Чтение 28–й страницы книги ~Дурдом~

мной договор на издание моей книги.

- Чьей книги? Ты же не пишешь книги!

- На книгу "Россия на перепутье". Или "Время расколотых небес". Как лучше
назвать?

- Лучше сразу "Моя судьба".

Книга. Еще не хватало. Совсем завралась.

- Я соскучилась. Я так хочу тебя увидеть. Завтра... Нет, даже сегодня.

- Не могу. Уезжаю в командировку.

- Как? Куда?

- На другой конец света.

- В Штаты? - обрадовалась Клара.

Гораздо хуже.

- В Северную Корею? - поскучнела она.

- Еще хуже. В Антарктиду.

- Ой.

- Вот тебе и "ой". Пока. Я укладываю в чемодан унты.

- Унты?

- И колокольчики.

- Колокольчики? Зачем? Для собачьих упряжек...

С лязгом закрылись ворота, отделяя меня тоннами металла, высоченной
бетонной оградой, просматриваемым видеокамерами периметром от всего
остального мира.

"Оставь надежду всяк сюда входящий", - назойливо долбила мне мозг строчка
из Данте. С прибытием. Теперь мой дом - дурдом.

Впрочем, при ближайшем рассмотрении все выглядело не так плохо.
Цивилизация на Земле за последние столетия сильно повзрослела и подобрела,
ныне душевнобольных уже не держат на цепях и не поливают в лечебных целях
ледяной водой из ведер. По нашим временам сумасшедшие дома - не самое худшее
место. Тем более такие.

У меня создалось впечатление, что я пересек не только границу клиники, но
и госграницу. В свое время в живописном местечке в тридцати километрах от
Москвы задумывалось создать санаторий четвертого управления Минздрава для
партийных шишек и шишечек. В промежутке времени, когда старые привилегии
пошатнулись под напором народного гнева, а новые еще не укрепились,
происходила благотворительная раздача разным богоугодным заведениям
номенклатурных объектов. На половине из них, отданных под санатории для
престарелых бомжей-туберкулезников или детей пьяных родителей, тут же
посвинчивали бронзовые ручки и фирменные розетки, разворовали или изрезали
мебель, растащили все, что плохо лежит, и они превратились в обычные, милые
сердцу объекты здравоохранения. Другие были освоены "новорусаками" под
бордели и гольф-клубы или преступным миром под места проведения воровских
сходняков. Дульсинский же на базе только что сданного объекта создал
роскошную европейскую клинику. Двухэтажный и четырехэтажный корпуса,
тенистые зеленые аллеи со стилизованными фонарями, лавочки и беседки -
прекрасное место для душевного успокоения. И везде идеальный порядок.
Персонал тоже был вымуштрован по западным стандартам.

Из машины "скорой помощи" меня провели в идеально чистое, прекрасного
дизайна, в светло-зеленых и фиолетовых тонах приемное отделение. Собранный,
строгий и вежливый молодой врач задавал вопросы, а красивая
молодуха-медсестра сразу загоняла ответы в компьютер, ее длинные пальцы
очень быстро бегали по клавиатуре. Два санитара стояли у входа в стойках,
близких к "смирно". Да, дисциплинка здесь, как в кремлевском полку.

- Вы понимаете, где и почему находитесь? - спросил врач, выяснив мои
анкетные данные и ознакомившись с липовой историей несуществующей болезни.

- Понимаю. У меня душевное заболевание. Мне нужно лечение, - вяло, как
учили, произнес я.

Это чепуха, что сумасшедшие не осознают своего заболевания. Многие еще
как осознают. Мне выбрали такую форму маниакально-депрессивного психоза,
которую легче симулировать. Пока в этой роли я чувствовал себя довольно
уверенно. Лишь бы не вжиться в роль слишком крепко, чтобы потом не остаться
в ней.

Я ответил на все вопросы и в сопровождении медсестры и дюжего санитара
отправился осваивать клинику. Мы прошли длинный, прямой, отделанный упругим
зеленым пластиком, с лампами, льющими мягкий ласковый свет, коридор. Зашли в
просторный, весь в зеркалах (даже потолок зеркальный) лифт.

Четвертый этаж - приехали.

Приемная была похожа на зимний сад - столько там было пальм, лиан, цветов
и каких-то непонятных колючих зарослей.

В зарослях водилась секретарша. Она пропустила нас в кабинет своего
начальника. Им, естественно, оказался профессор Дульсиский.

- Спасибо, - кивнул он медсестре.. - Пока оставьте нас. Я вас вызову.

Кабинет профессора напоминал какдвекапли воды его офис на Проспекте Мира,
только выдержан был в тех же зеленых и фиолетовых тонах, да еще
противоположная от начальственного стола стена была исчеркана линиями
телеэкранов - насчитал я их семь штук.

- Приятно встретить вас в моих краях, Георгий Викторович, - он пожал мне
руку. - Отличная усадьба, - оценил я его владения.

