Чтение 28–й страницы книги ~Поводыри на распутье~

— Потому что мне не нужна «балалайка». — А вот теперь в голосе девушки появилось… не высокомерие, нет, осознание собственного превосходства. Осознание своей силы. — Я лучше любого компьютера.

Рус удивленно поднял брови: — Да?

— Да! — Пэт вскинула подбородок. — Потому что я — человек!

анклав: Москва

территория: Сити

«Подсолнух»

благородство волков — тоже благородство

Этой ночью в Анклаве бодрствовало значительно больше людей, нежели обычно. Безы и бунтовщики, мирные жители, выгнанные из своих домов, и репортеры новостных каналов… И даже несколько верхолазов, которым, казалось бы, по чину положено проводить ночные часы под теплыми одеялами, невзирая ни на какие события, отказались от отдыха и поспешили на срочное совещание.

В гигантских размеров кабинете президента «Науком» собрались трое. Хозяин, Игорь Александрович Холодов, крупный, широкий в кости мужчина лет шестидесяти. Геннадий Старович, директор Финансового департамента «Науком». И Максимилиан Кауфман. Три человека, три равноправных лидера Московского клуба — тайной организации московских верхолазов, сумевшей подмять под себя уже четыре транснациональные корпорации.

— Макс, не сочти, что мы тебя упрекаем, — нехотя пробормотал Холодов, принимаясь за очередную чашку кофе, — или сомневаемся в твоей компетентности, но… — президент «Науком» покачал головой, — аравийские события вызвали слишком большой резонанс. Тебя ждут неприятности.

— Я знаю, — спокойно ответил Мертвый.

Он единственный отказался от чая, кофе или вина. Сидел в кресле, похожий на нахохлившуюся птицу, и односложно отвечал на вопросы друзей. Не оставалось сомнений в том, что настроение у директора московского филиала СБА самое что ни на есть паршивое. Впрочем, как и у Холодова со Старовичем.

— Вечером мне звонили главы почти всех представительств, — продолжил президент «Науком». — Верхолазы беспокоятся.

— Меня обвиняли?

— Открыто — нет. Но намекали, что ты не справляешься.

— Это Моратти, — усмехнулся Кауфман. — Хорошо, что ему не пришло в голову обвинить меня в организации беспорядков.

— Только не говори, что это твоих рук дело, — пробормотал Старович.

— Не скажу даже вам, — отрезал Мертвый. — Мне еще надо отмыться от обвинений в некомпетентности.

— То есть ты на самом деле проспал Аравию?

— С некоторой точки зрения да. — Заметив, как вытянулись лица друзей, Кауфман вздохнул и развил свою мысль: — Я предполагал, что Моратти попытается скомпрометировать меня, доказать, что я не соответствую занимаемой должности. Если все верхолазы потребуют моей крови, даже ваша защита не спасет — придется уходить. Разумеется, директором станет наш человек, но Моратти затянет процесс его вступления в должность, наводнит филиал комиссиями, и его люди успеют обнюхать каждый отдел, каждого сотрудника, выведать все наши секреты. А если не выведать, то как следует подпортить нам жизнь. Моратти понял, что не контролирует московский филиал, и пошел ва-банк.

— Ты знал, что в Анклаве работают провокаторы?

— Предполагал.

— И не мешал им?

— Я их искал…

— Но недостаточно активно, — продемонстрировал проницательность Холодов. — Ведь так?

— Так, — кивнул Кауфман.

— Но почему? — искренне изумился Старович. Финансовый директор, привыкший к продуманным и надежным схемам, не мог понять, что заставило Мертвого вести себя столь неосмотрительно.

— Потому что до определенного момента их действия меня устраивали, — довольно жестко произнес Кауфман.

— Что значит «устраивали»? Мы говорим о беспорядках! О бунте! Это плохо со всех точек зрения.

— С моей точки зрения все, о чем ты говоришь, вполне нормально.

— Макс, ты совсем свихнулся?

Ни один человек в мире, исключая Старовича и Холодова, не посмел бы говорить с Мертвым подобным тоном и использовать подобные выражения. Мстительность Кауфмана давно вошла в поговорку, а уж такие слова он мог расценить как высочайшее оскорбление. Однако финансовому директору «Науком» дозволялось многое.

