Чтение 28–й страницы книги ~Пагода благоуханий~

- Совершенно верно, товарищ Тян, - протянул ему книжку Дык, -
найдется лимон или лайм? Глава девятая. Со слов: "Тогда Он, войдя в
лодку..."
- С этим, к сожалению, придется подождать до первой прогулки, -
огорчился Тян. - Такими сокровищами на Пулокондоре не балуют. Скоро
сам увидишь, чем нас тут потчуют. Щепотки соли не допросишься.
- Соли! - усмехнулся Ло. - Наш достопочтенный боров, надзиратель,
нарочно старается подсунуть вместо нее негашеную известь. Забавляется.
Есть у нас еще и санитар по прозвищу мсье Аспирин. Если кто заболеет,
он посыплет ему рис порошком аспирина, и был таков. Пусть у тебя язва
желудка, туберкулез или амебная дизентерия - ему наплевать. Одним
словом, не вздумай болеть и не проси добавки.
- Что ты стращаешь паренька, Ло? - вмешался Тханг. - Судя по
всему, он изучил полный курс арестантских наук. - Он похлопал новичка
по плечу. - Не пропадет. Что там в брошюре?
- Задачи Вьетнама, чу!1 Партия считает, что рабочие и крестьяне
должны стать основным костяком демократического фронта борьбы против
японских фашистов. Это главное. Но на определенных условиях мы должны
быть готовы вступить и в коалицию с группировкой де Голля, привлечь на
свою сторону китайских эмигрантов. При помощи союзников, при умелом
использовании противоречий в стане врага антифашистское восстание
будет успешным.
1 Принятое во Вьетнаме обращение младшего к старшему.
- Спасибо тебе, товарищ, - сказал Тханг. - Всем задание: добыть
лимон. Пока же будем готовиться к празднику. Девятнадцатый раз
встречаю тэт за решеткой.
Витамины духа, принесенные новичком, и близость праздника подняли
настроение.
Студент Ло подсел ближе к Дыку, тихо спросил:
- Не установили, кто выдал сампан дедушки Вема?
- Нет, Ло, пока ничего не известно. Ты знаешь, ведь именно там я
встретил последний тэт! Всего год прошел, а кажется, что целая жизнь.
Нас взяли на второй день праздника. Теперь я только и делаю, что
вспоминаю.
- Не надо вспоминать. Ищи предателя.
- Как? - горько усмехнулся Дык. - Вокруг бетонные стены и море.
Мы скованы по рукам и ногам.
- Зато мысль свободна. Ты должен вспомнить всех, с кем встречался
незадолго до ареста, и каждого перебрать по косточкам. Это грязное
дело. Хуже нет, чем взрастить в доме лисицу.
- Я даже не уверен, что тут действовал предатель. Жандармы и сами
могли выследить. Разве не так?
- Могли, - согласился Ло. - Но разве ты не знаешь, что прежде
всего мы обязаны подумать о шпионе? Вспомни, как были арестованы наши
товарищи. Меня ведь тоже выдал провокатор.
- Знаю. Товарищ Танг рассказывал. Мы разоблачили и обезвредили
оборотня.
- Вот видишь! Нет, ты просто обязан напрячь память. Если появятся
какие-нибудь подозрения, мы найдем способ снестись с волей.
- Здесь, на Пулокондоре? - удивился Дык. - А вообще-то, конечно.
Отец Белого нефрита бежал именно из этой тюрьмы. Деньги только нужны.
Здесь дорого?
- Не очень. Все надзиратели купили свои должности у начальника
сектора. Он человек без предрассудков. Для него тюрьма лишь рынок, где
нужно наладить образцовую торговлю. Поэтому цены у нас твердые, в
зависимости от поста, который занимает охранник. Того, кто отпирает
камеры и водит на прогулку, можно купить за двадцать монет. Это мелкая
сошка. Наблюдающего за свиданиями этим уже не умаслишь: у него
должность выгоднее. Как-никак может присвоить себе любую передачу. Да
и денег у вольных побольше, чем у нашего брата.
- Ясно. Вопрос, значит, упирается в деньги.
- На нашем черном рынке все идет в дело: выпивка, сигареты,
жратва, опиум. За письмо на волю двести монет. Короче говоря, мысли. У
Родена есть такая скульптура - "Мыслитель". Не иначе, заключенного
изобразил.
- Хватит шептаться в углу, - подошел к ним Фам Динь Тян. -
Давайте лучше почитаем стихи. Чья сегодня очередь? - обернулся он к
дядюшке Тхангу.
- Разрешите, я прочту, - попросил Дык. - Перед отправкой сюда мы
разучили стихи о верности, которые пришли из далекой России.
- Молодцы! - обрадовался Тханг. - Льенсо монам!2 - воскликнул он,
подняв кулак. - Начинай, счастливый гость.
2 Советскому Союзу - десять тысяч лет!

