музеям рыскать? Нет, мне пока рано ехать.
часов на самолете, и все дела. Ни виз не надо, ни пропусков... Гена,
значит, монастырь буддийский раскапывает... А Мария как? По-прежнему в
Аэрофлоте?
не в позапрошлом году.
неподвижная. Белый пар над ней стелется, колышется изредка под легким
дуновением ветра. Тяжелые, наполненные лунным сиянием капли скатываются с
нависающих листьев и трав. Сонными кругами разбегаются фосфорические
шарики по лакированной глади. Невидимые паутинки то вспыхивают тончайшими
лучиками, то угасают в непроглядной тени. Совы кричат и болотные выпи.
Летучая мышь кувыркается в вышине, и диск восходящей луны пепельно
туманится, заслоненный на мгновение перепончатым крылом. Но вдруг задувает
ветер сильнее. Холодный туман гонит с лесных оврагов и медвяных лугов. И
вот уже все утонуло в холодном облаке и только луна еще лоснится сквозь
колышущиеся волокна расплывчатым сальным пятном. Но вскоре и она меркнет.
И никто не увидел и не услышал, как всплеснула за туманом сонная вода.
тебя, отец!
некоторым налетом ротозейства.
чтобы перевести разговор.
лягушку по-королевски ты пробовал? То-то и оно! Знаешь, как ее готовят? -
И, не дожидаясь ответа, принялся объяснять, смакуя подробности: - Берут
зеленый кокос и, не срывая его с пальмы, подрезают один из трех ростков.
Потом сверлят в этом месте крохотную дырочку и пускают в орех манюсенького
головастичка. Понимаешь? Дырку не замазывают, чтобы он не задохся.
Соображаешь? Через три месяца головастик вырастает в здоровеннейшую
тропическую лягушку, всю как есть пропитанную кокосовым молоком. Тогда ее
жарят во фритюре и соответственно употребляют по назначению. Причем всю
целиком, а не только лапки, как обычно. Это объедение! Воздушный поцелуй
храмовой танцовщицы!
рациональный век проблемы окружающей среды.
несколько неприятных сюрпризов. На станции <Планерная>, где находился его
научно-исследовательский институт, он поскользнулся и чуть не упал в
оставшуюся после ночной грозы мутную глинистую лужу. Неуклюже взмахнув над
головой туго набитым портфелем, он сорвал с себя очки, которые тут же
исчезли в желтой воде. Только чудо помогло ему сохранить равновесие и
устоять на ногах. Но светло-серый, в мельчайшую клетку костюм <столетие
Одессы> покрыли отвратительные охряные брызги. А потом Марку Модестовичу
пришлось нашаривать в луже очки.
заплаканная Дагмара Петровна ошарашила его новостью, что гигантский
кристалл циркона, который они бережно выращивали шестнадцать недель,
окончательно запорот. Но не успел бедный Марк Модестович даже задуматься
над возможными последствиями неудачи, как на его столе затренькал
внутренний телефон. Звонила секретарша директора Марья Николаевна.
Игнорируя вежливый лепет приветствий, она сугубо официально предложила
старшему научному сотруднику Сударевскому подняться к Фоме Андреевичу. И
это было самой худшей из всех свалившихся на него в то утро невзгод. Он
мог лишь гадать, как и когда провинился перед директором, поскольку
ничего, кроме разноса, от встречи с ним не ожидал.
энергичный вид и несколько прикрыло изъяны пострадавшего костюма. Отмыв
помутневшие от подсыхающей глины очки в тонкой золотой оправе и протерев
их замшей, он вышел в коридор. Для успокоения нервов достал сигарету,
ломая спички, кое-как прикурил и сделал несколько торопливых затяжек.
Швырнув окурок в фаянсовую урну, зашел в туалет причесаться перед
зеркалом. Его смоляные вьющиеся волосы не нуждались в расческе, и он
только пригладил их рукой. Видом своим остался недоволен. Лицо бледное,
осунувшееся, под глазами нездоровые тени. На всякий случай проглотил
таблетку ношпы.
самом дальнем углу, между канцелярским шкафом и столиком с кофеваркой.
Секретарша едва заметно кивнула в ответ, не отрывая глаз от машинки.
Печатала она двумя пальцами, но ловко и очень быстро.
ящик стола и, прихрамывая, как подбитая утка, скрылась за зеленой кожаной
дверью. Потянулись минуты ожидания. Несколько раз звонил телефон, но Марк
Модестович не знал, как ему быть: то ли снять трубку и услужливо доложить
потом о звонке секретарше, то ли отстраниться. Решил, что лучше инициативы
не проявлять.
почту. Надрезав сбоку очередной конверт, бегло проглядев письма, она
соединила их скрепкой. Некоторые пакеты оставались нетронутыми и шли в
специальную папку, где золотом было вытиснено: <Лично>. Марка Модестовича
она, казалось, не замечала вовсе.
легким покашливанием, она вдруг сказала, кивнув на дверь:
пригнувшись, вошел в кабинет. Но здесь было пусто. Холодно сверкала
полировка стола для заседаний, оловянный отсвет затянутого мглой неба
дрожал в узорчатых стеклах книжных шкафов. Марк Модестович нерешительно
замер на пороге. Необъятный кабинет всегда подавлял его своим сумрачным
неприступным величием. Теперь же, когда Фома Андреевич пребывал в задней
комнате, в которой закусывал или отдыхал на диване, Сударевский
почувствовал себя еще более неуютно. В ожидании выхода Фомы Андреевича он
приблизился к огромной, во всю стену, карте Союза, на которой трассами из
рубинового полистирола были обозначены связи НИИСКа с городами страны, и
стал изучать прихотливую береговую линию далекой Якутии.
чувственные, капризно опущенные уголками вниз губы, он указал Сударевскому
на ближний от своего кресла стул. Марк Модестович схватился за спинку и,
почтительно склонив голову, подождал, пока сядет директор. Фома Андреевич
уже было опустился в кресло, но вдруг встал, вышел из-за стола. Помедлив,
он смахнул с пиджака хлебные крошки и протянул Сударевскому руку.
бросил ее в пепельницу, выточенную из массивной глыбы горного хрусталя. -
Давно собираюсь с вами побеседовать... да, давно. Вы ведь у Ковского
работаете?
спрятал ноги дальше под стул, хотя директор никак не мог увидеть со своего
места запачканные глиной брючины. - У Аркадия Викторовича.
жужжание селектора. - У Аркадия Викторовича. - Он задумчиво поиграл
ослепительно синей сапфировой призмой. - А где сейчас ваш Аркадий
Викторович?
время Аркадий Викторович?
разрешите, я могу позвонить, узнать. - Он выжидательно привстал.
расстегнул две пуговки на жилете. - Мы с вами, как положено, на рабочем
месте находимся, а Ковский - на даче, видите ли... У него разве отпуск?
многозначительно добавил: - Иногда.
непринужденную позу.
в его адрес. Неприязнь директора к шефу была общеизвестна. Лично
Сударевскому это ничем не грозило. Напротив, при благоприятных
обстоятельствах можно было даже кое на что и рассчитывать. Главное, не
проглядеть нужный момент, уловить с полуслова намек.
взором. - Вы, как всегда, правы, но Аркадий Викторович действительно мой
учитель, а я порядочный человек, и... неужели вы сами не понимаете
Лукин Евгений
Курылев Олег
Суворов Виктор
Ильин Андрей
Херберт Фрэнк