Овчаж, отойдя в сторонку, смиренно опустился на колени. Стасек, дрожа от
восторга, широко раскрыл рот и глаза, а Ендрек мигом сбежал с горы, перешел
вброд реку и опрометью понесся в лагерь.
колышек и повернул на запад. Следом за ним в том же порядке, что и раньше,
двинулась толпа с пением:
скорбных заунывных песнопений в костеле она показалась им гимном
торжествующей силы. Не думали они, что на этих нивах, где доселе раздавались
лишь горестные стенания:
толпа чужаков будет громко взывать:
дрожа всем телом.
ему водой и уговаривая успокоиться. Они знали, что мальчик необыкновенно
чувствителен к музыке, что в костеле всякий раз во время богослужений он
смеется и плачет, но в таком состоянии они еще не видели его никогда.
перепачкался в песке на берегу; в мокрой одежде ему было холодно, но он ни
на что не обращал внимания, настолько поглотило его невиданное зрелище.
нечистого отгоняют, чтобы к ним в хату не лез. У швабов, известное дело, нет
ни зелья, ни освященного мелу, вот они и забивают по углам дубовые колья. А
против черта дубовый кол и вправду лучше мелу, тут ничего не скажешь... А
может, они так заколдуют это место, что за ночь у них хата сама собой
вырастет?.."
пятнадцать лет, и он отлично знал, что одним пением, без работы хаты не
выстроишь.
распевая гимн и спотыкаясь на неровной земле, только старики, женщины и
дети. Молодежь - каменщики и плотники - стояла двумя кучками на холме, с
громким хохотом подталкивая друг дружку и покуривая трубки. По их вине раз
даже остановилась вся процессия. А когда Вильгельм Хаммер, орудовавший над
бочкой пива, поднял наполненный до краев стакан, молодежь так гаркнула
"хох!" и "ура!", что старик Хаммер оглянулся, а больной учитель погрозил им
пальцем.
детские голоса, скрипучее подвывание старух и глухой бас Хаммера. И вдруг
среди этого нестройного хора послышался чудесный женский голос, чистый,
звучный и невыразимо волнующий. Сердце у него так и дрогнуло. В его
воображении звуки превращались в образы: ему казалось, что над мелкой
порослью и засохшими стеблями вознеслось прекрасное дерево - плакучая ива.
увидел впервые, когда она везла в тележке отца. Но тогда огромный пес
заинтересовал его больше, чем девушка. А сейчас голос ее перевернул ему
душу, и он позабыл обо всем. Исчезли поля, немцы, груды бревен и камня, -
остался лишь этот голос, заполнивший собой все вокруг. Что-то дрожало у
мальчика в груди, ему тоже захотелось петь, и он вполголоса начал:
Ендрек не помнил. Очнулся он от своего восторженного забытья, снова услышав
возгласы "хох!" и "ура!"; кричали обступившие подводу с бочкой
многочисленные гости, которым Вильгельм Хаммер поднес по кружке пива. Ендрек
разглядел в толпе коричневое платье дочери учителя и машинально подвинулся
ближе.
Ендрека и показал остальным, другой сорвал у него с головы шляпу, третий
втолкнул в середину толпы; громко хохоча, парни стали перебрасывать его из
рук в руки. Промокший мальчишка, замызганный, босой, в посконной рубахе, был
похож на пугало. В первую минуту, растерявшись, он перелетал от одного немца
к другому, как измазанный грязью мяч. Но вдруг он встретил серые глаза
дочери учителя, и в нем проснулась дикая энергия. Он пнул ногой какого-то
плотника, рванул за куртку каменщика, как молодой бычок, боднул головой в
живот старика Хаммера и, когда вокруг него стало просторнее, остановился,
сжимая кулаки и высматривая, куда бы броситься, чтобы пробить себе дорогу.
те, кого он толкнул, - хотели его поколотить. К счастью, старик Хаммер узнал
его и спросил:
сторону. Тут его увидел учитель и крикнул:
тормошить...
дочери учителя. Она держала в руке стакан пива и, подойдя к мальчику,
протянула ему.
хорошо.
По губам девушки скользнула печальная улыбка.
учителя подбежал Вильгельм Хаммер и повел ее танцевать. Уходя, она еще раз
окинула Ендрека грустным взглядом.
горло и ударили в голову. То ему хотелось броситься на Вильгельма Хаммера и
изорвать на нем его цветистую жилетку, то он готов был завыть в голос... Он
круто повернулся, решив уйти.
вмешался старик Хаммер.
брал его в аренду.
мой.
притаившегося за кустом, который подглядывал, как веселятся немцы. Это был
Гжиб.
бога, а дьявола, раз вы братаетесь с немцами...
я, что ли, как ты, словно пес, несся к ним через реку ради кружки пива? Не
видел я, что ли, как твой отец с матерью молились на горе заочно со швабами?
Дьяволу молились! Господь бог вас уже наказал: вон как Стасека скрутило. Но
погоди! Этим еще не кончится... Отступники! Псы поганые!..
застал больного Стасека, и у него сердце сжалось от страха. Он сразу
Максимов Альберт
Конюшевский Владислав
Белов Вольф
Лукин Евгений
Сертаков Виталий
Куликов Роман