такого исполина как он это было истинной трагедией. И не то, чтобы не
хватало пропитания в таком большом богатом городе как Тель-Авив - просто
ему было не по вкусу все, что он до сих пор перепробовал, без спросу
хватая и запихивая в рот восточные сладости, в изобилии разложенные на
прилавках уличных торговцев. Вслед ему неуверенно кричали озадаченные
продавцы, не решаясь вступать в прямой конфликт с гигантом, пудовые кулаки
которого могли запросто разнести в щепы их жалкие фанерные лавки.
Благородный рыцарь игнорировал крикунов, будто не существовало их в
природе. В первые часы пребывания спесивого сюзерена в южном районе
столицы, его голодные глаза вдруг увидел сердобольный мужчина в вязанной
черной кипе. Это был старый йеменский еврей, мирно поедавший за буфетной
стойкой порцию хрустящего фалафеля. Зная, что нужно человеку с такими
глазами, добрый старик купил в киоске арабскую лепешку, начиненную
толченым горохом и, улыбаясь, протянул хмурому здоровиле, странно
косившемуся на снующие мимо автомобили. Герцог взял в руки набитую
пряностями лепешку, надкусил, было, но, поперхнувшись от перца, с
омерзением бросил ее на тротуар. Благодетель в кипе, сообразив, что перед
ним ненормальный, предпочел держаться от него подальше. И правильно
сделал, потому что попасть герцогу под руку в эту минуту было совершенным
безумием. Прочие слабые попытки рыцаря хоть как-то утолить голод
однообразной безвкусной пищей, также не увенчались успехом - все было либо
чересчур остро, либо имело привкус незнакомой экзотической кухни, весьма
далекой от тех изысканных яств, которыми он лакомился у себя на родине.
Войдя в забегаловку, он увидел горячо любимое им жареное мясо на столах
и стал жадно поедать его.
- Молодой человек, - недовольно сказал ему сидящий напротив мужчина, один
из тех, кто не упускает случая образумить молодежь по поводу и без оного,
- вам не кажется, что вы здесь лишний?
Герцог продолжал быстро насыщаться мясом, не замечая зануду.
- Алло, парень, - все более заводился мужчина, - как ты ведешь себя в
приличном обществе?
Не утруждая себя ответом, герцог с места угостил мужика жесткой
затрещиной. Несмотря на неудобную позицию (все-таки он сидел на стуле) и
совершенное отсутствие размаха, удар был настолько силен, что у
отлетевшего в сторону морализатора напрочь пропало желание умничать. Он
быстро поднялся на ноги и тихой мышкой юркнул за пивную стойку, полагая,
что здесь он в безопасности. Сам хозяин, не поняв поначалу, с кем имеет
дело, сдуру сделал гостю не очень лестное замечание:
- Сволочь, - сказал он, - я тебя отучу безобразничать, ты у меня быстро
схлопочешь по морде. Борис, - кликнул он вышибалу, мирно дремавшего за
одним из угловых столиков, - научи этого поца хорошим манерам.
Борис, широкогрудый грузный "тяж" с пудовыми кулаками, лениво подошел к
герцогу, собираясь заученным движением выкинуть хулигана вон, но только он
протянул руку, чтобы взять его за ворот рубахи, как последовал хлесткий
удар по зубам, сваливший мастодонта на пол. Ему бы лежать так неподвижно,
досматривая приятный сон, от которого его столь беспардонно оторвал
неучтивый хозяин, но он встал, пытаясь понять, что произошло, и в этом
была его ошибка.
С любопытством, разглядывая едва стоявшего на ногах парня, который явно
недосчитался нескольких зубов, герцог взял со стола длинную стальную вилку
и хладнокровно воткнул ее в горло неуемного толстяка. С удивлением
облагородившем на мгновение его некрасивое лицо, Борис схватился за вилку
обеими руками, как-то неестественно крякнул в потолок и в этой
величественной позе тяжело рухнул наземь, произведя падением страшный
грохот. Посетители кафе, напуганные слухами о мертвецах, завизжали
дурными голосами, полагая, что герцог немедля начнет поедать наиболее
аппетитных из них. Какая-то слабонервная женщина упала на пол и стала
биться в конвульсиях в такт агонизирующему рядом вышибале. Поднялась
суматоха. Хозяин забегаловки, осознав свою ошибку, метнулся звонить в
полицию. Дамы орали так, будто их насиловали под забором; а мужчины, лежа
под столами, боялись поднять глаза на волосатого разбойника. Вся эта
заварушка не помешала герцогу продолжить процесс сосредоточенного
поглощения пищи. Всеобщее оживление, чему он немало способствовал своим
"дружелюбным" отношением к местной элите, будто не касалось его. Завершив
скромную трапезу, он с достоинством всемогущего сюзерена поднялся с места
и, обойдя закоченевшее тело вышибалы, словно лужу после прошедшего полосой
дождя, неспешно скрылся за ближайшим поворотом.