— Гена, — устало проронил Мертвый, — твои дети сейчас в Аравии?

— Нет.

— Там горят твои дома? Твои мобили?

— Нет.

— В таком случае расслабься и не пытайся судить о вещах, которых не понимаешь.

— Макс, думаю, ты должен объяснить Гене свои мотивы, — примирительным тоном произнес Холодов. — Ты же видишь, что он нервничает.

И отхлебнул кофе.

— Хорошо, — вздохнул Мертвый и демонстративно взглянул на золотые наручные часы.

Кауфман, единственный из присутствующих, не был подключен к сети, не вживил себе «балалайку», а потому был вынужден пользоваться суррогатами, часами, коммуникатором.

— Если тебя свалят, у нас возникнут серьезные проблемы, — пробурчал Старович.

Ему было немного стыдно за проявленную несдержанность.

— Любой Анклав — это пороховая бочка, — негромко начал Кауфман. — Подавляющая масса жителей мечтает ворваться в зону корпораций и разграбить ее. Там чистая вода и чистая еда, роскошные женщины и большие деньги. Там, в корпоративных зонах, в представлении большинства жителей Анклава, течет настоящая жизнь. И они, не задумываясь, убьют за нее. Убьют ради шанса войти в элиту.

— Но это невозможно!

— История знает немало примеров удачных революций. Восставшая чернь сносила правящую элиту и формировала новую власть. Разумеется, собственно чернь использовалась в качестве пушечного мяса и после кровавого пира возвращалась в исходное состояние…

— Вот именно! Неужели они не понимают, что дорогу наверх следует прокладывать способностями и талантом, а не трупами? — Старович помолчал, подумал и сам себя поправил: — Не только трупами.

— Гена, ты действительно думаешь, что все люди на Земле такие же умные, как ты?

— А во время беспорядков вообще никто не думает, — подал голос Холодов. — Некогда. Надо убивать.

— Мы не можем предотвратить бунты — недовольство своим положением естественно, — продолжил Мертвый. — Но мы можем управлять ситуацией, стравливать людей ме

жду собой. Аравию с Кришной. Урус с Шанхайчиком. В результате нападения на корпоративные территории происходят значительно реже, чем должны бы.

— Но при этом гораздо ожесточеннее, — заметил Холодов.

— Что дает нам право использовать при подавлении бунта любые средства, — с улыбкой закончил Кауфман. — А это, в свою очередь, приводит к уменьшению потерь среди безов.

— Жестоко, — после короткой паузы пробормотал Старович.

Главный казначей оружейной корпорации не страдал наивностью. Умный, циничный, блестящий профессионал, действиями которого восхищались лучшие финансисты мира, он был достаточно жесток, но в своей области. В битвах котировок и сражениях долгосрочных обязательств ему не находилось равных, на этих полях Старович считался Александром Великим, гениальным завоевателем, не знающим жалости к побежденным. Однако в вопросах настоящей войны Геннадий не был силен. Нельзя сказать, что высказывания Мертвого стали для Старовича откровением, но впечатление они произвели.

— Небольшой, грамотно спланированный и правильно проведенный бунт является необходимой частью повседневной жизни Анклава. — Кауфман помолчал. — Аравия подошла к черте. Если бы я помешал людям Моратти раскачать ее, то потерял бы время и через пару недель получил бы массовые беспорядки минимум на четырех территориях и атаку на зону корпораций.

— А что ты имеешь сейчас?

— Я недооценил парня, который занимался организацией бунта, — признал Мертвый. — Я рассчитывал, что вчера ситуация полностью нормализуется, но отравление пищевой фабрики спутало карты.

— И это все?

— А что я еще могу сказать? — огрызнулся Кауфман. — Что постараюсь вернуть жизнь Анклава в нормальное русло? Постараюсь. Что постараюсь обойтись без лишних жертв? Постараюсь. Я знаю, какой ор стоит на новостных каналах…

— Я как раз вывел несколько заголовков, — пробурчал Холодов. — Уверен, тебе будет интересно.

