Чтение 28–й страницы книги ~Ричард Длинные руки

Призраки переглянулись, я ощутил их некоторое замешательство, сам чуточку подбодрился.

Ответил тот же призрак с копьем:

— Мы не нуждаемся в твоей пище... Как ты здесь оказался? И почему у тебя андагеррский Пес?

Я сдвинул плечами.

— Еще и андагеррский?... Вообще-то потому, что и мой конь. И потому, что я сам.

Ответ показался непонятным даже мне, призраки смотрели на меня неотрывно, их становится все больше. Копейщик исчез из поля зрения, а когда вернулся, мне почудилось, что его потряхивает. То ли от незримого для меня ветра, то ли от возбуждения.

— И откуда у тебя хеллхорс? Я развел руками.

— Ребята, вы не из милиции? А то вопросы у вас какие-то... Вы полномочны задавать такие вопросы лицам моего ранга? Я подчеркиваю, моего ранга?

На поляне словно падает красноватый снег: призраки появляются, исчезают, проходят друг сквозь друга, все блистает в странно красном свете, словно на месте луны оказался кровавый Марс, но небо абсолютно черное, без звезд, будто мы в угольной яме.

Призраки расступились, ко мне приблизился полупрозрачный колыхающийся силуэт ветхого старца, налился красным светом и превратился в почти белую фигуру. Его можно бы принять за обсыпанного мелом человека, если бы плоть не истончалась книзу. Уже на уровне живота просвечивает земля, а от колен туман исчезает вовсе.

Он проследил за моим взглядом.

— Это чтобы тебя не слишком пугать, человек... А то сразу куда глаза глядят, расшибаете головы о деревья. Меня зовут Гергомер Знающий.

— Привет, Гергомер, — сказал я легко и дружеским голосом. — Я не слишком пугливый, да и лоб у меня... любое дерево прошибу, я ж не интеллигент, а профессиональный военный, понимать надо. Меднолобый, значит. Но все равно спасибо за гуманитарную помощь. Могу чем-то угостить?

Призрак ответил после паузы:

— А чем ты можешь?

— Кое-что могу, — ответил я скромно.

На этот раз глиняная чашка получилась с первой же попытки и очень легко, кофе тоже горячий, крепкий и с шапкой светло-коричневой пены.

Гергомер неотрывно смотрел на чашку. Призраки придвинулись ближе и тоже смотрели пустыми глазницами. Никто не шевелился, только Пес громко зевнул, лег и, защищаясь от яркого костра, накрыл глаза лапой.

— Я знаю, — произнес Гергомер, — я знаю, что это... Только название не могу вспомнить... да, это... оно...

Не дожидаясь, что скажет еще, я с наслаждением отхлебнул, прислушался, все-таки я молодец, из всех сортов надежнее всего запомнил лучший, вздохнул счастливо. Призраки молча стояли вокруг, лишь один из них в виде нагой женщины с изумительно роскошным телом улегся у моих ног и обвил руками мои сапоги. Пальцы прошли было сквозь мою плоть, я ощутил едва слышное щекотание, но тут же женщина выбрала нужную позу и Улеглась удобнее, раздвинув длинные стройные ноги и выставив крупные груди.

Мне жутко хотелось расспросить их о мире, в котором они жили, но страшился выдать себя, сейчас они принимают меня почти за своего, за человека их мира или из мира очень близкого, как бы не ляпнуть чего такого лишнего...

— Вы знаете это, — произнес Гергомер, я не мог рассмотреть его лица, но почудилось, что с грустной усмешкой оглянулся на призраков, — увы, они уже не знают... Но как вы...

Я развел руками.

— Со мной еще хуже, чем с вами. Или лучше, еще не понял. Я очутился здесь, но ничего не помню.

Он внимательно всматривался в мое лицо.

— Совсем? .

— Ну, как сказать... Вот я знаю совершенно точно, что души не должны отделяться от тел, это невозможно! И призраков не существует. Но вы есть! Как это объясняете?

Он сделал движение, словно хотел потереть лоб.

— Вы правы. Я тоже это знал. Значит, мы либо из одной эпохи, либо из близких. Я тоже не знаю, повезло ли вам... Во вселенной в некий момент произошло нечто, из-за чего души отделились от тел. Но это длилось недолго. Сейчас, как я понимаю, призраком стать невозможно?