* * *
- На вас, любезный Де, заведено уголовное дело, - не без злорадства
сказал комиссар, - я мог бы на месте произвести задержание, но
обстоятельства требуют вашего непосредственного участия в деле, которое вы
сами же и спровоцировали.
- Чего тебе надо, легаш? - без обиняков спросил Вася.
- А ты сам не догадываешься? - пытливо сказал комиссар.
Иуда Вольф работал жестко, не гнушаясь, мер, именуемых в служебном
циркуляре как "допустимое физическое давление". Он умел мастерски снимать
показания, накричав, пригрозив или даже ударив подследственного по лицу. В
его присутствии люди, впервые попавшие в полицию, испытывали страх и
уважение к столь суровому представителю органов, а этого парня, между тем,
ничем нельзя было пронять, будто на пельмени к теще явился, скотина.
- Увы, - сказал Василий, не располагаю твоим аналитическим мышлением.
- Мы тебе его разовьем, - со злобным ехидством пообещал комиссар, - а
теперь, братец, тебе и твоему мордатому приятелю надо проявить гражданскую
зрелость и отправить этого маньяка назад - в Англию.
После бессонной ночи и утомительного объезда всех кладбищ большого
Тель-Авива, он думал лишь о том, что только герцогов вонючих и этого
наглого дерьма, вообразившего себя аристократом, ему теперь недоставало.
Вечером он планировал угостить студентку свежими креветками в рыбном
ресторане, и был уверен, что сегодня она отдастся ему на заднем сидении
служебной автомашины; встречаться с девушками в номерах он опасался из-за
недреманного ока майора Петербургского.
- Тебе за что платят, мент? - спросил Василий, отвлекая комиссара от
приятных мыслей.
- А тебе что за дело? - Иуда не понял вопроса. Его раздражала редкая
наглость этого проходимца. Он будто не понимал, где находится, и что
натворил своим безответственным отношением к историческим событиям
прошлого.
- Почему я должен за тебя пахать? - дружески осклабился Василий.
- Не умничай, Фе, - сказал Иуда, - подкорка герцога настроена на твое
биополе, и он выйдет на тебя в любом случае, согласно теории о взаимном
настрое конфликтующих сторон.
Это была цитата из докладной записки профессора Хульдаи и комиссар,
вычитавший ее накануне, гордился тем, что ему удалось блеснуть эрудицией
перед этим жалким кривлякой.
Василий рассмеялся.
- Видишь, Чудо-Июда, - сказал он, с удовольствием коверкая имя начальника
полиции, - на твою подкорку он даже не реагирует, а может у тебя, ее нет
вовсе, комиссар?
В душе Иуда сожалел, что не может пустить в ход дубинку, как это
частенько бывало в дни его молодости, когда ему приходилось пересчитывать
ребра злостным арабским правонарушителям, промышлявшим угоном автомашин
правопослушных граждан еврейской национальности.
- Если Балкруа выйдет на вас, вы обязаны немедленно поставить нас в
известность, - сказал он, сладко улыбаясь.
- Всенепременейше, любезный, - галантно расшаркался Василий, - держи
подкорку шире.
- Ничего, парень, - еще более сладким голосом пообещал комиссар, сжимая в
руках воображаемую дубину, - ты еще у меня танцы народов мира плясать
будешь.
- Предпочитаю аргентинское танго, - сказал Василий, - и партнершу с
хорошим задом.
- Будет тебе танго, - пообещал комиссар, - будет и партнерша с задом,
дружище.
- Это то, что мне нужно, - с удовлетворением сказал Василий, - но чтобы
не напоминала твою физиономию, приятель, не то меня вырвет ненароком.
Комиссару надо было еще успеть приготовиться к вечернему свиданию со
студенткой и сделать все возможное, чтобы исключить верный "хвост" со
стороны майора Петербургского.
Голову Иды Васерман поместили в морг городской больницы. Она
действительно была живой и не нуждалась в функциональной поддержке.
Главный врач больницы не знал, что с нею делать и беспрестанно давил на
министра здравоохранения, чтобы, так называемый "шашлычный трофей" как
можно скорее перевели в более подходящее место. Оставлять голову в
подвальном холодильнике было небезопасно: она возбуждала страх
медицинского персонала, в морг боялись заходить санитары; старушка
относилась к ним недоброжелательно и при каждом удобном случае оплевывала
их с ног до головы, проявляя при этом необыкновенную меткость. С
персоналом была проведена соответствующая работа, и все сотрудники
городской больницы письменно обязались держать в тайне секретную
информацию, касающуюся головы.
Сертаков Виталий
Куликов Роман
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Грабб Джеф
Куликов Роман