Мертвый поморщился, но послушно уставился в настенный монитор.

«Москва в огне!» «Кауфман привел Анклав в тупик!» «Массовые жертвы!» «Уличные бои в Аравии!» Фотографии, видеоролики, тексты «аналитических» статей, интервью с беженцами…

И это только ночные выпуски, — вздохнул Старович. — Представляете, что ждет нас утром?

— Меня ждет, — угрюмо уточнил Мертвый. — Меня, не нас.

— Если Моратти поднимет вопрос о твоем несоответствии…

— Когда Моратти поднимет вопрос о моем несоответ ствии, — поправил Кауфман Холодова.

— Хорошо, что ты это понимаешь, — кивнул тот. — Так вот, когда Моратти поднимет вопрос о твоем несоответствии, нам придется тяжело. Массовые отравления — это серьезно.

— Уверен, утром и Европейский Союз, и Индия выразят протест, — добавил Старович. — Подольют масла в огонь.

Формально государства не имели права вмешиваться во внутренние дела независимых Анклавов. На практике же они не упускали случая вступиться за сородичей. Понимали, что близость с диаспорами укрепляет их влияние на корпорации.

— Мы отобьемся? — угрюмо спросил Кауфман. «Вашего влияния хватит, чтобы прикрыть меня?»

— Не уверен, — честно ответил Холодов.

— Ты крепко подставился, — буркнул Старович.

Они не бросали друга в беде, а реально оценивали сложившуюся ситуацию. Понимали, что если Кауфман уйдет, Московский клуб затрещит по швам, и старались найти выход из непростого положения.

— К счастью, у нас есть время, — грустно усмехнулся Старович. — Эмоции схлынут, верхолазы успокоятся, и мы, вполне возможно, сумеем тебя отбить.

За три месяца до выборов президент СБА терял возможность снимать высших офицеров службы с занимаемых постов. Правило придумывалось для того, чтобы директора филиалов не опасались идти на выборы сами или поддерживать неугодных действующему президенту кандидатов. Для москвичей эта лазейка стала последней надеждой на благополучный исход дела.

— Не забудь об особых случаях, — напомнил Мертвый другой пункт статьи. — Например, если в Анклаве действует военное положение.

— В Москве оно не действует!

— Если беспорядки охватят четыре территории, меня заставят его ввести.

— Так прекрати беспорядки! — с неожиданной яростью прорычал Холодов и ударил кулаком по столу. — Прекрати!

Я стараюсь, — сухо ответил Кауфман.

Президент «Науком» отвернулся, немного помолчал и буркнул:

— Извини.

— Ничего страшного, — очень спокойно произнес Мертвый. — Я все понимаю.

— Честно говоря, Макс, я не думал, что Моратти обыграет тебя на твоем поле.

— Я не ожидал, что он пойдет на такую провокацию. Массовые отравления… Не ожидал. От Моратти — не ожидал. Не был готов.

— Круто для штабной крысы?

— Очень круто, — признал Кауфман. — Он меня сделал.

— А ты на его поле сыграть не хочешь?

— Уже играю. — Мертвый скупо улыбнулся. — Есть вероятность, что на конференции мы устроим Нику большой и неприятный сюрприз.

— Битва гигантов, — подытожил Старович. — Кого ты купил?

— Макферсона.

— Молодец, — одобрил Холодов. — Первая приятная

новость за день.

— Если мы свалим Моратти, — прищурился Старо

вич, — то решим все свои проблемы. Но если Ник устоит…

В кармане Кауфмана зазвонил коммуникатор.

— Я отвечу, — буркнул Максимилиан. — Я разрешил выходить на связь только в крайних случаях.

Верхолазы кивнули. Мертвый достал плоскую коробочку, нажал на кнопку ответа и приложил к уху:

— Да. — Пауза. — Я понял. Перезвоню.

Убрал коммуникатор в карман и негромко произнес:

— Аравийцы прорвались на Болото.

