Чтение 28–й страницы книги ~В тихом омуте?~

узнают те, кто знал тебя раньше, зато узнают все
остальные..."

Я прикрыла глаза в знак согласия и вышла.

...Они уложились в шесть часов - стандартное время для
смены образа. Я провалилась в вату наркоза под латынь Влада
и сокрушенные стенания его анестезиолога Витеньки о том, что
нитка "шесть нолей" стала просто омерзительной и проще
прошивать любителей "дольче вита" сапожной дратвой для
остроты ощущений, если уж красота требует жертв.

Вхождение в наркоз было мягким, сердце упало, как это
бывает в воздушных ямах; мимо пронесся нестрашный мертвый
Иван на каменных плитах; нестрашный мертвый Нимотси, залитый
кровью; нестрашная Венька на асфальте, лицом вниз - их
смерть протягивала мне участливую руку, она была мила и
предупредительна, она приглашала зайти, раз уж ты очутилась
поблизости от ее ограды, увитой диким плющом...

Через шесть часов все было кончено.

Я же полностью пришла в себя лишь через сутки,
погребенная под маской.

Коллодийная повязка - вот как это называлось.

Голова немного кружилась, я не ощущала собственного
тела, я лежала и прислушивалась к себе. Ничего не
изменилось, все прежние страхи вернулись ко мне с новой
силой - я тихонько застонала. Ты одна, ты совсем одна, даже
твое лицо изменило тебе, сколько же сюрпризов оно еще
преподнесет, Бог знает... И что делать с этим новым лицом?

У разведчика, десятилетиями пасущегося в чужой стране,
несомненно, были преимущества - у него была легенда, у него
была резидентура, у него была ампула с ядом, вправленная в
зуб мудрости. У меня же не было ни легенды, ни имени для
легенды, я была уязвима. Я была настолько уязвима, что
призвала свои голоса и несколько минут лежала, сжавшись в
комок, неистово, как Жанна д'Арк, ожидая их.

И они пришли, в привычной последовательности, собрались
на совет, перед которым стояла я, готовая принять любое их
решение - если только они узнают меня.

- Ну, давайте, - подбадривала я их. - Ведь это же я,
я... И я жду вас!..

"Выглядишь фигово, - наконец отозвался Иван, - краше в
гроб кладут".

"Насчет гроба тебе виднее, - подколол его Нимотси, - а
из имен посоветую Анну. Вполне интернационально, легко
приживается на любой почве и на любой роже. И будет держать
тебя в рамках, чтобы не зарывалась".

"С таким именем только в богадельню. Салфетки крючком
вязать, - не согласилась Венька, - никакого куража".

"Я, между прочим, всех своих героинь называл Аннами, -
огрызнулся Нимотси. - И ничего, и все были счастливы, даже
призы давали. А ты бы уж молчала! Венера, надо же! Звучит
просто как дешевый матерок".

"Что-то не относящееся к тебе. Что-то совсем другое,
чтобы никому в голову не пришло вспоминать тебя прежнюю...
Как будто до тебя не было никого и ничего..."

"Ева! - не выдержала Венька. - Ева, мне нравится!"

"Тоже ничего. И тоже вполне интернационально, - подал
голос Нимотси. - Ты как?"

Ева, Ева - буквы запрыгали, как обручи в серсо, я легко
поймала их на палочку и произнесла вслух:

- Ева.

Имя отразилось от стерильных стен и вернулось ко мне,
легко вошло в меня - как нож в ножны.

В этом имени была правда моей ситуации, я была еще не
изгнана из теплого рая моей жизни, я еще не искушала и не
искушалась сама; я еще ничего не знала, хотя и покупала
исправно яблоки у хохлушки на метро "Аэропорт".

Ева. Пусть будет Ева.

В этом имени была правда моей ситуации, я уже была
изгнана из теплого рая моей жизни, и никто не мог защитить
меня, кроме этих бесплотных голосов. И в то же время жизнь
открывалась для меня впервые, я еще могла родить Каина и
Авеля и прожить уйму лет где угодно, так никем и не
найденная...

Ева. Пусть будет Ева.

За стеной весело бубнили Создатель с ассистентом, они
еще ничего не знали о моем новом рождении. Мне вдруг стало
нестерпимо одиноко в моей кровати. И я подумала о том, что
на этих простынях уже лежали многие до меня; и некоторые,
должно быть, тоже выбирали себе имя, схожее с моим.

"Ева, Ева", - шептала я про себя, но даже это имя не
могло защитить меня от будущего, в которое перекочевали все
мои проблемы, они ведь никуда не делись... Я была далека от
мысли считать дураками доблестных районных следователей и
судмсдэкспертов, наверняка уже знающих, что погибла не я, и
о том, что именно я сняла деньги со счета. Фархад, ловкий
криминальный журналист, - вот кто обязательно подаст мяч в
игру, он и сам захочет быть нападающим. Но в лучшем случае
они проследят меня до Гули, не так-то много у меня знакомых,
- но споткнутся на улетевшем в Америку Леве.

Если им вообще придет в голову связать меня с Левой.

А если придет?

Или он никому не скажет, этот гордый, замкнутый,
безумно влюбленный в двух мертвых девочек узбек? Если только
решит сам стать ангелом мщения... Да. Он не скажет, а они не
станут настаивать, они ненавидят "висяки", портящие им
отчетность, кажется, так это называется?..

Тебе просто нужно быть готовой, тебе нужно действовать
сообразно американской программе "переселения свидетелей",
растиражированной в боевиках. Вот только своим ФБР ты будешь
сама. Изменить имя, изменить страну и попытаться жить по-
другому. Тише воды ниже травы.

Но это потом.

Пусть с тебя снимут все повязки.

Я не знала, сколько сейчас времени, и тогда взяла
телевизионный пульт и нажала кнопку. Рябь по всем каналам.

Значит - ночь, а ночью нужно спать, как прилежной
девочке Еве. Повернуться на правый бочок и заснуть.

Но спать не хотелось. Я прислушивалась к голосам за
стеной. Голоса не переставали бубнить.

Пойду и попрошу чего-нибудь. Водки, красной икры,
печени минтая... Невозможно так долго оставаться одной в
этой белой комнате, в этой ледяной пустыне, где нет даже
следов от саней, где воздух не дрожит от низкого солнца...

"Что за бред ты несешь?" Я спустила ноги с кровати.

Голова закружилась с новой силой. Но ведь никто не
сказал мне, что нужно лежать, лежать, лежать...

По стенке я добралась до двери, открыла ее и вышла в
коридор. Мягкий ковер приглушил мои шаги, голоса из-за
полуприкрытой двери стали слышны явственнее.

У операционной я все-таки не удержалась, сползла по
стене - силы быстро оставили меня, в глазах вертелся узор
ковра, похожий на геометрически правильно посаженные цветы,
которые я видела накануне.

Сидя на корточках, я собиралась с духом и рассеянно
прислушивалась к разговору за дверью.

- ..Слушай, а вот этого я видел! По телику, бежал из
колонии и пристрелил двух человек охраны... Ты и его, надо
же... Лихо он у тебя получился! С такой рожей теперь только
в госструктурах заседать! Эти дискеты дорого стоят! - Я
узнала голос Витеньки, жаловавшегося перед операцией на
нитки "шесть нолей". - Ты же можешь продать их
заинтересованным лицам за бешеные деньги, а? И озолотишься.
А лучше по частям. Благородный шантаж, тяни не хочу, на всю
оставшуюся жизнь хватит!

- Думаешь, много осталось? Дурак ты, Витенька, - лениво
сказал Влад. - Ну-ка, плесни мне аква витэ <Вода жизни
(лат.) - здесь: водка.>, и я объясню тебе, почему ты
дурак... Я жив и процветаю только потому, что все они
думают, что этих дискет нет и в помине... Что я стираю
информацию...

- А почему и вправду не стираешь?

- Потому же, почему и молчу как рыба. Хома сум, хумани
нихели а мэ алиэнум путо <Я человек, и ничто человеческое
мне не чуждо (лат.).>. Хочется пожить еще, отличная штука
жизнь, будь она проклята! Это только в моей ситуации она не
стоит и копейки, но за нее можно поторговаться, глядишь, и
выгадаю гривенник... Эти дискеты и есть предмет торга.

- А ведь я могу тебя заложить, - пьяненько хихикнул
Витенька.

- Не заложишь. Меня уберут - тебя поставят на это место
как посвященного. А это несладкое место, хуже Голгофы...