Я кивнул.

— Тоже так думаю, сэр. А как насчет вот этого...

Я щелкнул пальцами. Красный демон возник моментально, сразу озарив поляну недобрым багровым огнем. Он все так же покачивался чуть-чуть, но глаза по-прежнему смотрели в одну точку мимо меня и призрака. Гергомер с опаской обошел его со всех сторон. Мне показалось, что на сгустке красного тумана, заменяющем лицо, проступило изумление.

— Это ваш?

— Да, — ответил я, — но это все, что я могу.

— Что?

— Вызвать.

— А потом?

— Потом все, исчезает. Могу вызвать хоть сто раз. Но постоит немного, и...

Гергомер покачал головой.

— Это очень могучий демон. Очень. Я читал о нем в детстве... Но секреты управления им хранятся в Заветной Книге Архимага.

Я спросил обрадованно:

— Что за книга? Спасибо, кстати, хоть какой-то шажок!

Он помедлил, его колыхало на незримом ветру, как привязанную гравитацией шаровую молнию, голос прозвучал неуверенно:

— Я слышал только это...

— Спасибо, — поблагодарил я. — Буду искать.

На поляне разом потемнело, на месте исчезнувшего демона чуть приподнялся и осел серый пепел. Гергомер обронил негромко:

— Могли же остаться места... где сохранились и книги, и люди?

Он не уточнял, какие люди, но я понял, и он понял, что я понял. На Юг, напомнил я себе. На Юг, и побыстрее...

Глава 10

Призраки ушли, а я сидел у затухшего костра, поставив между ног меч, лук рядом на бревне, а молот под рукой на поясе. Теперь, когда языки пламени не создают контраст между ярко освещенной поляной и непроглядной тьмой за ее пределами, я отчетливо вижу все, на что натыкается взгляд.

Деревья, кусты, торчащие корни и коряги — все серое, но это терпимо, зато ничто не подберется втихую, не прыгнет на голову, пока буду стараться размышлять о высоком, чтобы не дать разыграться фантазии на тему спящей женщины.

Пару раз, когда слишком уж близко что-то начинало топать в темноте, а ветки хрустят совсем не так, как если бы по ним ходила белочка, я задействовал запаховое и тепловое, видел огромные неясные силуэты.

На голову посыпались древесная труха и чешуйки коры, ветви закачались и затрещали. Я ухватил лук и быстро выпустил пять стрел вверх между ветками.

Раздался дикий крик, от которого зазвенело в ушах. Ветви закачались сильнее, посыпались клочья коры и сухие сучья, но крылатый гад улетел.

Из-под одеяла высунулось бледное лицо.

— Господи... Что за ужас?

— Да пустяки, — ответил я. — Спите, дорогая леди.

— Что это было?

— Что-то, — ответил я. — Оно не представилось. И ушло по-английски. Правда, дождалось, пока я послал по-славянски.

Она сказала дрожащим голосом:

— Может быть, мне лучше быть с вами?

— Оскорбить хотите? — осведомился я.

— Господи, почему?

— Намекаете, что не справлюсь, не сумею защитить мирно спящую и почти неопасную женщину... Вы только ножку не высовывайте из-под одеяла, не высовывайте! Это лишает меня боеготовности и вообще боеспособности.

Она торопливо поджала ноги, став еще жалобнее и беззащитнее. Вообще, когда смотришь вот так на лежащую у твоих ног женщину, все они кажутся слабыми и беззащитными, и всех жаждется опекать. Как говорится, женщина — слабое и беззащитное существо, от которого спастись невозможно.

— Я могла бы смотреть в другую сторону, — огрызнулась она. — Мы бы раньше заметили, если бы что начало подкрадываться...

Я спросил с интересом:

— Полагаете, у вас чутье лучше, чем у Бобика? Возможно-возможно... но только не на лесных зверюшек.

Она спросила с вызовом:

— Вы на что намекаете?

— А вы почему не спите? — ответил я вопросом на вопрос.

— Да вот не спится, — ответила она язвительно.

— А ночь нужна не для того, чтобы спать, — напомнил я, — а чтобы не видеть, с кем спишь...