- Еще бы, - с гордостью произнес он. - Все здесь сделано моими кровью,
потом и нервами. Расходы астрономические, госдотации микроскопические.

- Как выкручиваетесь?

- Спонсоры. Крупные банки. Компании. Психиатрия сегодня слишком
актуальное и нужное ремесло, чтобы владеющие им пребывали в нищете... Кроме
того, иностранцы. У нас лечится много иностранцев. Притом нередко очень
богатых и влиятельных. Из США, Германии, Англии...

- У них нет своих клиник?

- Таких нет. У нас имеется несколько ноу-хау, тройка врачей-кудесников.
Мы возвращаем в социум пациентов, от которых отказались самые лучшие клиники
мира и которым пророчили до конца жизни смирительную рубашку.

- Таких, как Грасский?

- Грасский - неудача, но и то под вопросом. Вы бы видели его до
клиники... Да и вообще - психиатрия не штамповка видеомагнитофонов. Кто тут
может дать гарантию?

Я устроился поуютнее в кресле.

- Хотите посмотреть мою коллекцию? - неожиданно предложил профессор. -
Она весьма поучительна и наталкивает на размышления. Дульсинский нажал
кнопку на пульте на своем столе.

Зажегся экран, в глубине которого метался мужчина. Рука его была заложена
за отворот пижамы, нижняя губа вызывающе и презрительно выпячена.

- Парафренный синдром, - пояснил профессор. - Классический случай.
Изложен во всех учебниках психиатрии и во многих сотнях анекдотов. Это
Наполеон. Его отношения с окружающим миром не слишком тесны. У него нет
желания никому доказывать свою правоту. Сейчас он движет армиями, как
шахматными фигурами, а вечерами беседует о военной тактике и стратегии с
Александром Македонским и Суворовым.

Профессор щелкнул клавишей. Следующим экземпляром коллекции был наголо
стриженный верзила лет сорока. Он ожесточенно и очень быстро колотил
пальцами-сосисками по клавиатуре пишущей машинки. Рядом на столике лежала
пачка отпечатанных листов.

- Станислав Семенович Павленко. Не слышали? Многие ваши коллеги хорошо
его знают. Диагноз кирулянство - бред сутяжничества. Уже десять лет он всего
себя посвящает исправлению пороков общества и войне с истинными и мнимыми
обидами. На протяжении всего этого времени его средняя ежедневная норма -
шестьдесят страниц жалоб. Феномен не только психики отдельно взятого
человека, но и бюрократической машины. Подсчитать, сколько чиновничьих
человеко-дней потрачено на проверку и отписки по его заявлениям, - ей Богу,
Беламорканал новый можно вырыть.

- Да уж, - кивнул я. - Это все мне знакомо. Действительно, сколько я
видел подобных жалоб, исполненных людьми, не дружащими со своей головой,
спущенных из самых высоких инстанций с резолюциями помощников, заместителей
министра: "контроль", "разобраться", "срочно доложить", "принять меры"...

- Жемчужина коллекции, - профессор ещ" раз вдавил клавишу.

На спинке железной кровати всеми четырьмя лапами, ни на что не опираясь,
сидел тощий нахохлившийся мужичонка с выпученными, непрерывно моргающими
очами. Как же он сохраняет равновесие?

- Человек-птица. Слезает с насеста, лишь чтобы поесть и поспать. Не
устает. Не скучает. Доволен и собой, и окружающими.

Следом на экране появилась толстая, с необъятным бюстом женщина
бальзаковского возраста. Она жеманно морщилась перед зеркалом и строила
своему отражению глазки.

- Новое поколение больных - "сериалыцики". Знакомьтесь, "Тропиканка", она
страстно ждет своего суженого.

Новый персонаж - худая женщина, что-то бормочущая себе под нос и время от
времени подвывающая, как сирена.

- Это Санта-Барбара, - сказал Дульсинский.

- Но Санта-Барбара это город, - удивился я.

- В том-то для нее сложность. Если бы она была просто Иден или Сиси - ей
бы жилось легче. А так ей нужно жить за весь город... Кстати, есть у меня и
Марианна. Была Рабыня Изаура - ее мы вылечили... Сегодня в России половина
женщин существует в мире телесериалов. Он становится для них куда более
реален и интересен, чем пугающий настоящий мир. Мои пациентки просто чуть
глубже погрузились в иллюзию, но это вопрос степени, а не качества, -
усмехнулся профессор.

Пальцы его бегали по клавиатуре пульта. Из телеэкранов возникали все
новые представители живой коллекции, которых выхватывали скрытые в палатах
зрачки видеокамер.

- Адепт массонского ордена, колдун первого разряда, как он себя называет.
Требовал дать ему желчь зеленой лягушки и толченый сушеный хвост полевой
мыши. Мы ему дали какой-то порошок, так он сразу распознал, что получил не
то, что просил... А вот жертва врачей-вредителей, не желающих признать у
него марсианскую лихорадку - сложный ипохондрический синдром.