было не заметить.
затемненным своим взглядом.
замечая ребят, сел на скамейку.
мелкая зелень.
самая редкая, светлая. Невозможно этого не видеть. И он видел, но никак не
ощущал. Чувства его, придавленные обстоятельствами, были как слепые.
весной. И каждую весну звучала она по-новому.
сады. Стаял снег, прилетели птицы, а на деревья было невозможно смотреть.
Чернели пустые, голые, как кресты на погосте.
кронами казались кощунством. Правда, к середине лета оттаяли редкие сучки,
дали блеклую, тут же увядшую зелень. Но и все.
поддерживало худые желтые ростки. Но удар следовал за ударом, и после
каждого казалось, что невозможно подняться, обрести себя.
накапливалось в нем, терзая изболевшуюся совесть. Тяжкой виной добавилась
сюда и Олина смерть. Ребята стояли в отдалении, Васька показывал Ксане на
большую яму, объясняя, что в сорок первом году упала тут целая тонная бомба.
Фрицев от Москвы зенитками отогнали, они побросали бомбы куда попало. А эта
бомба не взорвалась. Но все равно в школе и в домах выскочили стекла. Яму
сразу окружили заборчиком и несколько дней откапывали; все говорили, что она
замедленного действия. Васька потому и запомнил, что им не разрешали ходить
в школу. А потом сказали, что в бомбе оказались опилки и записка: "Чем
можем, тем поможем!" Это немецкие рабочие писали...
лука.
бы и вправду были на равных в сравнении с маленьким Васькой. И он это видел
и великодушно позволял опекать себя, зная, что это не унизительно и он
всегда может удрать, если такая опека надоест.
искали! Сыч тебя искал!" "Да ладно", - сказал Васька. Но почувствовал себя
неприятно. "Психует Сыч-то!" - добавили ребята и убежали, крича на ходу, что
сегодня они выступают в госпитале...
когда он посещал без приглашения, но и без хозяев.
Привыкнет, размягчится, потеряет способность выживать, тут и конец ему. Да и
вообще домашние были другим миром, и соприкосновение с ним не приносило
радости. Будут жалеть, подкармливать, числить про себя несчастненьким,
сиротой...
выступает на голодный желудок. Пойдем, пойдем!
послушают ее.
бойцов. Когда бежали от немцев, успели захватить одну швейную машинку
"Зингер"... Вот на ней мама и шьет.
возле магазина. Миновали парадную дверь с высоким крыльцом, где недавно
орала Сенькина мать, Акулиха, и ткнулись с обратной стороны в низенькую
пристройку.
дверь. Она закричала с порога: - Мама! Я с гостями! Они будут есть суп с
селедкой!
руку, потом с солдатом, называя себя Верой Ивановной. Голос был у нее
звонкий и мелодичный. На груди колыхалась желтая лента сантиметра.
главная хозяйка, - я тебе рассказывала про Васю, помнишь? Его нужно
подлечить, а его одежду тоже... Он сегодня выступает на концерте.
повторяла Вера Ивановна, осматривая бегло Ваську, обходя вокруг него. На
солдата она почти не взглянула.
сама... Ты у нас в школе курсы сестер кончила.
иголки нет.
одеялом. Вера Ивановна осматривала штаны и рубашку, поднимая их на уровень
глаз и вздыхая. Спросила, как же он, Вася, собирался выступать с такими
дырками?
было.
сказал он.
до войны занималась. Сейчас-то она все забыла.
дрыгаться, уставился на Веру Ивановну, удивляясь, как ловко у нее
получается. Он умел зашивать при помощи иголки, даже гвоздя, но такой работы
он не видел. Вообще-то, если бы спереть такую машинку, он бы тоже научился.
Хорошая игрушка, надо запомнить.
откусывая нитку и взглядывая на солдата так исподлобья. - Я сразу увидела,
что вы похожи.
расплылся от радости. Счастливыми глазами посмотрел на солдата. И тот,
взглянувна Ваську, подтвердил:
его лицо, руки, шею, даже волосы. Васька пытался заорать, но Ксана сказала:
Вере Ивановне подумал, что вовсе она не плохая, если заметила их сходство.
теперь увидел, что у нее большие темные глаза, в сумерках которых затаилась
усталая грусть, а в волосах много седины.
- Догадываюсь, что у вас неприячности. Но разговор не о вас, о мальчике.
Если есть возможность, купите ему одежду. Эта кончилась.. И потом... У него
вши. Понимаете, целые гнезда вшей. Я пыталась их давить, смотрю, еще, еще...
В каждой складке... Я могу постирать все, но лучше бы сжечь. Вши могут быть
и тифозные...
хорошо сперва жили. Муж был кадровый военный, крупный командир. Мы ничего о
нем не знаем. А я не работала, но я умела хорошо шить, это нас и кормит.
Сейчас мы в долгах... Всем трудно, я понимаю. Но когда в нужде дети, ужасно.
К этому привыкнуть нельзя.