Вам ни о чем не говорят слова "Конингин Битрикс"? - Я показал ему
страницу, где это было написано: "Или CZ равняется 1,7, умноженные на
С".
алмаз".
Гревил ясно мыслил, настолько порой его трудно было понять. А эти записи
он делал исключительно для себя. Так же, как и в той, другой книжке. Они
не рассчитаны на общедоступность.
виски, чувствуя, что мне уже вполне достаточно жидкости. Он немного
посидел, с удовольствием говоря о Гревиле и найдя в моем лице
благодарного слушателя. Мы расстались, испытывая дружеское
взаиморасположение, и на прощание он дал мне свою визитную карточку с
номером телефона, чтобы я позвонил ему, когда найду записи Гревила.
решил позвонить из бара в машину, но после пяти неотвеченных гудков
повесил трубку и вышел на улицу. Брэд подъехал, чтобы забрать меня, чуть
ли не с улыбкой на лице.
прерываясь, чтобы переварить мысли, в большинстве своем явно навеянные
персонажами, прошедшими через Вест-Лондонский полицейский суд.
отвратительно добру. И то и другое могут представать в приятном
обличье".
представителя средней паршивости, который, посмеиваясь при упоминании об
анархии, возмущенно вызывает полицию, когда грабят его дом, который
откровенно настроен против власти, до тех пор пока ему не понадобится
защита от того, кто угрожает ему оружием".
безжалостный кулак. Рука народа - кулак народа".
Если законы тебя не устраивают, не обращай на них внимания, они тебя не
касаются".
чем рак".
охватывает ярость. При вынесении решения необходимо сохранять
хладнокровие".
Эллиот Трелони.
спросил, как он еще жив с такими увечьями. "К черту боль, давай
веселиться", - ответил он. И мы выпили шампанского".
спускавшейся темнотой уже зажигались огни. Я прекрасно помнил тот вечер.
Гревил много шутил. Коктейль из шампанского и обезболивающего здорово
ударил мне в голову, и я не чувствовал никакой боли до самого утра, пока
не проснулся. Сам того не помня, я проехал все семьдесят миль,
отделявших меня от дома, и в какой-то степени этот страшный факт
заставлял меня сейчас послушно пить воду.
страницу и увидел нечто похожее на молитву. От того, насколько пылко и
сокровенно это было написано, у меня пересохло во рту. Всего лишь три
короткие строчки на всей странице:
оставляет меня в моих поступках.
написаны не для того, чтобы их кто-то читал. "Пусть обретет смирение
душа моя..." - это была молитва, достойная святых.
***
поеду в Лондон поездом, чем, судя по его виду, здорово его расстроил.
просто подумал, что тебе надоело все время где-то ждать.
договорились? - спросил я.
большой коричневый пакет, собранный в доме Гревила. Он подождал, пока я
открывал дверь, чтобы убедиться в отсутствии непрошеных гостей.
мне пакет и, не сказав ни единого слова, быстро исчез в темноте. Я
никогда не интересовался, о чем он думал все эти часы молчания, никогда
не пытался понять его. Я не знал, надо ли мне это. Меня вполне
устраивало все как было.
куриного пирога и стал уныло разбирать адресованные Гревилу письма,
оплачивая его квитанции, закрывая счета и отвечая отказами на
приглашения, выражая бесконечно много сожалений.
на кучу своей корреспонденции, а принялся изучать записную книжку
Гревила в поисках упоминаний об алмазах. Возможно, там и были золотые
самородки мыслей и жемчужины мудрости, но ничего похожего на руководство
к действию типа "дойдешь до четвертой яблони, свернешь направо, сделаешь
пять шагов вперед и копай" мне не попалось.
заблуждение и заставляет проявлять смекалку. К ней нет ключа, потому что
в ней нет замка. Мысли человека не откроются одним поворотом ключа, но в
них можно проникнуть при помощи хитрости в сочетании с упорством, так же
как и в эту шкатулку", - прочел я с невольной усмешкой.
понадобилась уйма времени, чтобы найти путь к разгадке. Я пытался давить
на каждую из петель по очереди, на то место, где должен был быть замок,
вертел и крутил ее в руках, вновь нажимал на все подряд, перевернув ее
вверх тормашками, но каменный ларчик упорно не открывался.
скважиной не было замка, то, может быть, петли были вовсе и не петли.
Крышка могла оказаться не крышкой. И шкатулка представляла собой
монолит.
пальцем, попробовал сдвинуть его к краю. Ничего не помогало. Я повернул
шкатулку другой стороной, повторил ту же самую процедуру, и, словно
нехотя уступая моему глупому упорству, дно шкатулки сдвинулось
наполовину в сторону до упора.
впечатление, что дно и стенки шкатулки составляли одно целое, настолько
хорошо все было подогнано. Испытывая огромное любопытство, я посмотрел,
что Гревил прятал в этом хитроумном тайничке. Не рассчитывая найти
бриллиантов, я извлек оттуда два потертых замшевых мешочка с завязками,
подобные тем, какие обычно выдают в ювелирных магазинах; напечатанное на
них имя ювелира было едва различимо.
Запихнув их назад, я закрыл шкатулку и поставил ее на стол возле
телефона, где она и простояла весь вечер - разгаданная, но не принесшая
удовлетворения тайна.
уловимая мысль вдруг приняла отчетливую форму. Напечатанное золотом имя
- ван Экерен. Вероятно, стоит еще раз взглянуть на замшевые мешочки с
именем ювелира.
едва различимым буквам прочел полное имя и адрес:
Мешочки выглядят далеко не новыми - по крайней мере, им не несколько
недель. И все-таки лучше выяснить".
закрыл ее, а утром отвез свою невзрачную находку в Лондон и через