Старович крякнул. На лице Холодова не дрогнул ни один мускул. Он выждал пару мгновений, понял, что Кауфман не будет продолжать, и спокойно, так, словно ничего не произошло, закончил:

— Если Ник Моратти устоит, нам придется открыть карты. Мы не можем остановиться. И не можем никого потерять. Или все вместе вперед, или все вместе в никуда.

анклав: Москва

территория: Болото

главное в карусели войны — не потерять голову

Слоновски разработал неплохой план, возможно и не идеальный, но вполне действенный. Исполнители тоже не подкачали: московские безы славились дисциплинированностью и умением точно следовать полученным инструкциям. Балаклавская группировка продвигалась на север строго по графику. Блокпосты, отделяющие Аравию от Болота, держались, вертолетчики залили «молоко» именно в те районы, в какие требовал Грег. Ошибок не было. На первый взгляд. В действительности же именно в работе летчиков и заключалось одно из слабых мест плана. Зона боев между Аравией и Кришной оказалась слишком большой, и Слоновски пришлось использовать практически весь газ, что находился в арсенале СБА. Оставшихся на складах запасов не хватило бы и на пару кварталов.

Вторая ошибка заключалась в недооценке бунтовщиков. В прошлом Грегу уже доводилось гасить беспорядки в Аравии, и он прекрасно знал, что жители ее менее агрессивны, чем, к примеру, обитатели Уруса. Изначально расчеты подтвердились: демонстрации на проспекте оказалось достаточно, чтобы утихомирить южан, Балаклавская группировка продвигалась по Аравии без особых проблем… Однако при первом же соприкосновении с воюющими отрядами северян ситуация кардинально поменялась. Почувствовавшие кровь аравийцы, многие из которых потеряли в результате отравления фабрики родных и близких, оказали безам яростное сопротивление. И это несмотря на то, что разлитое «молоко» мешало вести полноценный огневой бой и разрывало связь между отрядами; что приободрившиеся индусы теснили арабов с запада, а балаклавцы с востока и юга; что над улицами постоянно барражировали вертолеты, а по всем доступным каналам связи неслись призывы сложить оружие и Мертвый обещал сдавшимся полную неприкосновенность. У аравийцев было два выхода: прекратить бессмысленную бойню или…

Вопреки всем расчетам Слоновски, большинство северян выбрало «или». И около двух часов ночи отряды бунтовщиков прорвали блокпосты СБА и вышли на Болото.

— Митроха, подъем! — Удар, который последовал за громогласным воплем, едва не снес дверь спальни с петель.

— Что?! Где?! — Бобры вылетел в гостиную, на ходу натягивая штаны. — Чего орете?

— На юге буза, братишка, — коротко сообщил Петруха. — Аравия прорвалась.

Стоящий рядом с ним старший кивнул, подтверждая сообщение. Оба брата были одеты и при оружии.

— А нам какого Кришны суетиться? — не понял Митроха. — Пусть у Рауля башню сносит, это его территория.

— Хмурый маляву прислал, — объяснил Тимоха. — Помощи просит. Боится, что арабы его владения разграбят.

— Правильно боится, — хмыкнул Митроха.

У среднего Бобры с Хмурым были свои счеты, личные, связанные с одной симпатичной метелкой из «Мозаики», а потому обрушившиеся на недруга проблемы Митроху порадовали. Но старший брат уже принял решение:

— Короче, Рауля мы поддержим, — безапелляционным тоном заявил Тимоха. — Во-первых, он башляет, во-вторых, дело правильное: нефига арабам на Болоте гадить. Чтобы через пять минут был внизу. Хватит метелку тискать!

Тимоха вышел в коридор, Петруха, состроив брату ехидную рожу, — следом, Митроха, негромко ругаясь, вернулся в спальню и принялся торопливо рыться в шкафу. На пол полетели комбинезон из кевлайкры, куртка, бронежилет, боевой пояс, ботинки… Привлеченная грохотом Лика оторвала от подушки голову и сонно посмотрела на любовника.

— Далеко собрался?

— На войну, — недовольно ответил Митроха, застегивая комбинезон. — Аравию мочить, чтоб их Мертвый погрыз…

— Ух ты! — Женщина резко поднялась с кровати. — Бунт на Болото перекинулся?