Зря брякнул, она сразу помрачнела, на лоб набежала тень, между бровями пролегла складка. Чувствуя себя виноватым, я поспешно натаскал сухих веток, простер к ним ладони. Через мгновение вспыхнул огонек. За спиной послышался легкий вскрик. Леди Беатриса, бледная и дрожащая, смотрит из-под одеяла на меня остановившимися глазами. Я мысленно выругал себя, зря раскрылся, сказал неуклюже:

— Что-то случилось?

Она вскрикнула:

— Вы... маг? Чернокнижник?

— Леди, — сказал я тоном оскорбленного до глубины фибров души дворянина. — Я же благородный человек! Значит, я ваапче ни разу не грамотный! Как олень. Правда, читать умею.

— Но этот огонь?

Я отмахнулся.

— Да я тут, пока вы храпели... правда, очень музыкально, я перебросился парой слов с призраками. Они тут живут, как заблудившиеся туристы. Единение с природой, бегство от загрязняющей цивилизации, где одни стрессы и сплошной разврат...

— И... что?..

— Пообещали на правах хозяев помогать нам, гостям, по бытовым мелочам. Ну вот огонь зажечь, посуду помыть, воду слить, свет погасить... К сожалению, не знают, как нам отсюда выбраться. Да и защитить не смогут, так что держите ваши прелестные ушки на макушке.

Она вздрагивала и оглядывалась по сторонам огромными испуганными глазами, словно призраки толпятся за ее спиной и тянут к ней ужасные лапы. Я сел у костра она присела не совсем рядом, но уже не с другой стороны, поинтересовалась чересчур равнодушным тоном:

— Почему вы постоянно говорите про мои уши?

— Они у вас прелестные, — ответил я.

Она поерзала, но не нашла подходящей формы, чтобы спросить, неужели у нее только уши в порядке, если я говорю только про них, кивнула на Пса.

— Он не заблудится? Так часто убегает...

— На него вся надежда, — ответил я серьезно. — Да еще на Зайчика.

— А он при чем?

— Кони тоже часто находят дорогу, когда хозяин отчаивается и бросает повод.

— Вы тоже бросили повод?

Я развел руками.

— Нет, но у нас демократия. В смысле, я хоть и сюзерен, но не давлю на их гордость. Они мне подчиняются не по присяге, а потому что нам втроем безопаснее, комфортнее, защищеннее... да и вообще мы все трое любим друг друга.

Она взглянул на меня пытливо.

— Намекаете, что я держу своих вассалов в железном кулаке?

— Ради бога! — воскликнул я. — Я признаю, что вы вполне хорошенькая женщина, леди Беатриса, но, честно признаюсь, не все время думаю только о вас! Такая уж я редкостная скотина. А если честно, то совершенно не думаю, хотя, понимаю, вам трудно представить, что мужчины могут думать о чем-то еще, кроме как о ваших достоинствах!.. Ну, вы понимаете, о чем я.

Она покраснела так, что запылали даже кончики ушей, я посмотрел на них долгим взглядом, в самом деле любуясь, но смолчал, а она выдавила из себя:

— Сэр... вы невыносимо грубы.

— Почему?

— Так грубо о женщине!

Я удивился:

— О женщине? Вообще я имел в виду ваши владения, когда говорил о достоинствах. Я же честный человек, леди! Вы меня обижаете.

Она сказала тихо:

— Извините, если обидела, хотя и не вижу, где могла задеть вашу чувствительную душу. Но все равно не понимаю, почему вы так...

— Мне можно, — ответил я.

— Почему?

Я нагло оскалил зубы.

— Я, слава господу, не ваш жених. Так что могу быть искренним, как птичка божья. Которая, даже когда какает, прелестна в своей непосредственности!

Она покраснела сильнее, я подумал, что в самом деле ей пора отлучиться за кусты, поднялся и подал ей руку.

— Вставайте, леди Беатриса. Я отведу вас.

— Куда? — спросила она испуганно.

— Куда даже короли пешком ходят, — объяснил я. — И даже императоры. Мочевой пузырь, как сердце, ему не прикажешь.

Она мгновение смотрела непонимающе, потом густая краска залила даже шею и грудь.

— Сэр...

— Леди, — ответил я терпеливо. — Мы здесь одни. Стесняться некого. Никто из ваших женихов не видит.

— А вы?

— Я не жених, — повторил я. — Мне можно. А одну вас не могу отпустить даже за ближайший куст. Во-первых, он какой-то плотоядный с виду. Во-вторых, за ним может что-то прятаться, в-третьих, ветер с той стороны... А возле костра вы, наверное, сами не захотите...

Она вспыхнула еще ярче, однако поднялась, из чего я заключил, что в самом деле приперло, даже не спорит, хотя, конечно, потом мне припомнит такое надругательство над ее скромностью и целомудренностью.

На миг она заколебалась, я настойчиво напомнил:

— Леди Беатриса, в некоторых случаях важнее не добежать, а донести.

Я выбрал удобное место за ближайшим же кустом, что сразу же повернул цветы и листья раструбами в нашу сторону.

— Отвернитесь, — бросила она сердито.

Я отвернулся и начал напевать что-то легкомысленное, все-таки какие-то звуки доносятся, а потом и запах, но я благоразумно учел направление ветра, так что ждал, ветви дрогнули и начали приближаться. Я вытащил меч и обрубил самую толстую. Куст вскрикнул тонким кошачьим голосом, ветви затряслись. Я срубил еще пару. Куст затрясло сильнее, я с изумлением увидел, как из-под земли поднимаются белесые корни.

Леди Беатриса тоненько вскрикнула. Не оборачиваясь, я спросил:

— На вас напали?

— Н-нет...

— Трудитесь спокойно, — посоветовал я. — Все нормально...

— Но как же?..

— Ничего-ничего, — успокоил я. — Ветер с этой стороны, все в порядке.

Я приготовился рубить корни, но куст вытащился весь и, как уродливый паук с перебитыми лапами, отполз на три шага в сторону, открыв моему взору присевшую леди Беатрису. Корни отыскали рыхлую землю и начали поспешно внедряться.

Леди Беатриса поднялась, красная, как вареный рак, на меня смотреть старательно избегает и, придерживая обеими руками платье, торопливо прошла к остаткам нашего костра.

Пес сбегал посмотрел, куда это леди отлучалась, вернулся и посмотрел на нее с великим уважением, а потом лег и долго тер лапами нос.

Избегая встречаться со мной взглядом, она то и дело поглядывала на куст с отрубленными ветками. Там на месте ран пенится белесый сок, заливает раны, а сбоку уж набухает почка, куда корни перенаправили питание.

— Он... хотел напасть?

— Кто знает? — ответил я. — Возможно, хотел лишь прикоснуться к вам, такой нежной, объясниться в любви. Он весь в цветах, заметили?.. В смысле, в поре. Поре опыления. Вот и потянуло к вам, другому нежному цветку...

— Тогда зачем вы его?..

— Я не был уверен, — пояснил я. — А самое главное — как я могу дать ему прикасаться к вам, когда здесь я, самец во всей красе? Я ж не вуайерист какой, чтобы вот так спокойно смотреть...

Ее щеки восхитительно покраснели, я мучительно думал, какую бы грубость еще сказать, чтобы держать между нами барьер, а то мои руки уже тянутся к ней, я уже вижу, как она опускает прелестную головку мне на грудь и затихает, счастливая, что о ней позаботятся.

Нет, это надо в себе давить. Паладин, в сердце которого женщина начинает занимать значительное место, — уже не паладин. Паладин думает и действует только во имя высокого, а женщина по определению там находиться не может.

Даже то, что называется любовью, — всего лишь одухотворенное половое влечение. Потому благородный Роланд, умирая в Ронсевальском вроде бы ущелье, прощается не с верной невестой Альдой, что ждет его возвращения, а со своей возлюбленной спатой, то бишь обоюдоострым мечом.

Бобик приволок снова ящерицу. Она еще слабо дрыгала всеми четырьмя лапами, я быстро разделал ее, ничего особенного не нашел, разве что размеры не ящеричные, а скорее, динозаврьи. Не тираннозавр, конечно, но и не среднеевропейская ящерица.

Леди Беатриса спросила испуганно:

— А тут что... зайцев или барсуков нет?

— Все есть, — успокоил я, хотя далеко не был так уверен, — просто моя собачка очень любопытная. Любит добывать новое.

— Господи, но опять... ящерица...

— Отличное мясо, — заверил я. — Если отбросить религиозные предрассудки, то можно есть абсолютно все на свете! Мы не свиньи какие-нибудь, что отказываются, к примеру, от бобовых...