смесью табака с "травой".
напрягаешься... Ты расслабься. Будь как дома.
ему уже казалось, что они с Лековым знакомы много лет и секретов между ними
быть не может. Толик рассказывал ленинградскому музыканту свою историю,
просил советов, как бы ему выйти в люди, как бы попрочнее утвердиться в
столичной тусовке (иначе как "столичным" он питерское общество не называл),
а Василий, блаженно жмурясь и забивая новый косяк, отвечал, что все это
ерунда и жизнь должна идти так, как идет.
знаменитым, - смеясь, сказал он после глубокой затяжки.
чтобы...
крутой мэн. У него фирма пасется - ты не видел еще?
сейчас нарасхват. То ли еще будет. Увидишь - ребята так поднимутся, что нам
всем мало не покажется...
шевелящиеся губы своего нового друга, а потом и они исчезли, смытые нежной,
теплой волной целиком захватившего Бояна кайфа.
Лекова, находятся еще человек пятнадцать. Откуда они взялись, Боян понять не
мог - телефона в Алжировой комнате не имелось. Видимо, направляясь сюда,
Леков оставил им информацию о своем новом местопребывании.
притиснув к спинке лежащего Толика, а Леков играл на гитаре и пел. Этих
песен Боян еще не слышал - видимо, происходила премьера новой программы
гениального музыканта, который писал свои произведения в огромном количестве
и с фантастической скоростью.
девушке.
остаток табака и конопли в которой был закручен умелой рукой в аккуратный
серый шарик.
нас ведь магнитофон есть. Надо записать!..
две. Хозяин так и не появился. Через некоторое время Викентий, зашедший
попить чайку и выкурить папиросу с травкой, сказал Толику, что Алжир круто
пошел в рост и снимается не где-нибудь, а в новой картине известнейшего
режиссера Воробьева под странным названием "Вах!".
бежать в ногу со временем. Пошел в андеграунд. Ему показалось, что Алжир -
главный представитель всей нашей тусовки. Ну, конечно, Костик - мастер людям
мозги пудрить. Вот и замутил Воробьеву голову. Теперь он у него, у
Воробьева, первый герой андеграунда, чуть ли не знамя - надо лишь поднять и
нести вперед. Вот увидите, чуваки, эти двое, Воробьев и Алжир, еще станут
культовыми фигурами. А мы все так в говнище и останемся.
даже послушал.
слишком сложно. Цоя взял - он там петь будет. Воробьеву кич нужен, кич.
Таким только с Алжиром и общаться... Тот ведь тоже шарлатан... Модник. А
Воробьеву сейчас главное - в моду попасть, в струю. Ему искусство по фигу.
Конъюнктурщик...
алкоголя вообще перестали существовать. Теперь по вечерам Толик не успевал
отпирать дверь - гости шли нескончаемой чередой, и каждый что-то приносил -
либо бутылку, либо батон, либо пакетик с травой. Боян стал совершенно своим
в питерской богемной тусовке, и к его словам даже начали прислушиваться -
теперь он был равным среди равных.
Толик пристрастился записывать его ежевечерние концерты на маленький
кассетный магнитофон Алжира.
издашь...
получивший молчаливое согласие Лекова на такого рода панибратство. Судя по
всему, это даже нравилось разудалому музыканту. Боян иногда думал, что Леков
получал удовольствие от такой жизни - словно бы рядом с ним младший брат,
который утром кашку варит, пол подметает, в магазин бегает...
просветления, когда его организм ненадолго очищался от алкоголя и "дури". -
Отличный парень... Если бы не был беспредельщиком, королем мог бы стать.
Такие классные песни пишет..."
они остались с Лековым вдвоем - гостей почему-то в тот день не было, -
Толик, традиционно покурив и посмотрев на уснувшего на диване Лекова, взял
большой кусок картона, прислонил его к стене, нашел в тумбочке тюбики с
масляной краской и, обуреваемый наркотическим вдохновением, замер перед
чистым листом.
поверхность картона, он блестящими колбасками наметил очертания мастерской,
обозначил диван, тумбочку, табуретки - все разными цветами, не обращая
внимания на гамму. Потом, отбросив тюбики, слегка укрупнил линии, размазав
их пальцем.
нечто невообразимое.
понял, что осталась одна, самая важная деталь.
неизвестно для каких целей - к игре он пристрастия не имел, даже наоборот,
тех, кто любил играть в карты, считал жлобами и почему-то "совками".
правом нижнем углу "картины". Король оказался наполовину скрыт под натекшей
на карту краской. По верху, там, где преобладал красный цвет, Толик небрежно
разбросал тузов, дам и валетов, а в центре, где на картине обозначались
табуретки и диван, "рассадил" шестерок, семерок и остальную мелочь.
произведениями Алжира, понял, что его работа ничуть не хуже. Толик забил еще
папироску, выкурил ее и уснул...
взял свою гитару и, шаркая ногами, удалился, аккуратно прикрыв за собой
дверь.
личностей. - Ничего. Оклемается".
минутой позже, сделал это очень вовремя.
послышались мужские голоса.
снова. По его спине пробежал неприятный холодок.
сразу определил: "Мент. Или гэбэшник".
но весьма узнаваемое и весьма прозрачно намекающее на его принадлежность к
органам правопорядка. То ли спортивная осанка, то ли быстрый острый взгляд
внимательных глаз, то ли слишком уж аккуратная короткая стрижка, а скорее
всего, совокупность этих деталей.
еще двое - эти были постарше и имели не столь угрожающий облик. Обыкновенные
мужики. Судя по их костюмам - не из бедных.
кроссовки и рубашка с джинсовым узеньким галстуком.
Вошедшие мужчины перестали замечать его присутствие. "Мент" деловито
расставил вдоль стен полотна Алжира, среди которых затесалась и работа
Толика, подписанная корявыми буквами - "Король в говнище", а затем широким
жестом указал на импровизированную выставку своим спутникам. Те походили по
комнате, покачали головами, почмокали языками, потом остановились возле
окна, поманили "мента" пальцами и принялись о чем-то шептаться.
то, что тот надоумил его убрать со стола марихуану.
говорю, как тебя там...
Русанов Владислав
Контровский Владимир
Шекли Роберт
Круз Андрей
Жюль Верн
Прозоров Александр