Чтение 28–й страницы книги ~Испытай себя~

найти, и ничего более. Просто экстравагантная фигура речи, и никакой угрозы.

-- Сэм тоже не ответил на вопрос почему. Видимо, из-за того, что
откровенный ответ не лучшим образом отразился бы на его и без того шаткой
репутации.

-- Именно. Но в любом случае он не допускал, что Нолан всерьез
намеревался убить ее. Он сам сказал мне об этом. Он также поведал мне, что
они с Ноланом не в первый раз спят с одними и теми же девушками, что Нолан
иногда уводил девушку у него из-под носа, что делалось это все забавы ради и
об убийстве не могло быть и речи.

-- Сэм чаще выходил победителем, -- предположил я.

-- Возможно, -- пожала плечами Ди-Ди. -- У меня уйма работы.

-- Часть ее вы уже сделали. И моей тоже.

-- Надеюсь, это не попадет в книгу? -- ужаснулась она.

-- Обещаю, что нет, -- заверил я.

Я ретировался в свою комнату и, поскольку жизненный путь Тремьена начал
обретать какие-то осязаемые формы, стал прикидывать построение своей книги
-- разбивку на главы и заголовки.

До сих пор я не написал еще ни строчки, и меня приводила в ужас лежащая
передо мной пачка бумаги. Мне приходилось слышать о писателях, которые не
могут оторваться от пишущей машинки, как от своей любовницы. У меня бывали
дни, когда я прокручивал в голове свои мысли, но так и не брался за перо,
ибо чувствовал, что не смогу отразить их на бумаге.

Мне самому не верилось, что я выбрал такое неблагодарное занятие, --
лучше бы себе сидел и глазел в одиночестве на звезды.

Я вспомнил расхожий постулат о том, что следует делать то, к чему лежит
душа, и решил отложить все дела до завтра. Если все будет в порядке, я решу
свои проблемы без особых усилий.

В глухом лесу старший инспектор Дун угрюмо смотрел на груду костей, а
патологоанатом докладывал ему о том, что эти останки принадлежат явно
молодой девушке и что они лежат здесь почти год. Пока фотограф щелкал своим
аппаратом, лесник отметил на крупномасштабной карте это место.
Патологоанатом сказал, что без детального исследования невозможно определить
причину смерти и даже этот анализ может не дать определенного результата.

С определенным почтением к праху погибшей эксперт уложил череп и кости
в ящик, по форме напоминающий гроб, отнес в машину и увез эти останки в
морг.

Старший инспектор Дун, видя, что искать следы автомобильных шин,
отпечатки пальцев или окурки бесполезно, оставил с собой двух констеблей,
поручив им порыться в траве в поисках возможно сохранившихся обрывков
одежды, обуви и тому подобных, не успевших сгнить вещей; именно таким
образом под слоем опавших листьев были найдены мокрые грязные джинсы,
бюстгальтер маленького размера, трусы и блузка с выцветшей надписью на
груди.

Старший инспектор Дун наблюдал, как констебли упаковывают эти жалкие
остатки одежды в пластиковый пакет, и думал о том, что ни один из этих
предметов не был найден на месте, где лежали кости, и даже поблизости от
них.

Девушка, заключил он, в момент смерти была раздета догола.

Он глубоко вздохнул. Он терпеть не мог таких дел. У него у самого были
дочери.

Со второй смены Тремьен вернулся в хорошем расположении духа, он даже
что-то насвистывал сквозь зубы. Он прямиком отправился в контору, выдал
Ди-Ди свежую порцию инструкций и сделал несколько коротких телефонных
звонков. Потом он зашел в столовую, сообщил мне о положении дел и попросил
оказать ему пару услуг, причем выразил уверенность (очень вежливо), что я не
смогу ему отказать.

Покореженный джип отправили на свалку. За заменой, подержанным, но
вполне пригодным "лендровером", нужно было ехать в Ньюбери. Тремьен хотел,
чтобы я поехал туда вместе с ним на "вольво", а затем пригнал новую машину
обратно в Шеллертон.

-- Вез всяких разговоров, -- согласился я.

Индустрия скачек вновь набирала темп, уже в среду открывался ипподром в
Виндзоре. Тремьен заявил к скачкам четырех своих лошадей и желал, чтобы я
отправился туда вместе с ним и полюбовался на результаты его работы.

