тонко. Но это визжал мужчина. Это был высокий вой агонизирующего человека,
пронзительный, скребущий по нервам, почти нереальный звук. Не часто
услышишь, как визжит мужчина, но сейчас я это слышал и вдруг понял, почему
он визжит.
опустилась уже на один этаж, когда раздался взрыв. Чертовски сильный взрыв.
Даже приглушенный стенами, он ударил по моим ушам. Пол вздрогнул под моими
ногами, справа от дверцы лифта треснула штукатурка, стекла дверец вылетели и
разбились со звоном.
когда Лита вылезала из ванны. Она роняла капли, ее кожа влажно блестела, ее
мокрые каштановые волосы спадали тяжелыми прядями на голые плечи.
меня. Или, более вероятно, под нас обоих, не знаю. Но у него не получилось.
Одень что-нибудь, и мы отсюда линяем. - Я свирепо уставился на нее. - Приди
в себя. Я вернусь, как только смогу. Будь готова к выходу.
человека - оба мужчины - стояли перед лифтом, но я слышал топот ног
поднимавшихся по ступенькам. Когда я подбежал, один из мужчин повернулся с
таким перекошенным лицом, словно он надкусил что-то гнилое.
остановилась на пару дюймов выше пола коридора. Ее дверцы были выбиты
взрывной волной и едва держались на скрюченных железках. Пол кабины был
почти полностью разрушен, но оставался небольшой целый кусок, на котором
уместилось мертвое тело.
бомба рванула. Его спина представляла собой сплошную рваную рану с
развороченными красными мясистыми краями с беловатыми нитями. Но лицо его
было вывернуто наружу, видимо от удара о стенку. Оно было спокойным и
мирным, какими обычно бывают лица у мертвых. Страшное, нелепое зрелище этого
спокойного лица, почти касающегося окровавленной спины.
он испытал при виде папки, влетающей в кабину, то, как он повернулся и
отчаянно пытался втиснуться в стенку без всякой надежды на спасение, какими
нестерпимыми были для него последние три-четыре секунды жизни.
для Шелла Скотта, и решил, что единственное, о чем следовало сожалеть, это о
том, что Эдварде умер слишком быстро. Звали его, несомненно, вовсе не
Эдварде. И скорее всего не существовало никакой фирмы "Эдварде, Лэйн и
Бристон". Но все это я намеревался разузнать чуть позже вместе со многими
другими вещами и сделать это как можно быстрее.
хранилась фотокамера "Поляроид" со вспышкой. Когда я вернулся на третий
этаж, там уже собралось человек двенадцать, пялившихся на ужасное зрелище.
Один из них - высокий, седовласый мужик, - казалось, пытался взять на себя
руководство, но ограничивался лишь размахиванием рук. - Отойдите в сторону!
- рявкнул я. Фотоаппарат был уже наготове, лампочка вспышки вставлена на
место, фокус поставлен на шесть футов. Люди расступились, и я подошел к краю
кабины. Никто и не подумал бы мешать кому-то похожему, хотя бы отдаленно, на
фоторепортера. Я сделал снимок и пошел к выходу из коридора.
Скотт?
выгляжу, и этот мужик оказался одним из них. Значит, обо мне сообщат
полиции, которая вскоре появится здесь, и это будет стоить мне лишних
нескольких часов допроса. Или даже ночи в камере, принимая во внимание все
обстоятельства. Но мне предстояло слишком много сделать, и я не намеревался
тратить время на пустую болтовню с полицией.
аккуратно, ее мокрые волосы были в беспорядке, но, во всяком случае, в
нужных местах она была прикрыта и готова к бегству. Прошло около минуты
после того, как я сделал фото, поэтому я открыл камеру, подцепил ногтем и
вытащил снимок.
месиво спины того парня выглядело менее страшным, чем было на самом деле.
Однако самым важным было то, что его лицо было ясно видно и легко узнаваемо
для любого, кто его знал при жизни.
рассказал Лите, что произошло в "Ласситере". Теперь я пояснил:
всерьез думаю, что здесь ты будешь в меньшей безопасности, чем где бы то ни
было еще, может, даже в большей.
Она не стала возражать, когда, войдя в мою квартиру, я сказал ей:
закрыта. Ни один из двух телефонов Лоуренса, которые сообщила мне Лита, тоже
не отвечал. Я проверил телефонную книгу, но в ней фигурировал только один
домашний телефон Лоуренса, который Лита уже назвала мне.
адресной книгах. А Лоуренс и Диди были единственными людьми, связанными с
"Мамзель", с которыми я хотел поговорить в тот момент.
в конце дивана, ее веки были смежены, губы приоткрыты. Пока я звонил, она
заснула. Я поднял ее, перенес в спальню, опустил на постель, стащил с нее
туфельки и укрыл одеялом. Оставив ее спящей, я вышел из дома.
раз ультрамодный дом Брайса и особенно его кабинет. Туда-то я и направлялся.
Несколько мелких кусочков головоломки начали складываться в некую картинку,
и мне не хватало лишь пары фрагментов, чтобы сложить головоломку полностью.
По дороге я принуждал себя расслабиться, но усталость прикрывала веки моих
глаз и словно завязывала в узел мышцы между лопатками.
него, вернулся пешком назад, подошел к парадной двери как добропорядочный
гость и позвонил. Поскольку ответа не было, я занялся задней дверью с
помощью моих отмычек. На этот раз я проник в дом всего за минуту.
несомненно, никого не было, но неприятное ощущение холодило мне спину. В
кабинете я осветил фонариком стену, увешанную оружием. Через несколько
секунд сомнений у меня не осталось: тут не хватало одной единицы.
дробовиков с единственной винтовкой на самом верху вторая ячейка снизу была
пуста. Я не мог припомнить точно, что там было вчера, но логика
подсказывала, что это должен был быть дробовик.
огромной литой пулей был убит Джон Рэндольф.
Глава 17
мрачных и грязных забегаловках и пивных Лос-Анджелеса, в том числе и в
Голливуде. Я беседовал с жуликами, сутенерами, проститутками, бродягами,
коридорными... Я задал, казалось, тысячу вопросов о Рое Тоби и Дэне Брайсе.
Всем, с кем я разговаривал, я показывал полароидный снимок развороченной
спины и спокойного лица. За эти три часа я ничего не добился: никто не имел
понятия, где находятся Брайс или Тоби, и никто не узнал покойника на
фотографии.
ибо половина из тех, с кем я разговаривал, продали бы меня за полбутылки
портвейна. И пока я охотился, нельзя было скидывать со счетов возможность
того, что одновременно охотились и на меня. Но в конце концов я был
вознагражден: один парень ответил на пару моих вопросов.
банде Раиса в Сан-Франциско. Сейчас же он был всего лишь маленьким, толстым
пьяницей с налитыми кровью глазами, которые могли бы служить настроечной
таблицей для цветного телевизора. Сквозь такие глаза мир должен был
выглядеть постоянно кровавым. Его руки тряслись не переставая.
отстегивал ему десятку. Он знал, что я делаю это не потому, что он мне
нравится, ибо он мне не нравился. Но это как бы ставило его на мою сторону,
если такой человек вообще может быть на чьей-либо стороне. Нашел я его почти
случайно в грязной обжираловке, куда приходят поесть только люди, которым
уже на все наплевать. На ее двери висело объявление: