перчатке.
за вагоном. Мой отец, с палочкой в руке, седой, сутулый, однако же в
мундире, при боевых орденах и медалях, тоже засеменил за тетей.
согнутой руке. Чисто выбритая голова его масляно блестела на солнце.
церкви, когда наш поезд - вереница взятых внаем колясок и экипажей -
остановился перед папертью.
и фате, прежде всего прошла вместе со мной к железной калиточке на кладбище,
где под каменной плитой лежали ее родители. Женщины сбились у ограды и
беззвучно плакали. Кто мог удержаться от слез, когда невеста опустилась на
колени перед могилой и взглядом пригласила меня? Данута плакала и шептала.
Может быть, просила благословения на этот важный шаг в своей жизни.
вышли на паперть, второй раз подошли к дорогой могиле. Отколов от своего
платья белую розу, Данута положила ее на камень.
упомянуть. Расталкивая толпу, к нам стали протискиваться два черкеса. Один
из них высоко над головой нес огромный букет. На всю жизнь запомнился мне
этот букет: пышные ярко-красные пионы, темно-зеленые листья и белые, будто
из стеарина, цветы рододендрона с желтой сердцевиной.
моей жене.
сделала шаг назад, как это делают, увидев змею. И тут же строго сказала:
по-королевски вошла в экипаж. Букет полетел на землю.
властно оттискивали дарителей подальше от нас. Кони тронулись. Мы поехали в
дом моих родителей. Почти всю дорогу оскорбленная Данута молчала и
презрительно щурила глаза. Только у дома сказала:
нескольку раз в день ходили в гости к моим родителям.
нормальную колею. Для меня это была не просто жизнь, а какой-то удивительный
праздник. Когда я вставал по утрам, Данута уже встречала меня в неизменном
своем фартучке, деятельная, розовощекая, с засученными по-рабочему рукавами
кофточки. Какое-то олицетворение домовитости и труда. В доме тети, в доме
моих родителей все вдруг оказалось в ее руках, она все успевала сделать
прежде других, маме и тете Эмилии оставалось только дивиться той
хозяйственной ухватке, с которой Данута бралась за любое дело. Неизменно
радостное, возбужденно-светлое лицо ее как нельзя лучше говорило о том, что
такая жизнь доставляет ей немалое удовольствие.
обстоятельно рассказывал мне, какие дела в лесу. По мере того как календарь
отсчитывал дни до отъезда Дануты, я все более мрачнел. Вот уже осталось
десять, пять, потом три, два дня. Данута тоже мучилась, но старалась не
подавать виду, и лишь однажды, когда собирали белье в дорожную корзину, я
застал ее в слезах.
глядели на меня с ласковым укором:
просьбами, когда ты уезжал? Вспомни. Сейчас мы с тобой просто поменялись
ролями, и надо быть мужественным, принять временную разлуку как должное.
Разве тебе не хочется иметь образованную жену, друга и помощника во всем,
что ты задумал и намерен делать?
изучать их пищу. Ты - знаток леса и зверя. Я хочу знать все растения. И
прежде всего - Кавказа. Мы вместе будем разгадывать его бесчисленные тайны,
поможем горам оставаться вечно молодыми. Разве не так, если думать о
будущем? Да и расстаемся мы ненадолго. Шесть месяцев - и я приеду в отпуск.
И еще через полгода. А вдруг и ты приедешь ко мне, вдруг такая возможность?
Как я встречу тебя!..
каменистая, с резкими звуками из-под колес, далее, по степи, мягкая,
укачивающая, дорога-разлучница через Лабинскую, Курганинскую, по пологим
холмам и западинам. Если оглянешься - за спиной горы; они уходят, их вершины
все туманнее, синей, пока совсем не сольются с небом.
вдаль по накатанным, горячим рельсам.
захлестнули заботы и обязанности, которые я сам устанавливал для себя и сам
пытался выполнить.
делать для спокойной жизни стада и для сохранности его. Я раздумывал над
этим с таким внутренним ощущением, будто не приказ Ютнера исполняю, а свое
собственное, глубоко личное желание, рожденное ответственностью перед
родиной.
отправиться на Кишу, древнейшее их кавказское обиталище. И конечно, заехать
в Хамышки, взять с собой Телеусова, без которого поначалу я вряд ли добьюсь
чего-либо путного, пройти-проехать с ним по долине от устья реки к ее
истокам. Мы уже раньше договорились о встрече. Он ожидал меня.
перебрался к своим. Но и здесь не хватало именно ее. Мама ходила по комнатам
и вздыхала, подолгу стояла у шкафа, у окна с каким-нибудь платочком или
старыми перчатками невестки. Глаза у нее были печальные. Отец забирался в
угол на веранде и либо молчал, опустивши книгу на колени, либо едва слышно
насвистывал какой-нибудь старый марш. Когда в одну из таких минут я
остановился перед ним, он вздохнул и задумчиво-печально произнес:
увижу их собственными глазами.
услышит топот маленьких ножек внука.
почистил его, проверил седло, оружие, снаряжение в сумах, сказал своим о
маршруте, и на другое утро конь уже вынес меня со двора.
Передового хребта, стараясь укоротить путь в междуречье Лабенка и Белой.
Грабовые, а больше дубовые леса стояли по сторонам в пышном летнем наряде.
На тропе лежала узорная лиственная тень, похожая на тонкие и теплые кружева.
С гор наносило запахи снега и цветущих лугов. Лесные поляны пестрели стадами
овец и бычков. У одного пастушьего костра я сделал привал, конь похрустел
сочной и сладкой травой.
спиленного леса выглядел неряшливым и заброшенным. Всюду валялись кучи
усохших веток, разбросанные вершинки, неубранные хлысты. Во мне заговорил
лесничий. Тому ли нас учили? Ведь это полнейшее забвение правил рубки,
разграбление леса без всякого загляда в будущее!
пороге, такой же грязный и забытый, как вся эта вырубка. Не слезая с коня, я
спросил его:
Казенный лесничий приехал, билет выписал, место отвел, обмыли это дело в
компании, а уж посля того сами хозява. Не впервой рубим, дело-то не хитрое.
Доставалов Александр
Володихин Дмитрий
Ильин Андрей
Сапковский Анджей
Бажанов Олег
Шилова Юлия