела не говорить, если бы смогла. Хотела, если бы
смогла, все сама у себя в сердце тихо держать. Но не могу. Не могу не
говорить. Я одна потому что с этим справиться не могу. Ведь правда, когда
ты со мной спал, я ведь сразу намокла? Правда?
- Угу.
- С того вечера в мой день рожденья, когда мне двадцать исполнилось, после
того как с тобой переспала, я все время была мокрая. И все время хотела,
чтобы ты меня обнимал. Чтоб ты меня обнимал, чтобы раздел, чтобы мое тело
ласкал... Первый раз в жизни у меня такие мысли были. Почему так? Почему
такие мысли у меня? Ведь я Кидзуки так любила.
- А меня хотя и не любила?
- Извини, - сказала Наоко. - Я не хочу тебя обидеть, но пойми одно. У нас
с Кидзуки были очень особенные отношения. Мы с ним лет с трех вместе
играли. Мы всегда с ним вместе были, так и выросли. Поцеловались в первый
раз в начальной школе в шестом классе. Так было здорово! Когда у меня
месячные первый раз были, я к нему побежала и ревела. Такие у нас, в
общем, отношения были. Поэтому, когда он умер, я вообще не знала, как с
людьми общаться. И что такое вообще кого-то полюбить.
Она попыталась взять со стола стакан с вином, но он вырвался из ее руки и
покатился по полу. Вино пролилось на ковер. Я нагнулся, поднял стакан и
поставил на стол. Потом спросил Наоко, будет ли она еще пить.
Некоторое время она не отвечала, потом вдруг затряслась и начала
всхлипывать. Она горько плакала, точно на последнем издыхании, как в тот
раз, перегнувшись пополам и уткнувшись в ладони лицом.
Рэйко положила гитару, подошла к Наоко и нежно погладила ее по спине.
Потом положила руку ей на плечо и прижала ее головой к своей груди, точно
новорожденного ребенка.
- Ватанабэ, - сказала Рэйко. - Извини, но ты не мог бы минут двадцать
погулять где-нибудь? Я тут сама разберусь.
Я кивнул, встал и надел свитер поверх рубашки. Потом сказал Рэйко :
- Извините.
- Не за что, ты тут ни при чем. Не беспокойся. Пока вернешься, она
успокоится. - сказала она, подмигивая мне одним глазом.
Я зашагал, куда глаза глядят, по освещенной до удивления нереальным лунным
светом дороге, ведущей в лес. В лунном свете все звуки превращались в
странные отголоски. Звуки моих шагов гулко доносились откуда-то совсем с
другой стороны, точно звуки шагов человека, шагающего под водой.
Порой позади слышался тихий шелест. Лесной воздух тяжело давил на меня,
точно где-то в его глубине ждали, пока я пройду мимо, ночные звери, затаив
дыхание и не шевелясь.
Выйдя из леса, я присел на склоне низенького холма и посмотрел в сторону
дома, где жила Наоко.
Квартиру Наоко найти было легко. достаточно было поискать окно, в котором
не горело элетричество, а колыхался крошечный огонек.
Я долго смотрел на это крошечное пламя, не шевелясь. Этот огонек напомнил
мне последнее мерцание догоравшей человеческой души. Мне хотелось обнять
его руками и надежно защитить. Я долго-долго смотрел на дрожащее пламя,
как Гэтсби каждый вечер смотрел на огонек на том берегу реки.
В квартиру я вернулся через тридцать минут. Когда я дошел до дома, стало
слышно, как Рэйко упражняется на своей гитаре. Я тихо поднялся по лестнице
и постучал. Когда я вошел, Наоко видно не было, а Рэйко одна сидела на
ковре и играла на гитаре.
Рэйко указала пальцем на дверь спальни. По-видимому это означало, что
Наоко там. Она положила гитару, села на диван и велела сесть рядом. Потом
разлила оставшееся вино по двум бокалам.
- С Наоко все в порядке, - сказала Рэйко, слегка похлопав меня по колену.