- Их написал поэт Си-Ма-Нап, - сказал он и, вскинув голову,
запел:
Я вернусь, если ты меня будешь
ждать,
Только ты должна очень хотеть, чтобы
я вернулся.
Жди, когда начнутся ливни желтые,
как лихорадка,
Жди, если даже на землю будет падать снег.
Голос чтеца оборвался на самой высокой ноте, он закрыл лицо
руками и отвернулся.

x x x

Жаламбе скинул сорочку, подлил в тазик кипятку из термоса и
нехотя сел за рабочий стол. Попробовав пальцем, не горячо ли, погрузил
в воду набухшие от жары ноги.
Перед закрытым совещанием во дворце хотелось подобрать материал,
рисующий секретную службу в более выгодном свете. Но хвастаться было
нечем. Самую дееспособную агентуру переманили японцы, и контрразведка
все больше уподоблялась тайной полиции. Причем в наихудшем
провинциальном варианте. Конг превратился в типичного агента-двойника.
Вполне вероятно, что он работал еще и на китайцев. Жаламбе запомнилась
поговорка о листьях, краснеющих трижды в году. Он подозревал, что
недалек день, когда виртуоз-оборотень переметнется к американцам.
Морское сражение у атолла Мидуэй изменило соотношение сил на Тихом
океане, и со дня на день могло начаться решительное контрнаступление.
Затяжные бои за Гвадалканал показали, что японский блицкриг
захлебнулся. Неизвестно еще, где раньше высадятся союзники: на Окинаве
или здесь, в Индокитае. С открытием второго фронта в Европе они будто
бы не очень спешили. Еще есть время сориентироваться и хорошенько
взвесить решительный шаг. Русские переломили бошам хребет и в
решительном темпе забирали обратно свои города. Как только они начнут
брать чужие, англо-американцы поспешат им навстречу. А это значит, что
рано или поздно де Голль вступит во Францию.
Жаламбе раскрыл досье, заведенное на генерала Мордана. Еще год
назад собранных контрразведкой материалов было бы вполне достаточно,
чтобы, по меньшей мере, сорвать с него золотое шитье. Какое счастье,
что Жаламбе удержался тогда от соблазна! Никогда не следует сжигать за
собой мосты. И американских агентов он тоже поостерегся передать в
руки японцам! Недалек день, когда это ему зачтется. Однако нужно
сосредоточиться на Мордане...
Все эти годы Мордан продолжал тайно сноситься с представителями
Свободной Франции. Не далее как неделю назад он встретился с
деголлевским эмиссаром, который спустился на парашюте в районе
Халонга. Жаламбе знал, что Деку тоже какими-то путями проведал об этой
встрече, но ничего не предпринял. Это ли не знамение времени? Неужели
хитрец вздумал переметнуться? Отчего бы и нет? Ему надо спешить. Он
слишком тесно связан с Дарланом, чтобы позволить себе дожидаться,
когда пробьет без четверти двенадцать.
Жаламбе принялся изучать последние декреты генерал-губернатора.
Деку явно старался поднять престиж феодальной монархии и мандарината.
Он реставрировал дворец в Хюэ, восстановил старинные церемонии,
столичная пресса начала широко пропагандировать всевозможные выставки,
литературные конкурсы и народные ремесла.
Что ж, подобные меры были разумны, и любая власть поставит их
генералу в заслугу.
Вызывало недоумение другое. Уравнивая туземцев в правах, расширяя
школы, Деку не только делал упор на моральное и патриотическое
воспитание, но и рьяно насаждал культ Петэна. Этого Жаламбе и не мог
понять. Неужели адмирал не видел, что дни "национальной революции"
сочтены? Едва ли. Иначе бы он нашел возможность поставить
контрразведку в известность о махинациях Мордана.
"Ставить на двух лошадей сразу? - спрашивал себя Жаламбе и вновь
был вынужден констатировать: - Почему бы и нет?"
Жаламбе понял, что ему не стоит спешить. Он будет держать
равнение на адмирала. Такой человек не упустит спасительного мгновения
и, не теряя лица, перейдет на службу новой власти.
Что могут поставить ему, Жаламбе, в вину, если, не дай господь,
настанет столь тягостный час? Сотрудничество с японцами? Весьма
проблематично. Пусть Свободная Франция воюет с хирохито, у Новой
Франции с ним союз. А Франция едина, поэтому неизвестно еще, как
будет. Какие-нибудь ходы всегда найдутся. Единственная улика - это
картотека. Официально ему никто не приказывал передавать ее волкодаву
Уэде. Все знали, но делали вид, что ничего не происходит. Умыли руки,
короче говоря, соблюли невинность. Но это прежде всего касалось