— Хрен тебе, — пробубнил Бобры. — Не позволим! Всех перебьем на…

У Лики заблестели глаза.

— Митроха, возьми меня с собой!

— Сдурела, что ли? Спи давай, я к завтраку вернусь. Бобры распахнул оружейный ящик, вытащил «дыродел», заправил его в кобуру, потянулся за «дрелью»…

— Это тебе хрен! — Вскочившая с кровати Лика спешно натянула трусики и лифчик, нырнула в шкаф и схватила первый попавшийся комбинезон. — Я тоже хочу!

— Чего ты хочешь, дура?

— Убивать!

Митроха ошарашенно уставился на возбужденную женщину:

— Сбрендила, метелка? Быстро в койку и баиньки! Лика жестко посмотрела канторщику в глаза и отчетливо произнесла:

— Прямо сейчас мой законный муж спит с наложницей, которая младше меня на пятнадцать лет, и ему плевать, что ты драл меня всю ночь. Ему на это плевать, понимаешь? Плевать! Так что не удивляйся тому, что мне очень хочется кого-нибудь убить.

— Точно чокнутая, — пробормотал Митроха.

Было бы неправильно утверждать, что жители прилегающих к Аравии кварталов Болота не готовились к прорыву. Еще как готовились! Несмотря на заявления безов и выставленные кордоны. Несмотря на оптимистичные репортажи о ходе подавления беспорядков. Несмотря на личные гарантии Кауфмана.

Люди чувствовали, что легко подавить арабов у СБА не получится, и принимали собственные меры безопасности. Кто-то уезжал в более спокойные районы, кто-то запирался в доме, приготовив оружие и солидный запас патронов, кто-то прикидывал, из чего лучше строить баррикаду. Почти все окна закрыты ставнями, двери заперты, редким прохожим советуют убираться, угрожают оружием, пропускают только своих. Южные кварталы Болота превратились в осажденную крепость задолго до того, как разъяренные толпы аравийцев снесли блокпосты. Жизнь в Анклаве приучила людей готовиться к худшему, рассчитывать на себя, не надеяться, что кто-то поможет спасти твою лавку или квартиру, доверять только своим и у них искать поддержки. А потому, пропустив на север отступающих безов, обитатели Болота встретили бунтовщиков ураганным огнем.

— Слоновски, что у тебя?!

Учитывая обстоятельства, Кауфману следовало рвать и метать, брызгать слюной и угрожать провинившемуся офицеру немедленной расправой. И он бы наверняка так себя вел, если бы в занятных историях об интеллектуальной ограниченности директора московского филиала СБА присутствовала хотя бы толика правды. Мертвый был суров с напортачившими подчиненными, порою — жесток, но только по делу, только после тщательного разбора полетов. И разумеется, ему хватало ума и выдержки не устраивать истерики в разгар кризиса.

— Докладывай.

— Если бы не местные, Болото бы уже горело, — честно признал Грег. — Они задержали аравийцев, сбили темп и дали мне возможность перегруппироваться.

Именно так: «мне», а не «нам». Слоновски нес полную ответственность за подавление бунта и не собирался ею ни с кем делиться.

— Новый рубеж пройдет по Орджоникидзе и Серпуховской. Сейчас я подтягиваю туда резервы. Думаю, минут через сорок пойдем зачищать Болото.

— Будешь выдавливать их в Аравию?

— На балаклавцев, — уточнил Слоновски. — Я приказал им остановиться и отправить всех, кого можно, на линию Третьего кольца. Возьмем прорвавшихся в тиски.

Он не стал уточнять, что ни с севера, ни с юга водометов не будет. Грег не собирался разгонять тех, кто вышел за пределы Кришны и Аравии. Он устал.

— Удержи Болото, Слоновски, — буркнул Кауфман. — Если оно полыхнет, весь Анклав займется.

— Я понял, шеф, — кивнул Грег. — Клянусь, больше плохих новостей не будет.

— Слышали новость, братья? Наши уже на Болоте!

— Да какие они наши? Размазня аравийская!

— Может, и размазня, но безов снесли, как щенков! В самый центр рвутся!