Рихтервилла, и если Мозес - белый человек - завязывал с ними разговор, то
они глядели на него так, что он сразу понимал, какие подозрения бродят у
них в голове, хотя ему было уже шестьдесят пять лет и ноги у него
подгибались в коленях. Только у одного человека всегда хватало времени на
Мозеса Локвуда - у его внука Джорджа. Появление в семье нового младенца,
требовавшего внимания матери, и постоянная занятость отца способствовали
тому, что между мальчиком и дедом возникла та взаимная заинтересованность
в общении, которая сближает людей. Старик рассказывал наполовину
выдуманные истории из своего давнего прошлого: некоторые из них особенно
полюбились мальчику, и если Мозес, пересказывая их, допускал отклонения от
первоначального варианта, то Джордж поправлял его ("Дедушка, ты сказал,
что у индейца было ружье, а в тот раз говорил, что томагавк. И что ты его
застрелил"). Эти разночтения и поправки мальчика забавляли старика, и он
стал нарочно вкрапливать в свои рассказы новые элементы, упражняя смекалку
ребенка. Мама была мамой, папа был папой, а дедушка - рассказчиком, у
которого смешное ухо, удивительное искусство плеваться и интересный шрам
на левом виске ("Тебе пробили ухо пулей, да? А потом отрезали мочку? А
может - просто отстрелили?"). Иногда они вместе ходили в туалет; старик
садился на высокий стульчак, а мальчик - на низкий, который поменьше.
Мальчик быстро кончал свое дело и наблюдал, как тужится и кряхтит его дед.
Яблоки старик кусать не мог. Он доставал из кармана ножик и, сняв с плода
длинную вьющуюся ленту кожуры, разрезал его на маленькие ломтики и вдвоем
с внуком ел. Они никогда не скучали, ибо всегда находили тему для
разговора ("Почему ты не даешь мне дотронуться до шрама? Тебе больно? Это
тоже от пули, дедушка? Дедушка, покажи мне свои зубы. А когда ты был
маленький, тебе тоже покупали зубы?"). Старик рассказывал мальчику о
деньгах ("Это пенни: один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь,
девять, десять. Эти монетки, взятые вместе, стоят столько же, сколько вот
эта одна. На нее можно купить столько же конфеток, сколько на все эти
пенни"), немного о цветах ("Никогда не ломай их, а отрезай ножницами,
иначе они не будут расти") и об американской истории ("Линкольна
застрелили за то, что он заставил Джона Уилкса Бута отпустить своих
рабов").
происходивших на глазах у Джорджа) мальчик из чувства товарищества сразу
принял сторону деда. Ссору начала его мать.
спросила мать.
Аделаида.
в холле.
в ближайшие полгода, либо мы отсюда уедем. - При этом ее акцент прозвучал
явственнее - "мы отсюта уетем".
желаю, чтобы мои дети росли за тюремной оградой. Так помните, мистер
Локвуд: полгода.
Локвуд. Могу и новый дом себе построить. Увезу с собой детей и мужа, а вы
тут сидите за своей стеной.
как в тюрьме. И так уже люди смеются над Джорджем, а потом и над младшим
будут смеяться.
нас вроде придурковатый.
территории дома появились рабочие и приступили к длительной, шумной и
увлекательной работе по разборке стены и укладке кирпичей в штабеля
которые потом грузили на повозки. Мальчик не смог уговорить деда выйти во
двор: старик не желал ни выходить из дому, ни смотреть в окно на двор,
который теперь - без стены - выглядел так странно, ни даже понаблюдать за
рабочими, строившими на месте стены железную ограду, которая была
ненамного выше его внука. Большую часть времени старик проводил теперь в
своей комнате, куда ему приносили даже еду. Никаких историй он уже
мальчику не рассказывал - на это, как он говорил, у него не было времени.
Так продолжалось около месяца. Потом дед вдруг изменил своим привычкам.
Каждое утро он выходил из дому и отправлялся сначала в парикмахерскую, а
оттуда в бар при Биржевой гостинице, где оставался до конца дня. Вечером
за ним заезжал Рафферти, отвозил домой и помогал добраться до его комнаты.
Но к этому времени Джордж уже поступил в первый класс и попал в общество
ровесников и ровесниц. На похоронах было много солдат. Дед лежал в гробу,
накрытом американским флагом. Гроб стоял не на катафалке, а на каких-то
дрогах, запряженных четверкой лошадей. На двух лошадях сидели верхом
солдаты. На кладбище солдаты стреляли из винтовок в воздух, а один играл
на трубе. Отец Джорджа был в солдатской форме - так же, как многие другие
мужчины, хотя они и не были военными. Когда похороны закончились, Джордж
увидел немало настоящих солдат, приехавших из-за города. Многие из них
были пьяны. За ужином возле отца и матери сидел какой-то старик, которого
звали мистер Болц. Он не говорил ни слова, но жал руки всем подходившим.
Джордж Локвуд еще никогда не был свидетелем такого количества рукопожатий.
у него бывало интересно. Неподалеку от Рихтервилла находились две фермы,
где разводили пони, и гроссфатер [дедушка (нем.)] Хоффнер (он хотел, чтоб
его называли именно так) часто брал Джорджа туда, чтобы показать лошадок и
покатать в блестящей коляске, запряженной четверкой пони. И всегда обещал:
вот подрастешь, и у тебя будет свой пони. Иногда Джордж встречал в доме
гроссфатера Хоффнера своего двоюродного брата Дэйви Стоукса (он был на год
старше), который тоже приезжал навестить деда.
Джордж.
такие же обещания получили еще несколько двоюродных братьев, из которых
одному уже одиннадцать лет. Но гроссфатер все тянет с покупкой. Их
одиннадцатилетнего двоюродного брата Лероя Хоффнера все еще водят кататься
на пони - верхом и в тележке, но собственного пони ему не дарят, а скоро
он уже вообще станет слишком велик для пони. Джордж возненавидел Дэйви за
эти слова и продолжал верить гроссфатеру. Он рассказал об этом матери и ко
дню своего рождения получил пони вместе со сбруей, рессорной двуколкой и
санками. Через несколько недель Дэвид Стоукс, а также Лерой тоже получили
пони.
ладно.
долю расходов. Так что можно сказать, что он тоже участвовал в покупке.
тему.
родителей, а не гроссфатера, и что Лерою пони тоже подарили родители.
большой врун. Это мой отец сказал. Он говорит, что все немцы сквалыги.
знаешь. Значит, ты не все знаешь.