-- С удовольствием -- ответил я.

Еще он сказал, что собирается вечером пойти к друзьям поиграть в покер,
и спросил, не смогу ли я приглядеть за Гаретом.

-- Разумеется, -- сказал я.

-- Он вполне взрослый и может сам о себе позаботиться, но... вот...

-- В компании веселее. Всегда лучше, когда кто-то рядом.

Он кивнул.

-- Всегда к вашим услугам, -- заверил я его.

-- Ди-Ди считает, что мы злоупотребляем вашей любезностью, -- прямо
заявил он. -- Это так?

-- Нет, -- удивился я. -- Мне нравится то, что я делаю.

-- Кухарка, нянька, бесплатный шофер, бесплатный конюх?

-- Вполне подходит.

-- Вы имеете право отказаться, -- неуверенно промычал он.

-- Как только мне надоест, я сразу же извещу вас. Что до настоящего
момента, то мой статус меня вполне устраивает, мне приятно быть полезным.
О'кей?

Тремьен кивнул.

-- К тому же это помогает мне лучше узнать вас. Для нашей книги.

Впервые за все время нашего знакомства я заметил на его лице слабую
тень беспокойства -- он, видимо, не хотел выставлять всего себя напоказ
толпе, хотя я и не собирался раскрывать каких-либо секретов без его на та
соизволения. Меня пригласили не для того, чтобы я все кругом вынюхивал, а
затем забавлял публику жареными фактами; от меня требовался всесторонний
портрет человека, подтверждающий неукротимую жажду жизни. Можно, конечно,
упомянуть об одной или двух бородавках, но нельзя выпячивать самые
незначительные огрехи.

День катился по намеченному курсу; кроме того, по дороге в Ньюбери
Тремьен пронесся галопом по своим постъюношеским годам и поведал о своем
знакомстве с тотализатором (естественно, с подачи отца). Он поведал, что
отец советовал ему делать максимальные ставки, поскольку в ином случае не
почувствуешь ни радости победы, ни горечи поражения.

-- Отец был, естественно, прав, -- говорил Тремьен. -- Но я более
осмотрителен. Я играю в покер, беспокоюсь о своих лошадках, делаю скромные
ставки, немного выигрываю, немного проигрываю -- мой пульс от этого не
скачет. Я знаю некоторых владельцев, которые во время. забегов бледнеют и
трясутся. Их вот-вот хватит кондрашка от неуверенности, выиграют они крупную
сумму или все проиграют. Мой папаша был из этой породы, я же подобного не
понимаю.

-- Вся ваша жизнь -- тоже азартная игра, -- сказал я. На секунду он
застыл в недоумении.

-- Вы подразумеваете мою тренерскую работу? Здесь вы правы. Когда
победил мой Заводной Волчок, я дрожал от восторга, но ведь и горечи
поражений я тоже испытал немало. Так что можно сказать, что я в большей мере
делаю ставку на свой душевный покой, чем на денежный выигрыш.

Я записал этот пассаж. Тремьен, автоматически крутя баранку, покосился
на мой блокнот, и я подумал: "Он явно доволен, что эта цитата может попасть
в книгу".

Мне это показалось логичным -- пусть сам герой напрямую беседует с
читателем, я же буду ему лишь немного помогать.

Вечером, когда Тремьен ушел играть в покер, Гарет попросил меня научить
его готовить.

Эта просьба поставила меня в тупик.

-- В этом нет ничего сложного.

-- А как вы сами научились готовить?

-- Не знаю. Возможно, наблюдая за своей матерью. -- Я взглянул на его
лицо и осекся. -- Извини, я совсем забыл.

-- Мне было нелегко с моей матерью. Она всегда говорила, что я путаюсь
у нее под ногами.

Моя же мать всегда разрешала мне, насколько я помнил, вылизывать из
миски остатки сладкой массы, приготовленной для кекса. И еще она любила
поболтать со мной, пока возилась на кухне.

-- Ну, так что же ты хотел приготовить?

Мы проследовали на кухню, и Гарет настоятельно попросил меня испечь
картофельный пирог с мясом, причем настоящий, а не тот, что продается в
магазине и воняет коробкой и которым невозможно накормить даже пигмея.

-- Будем делать пирог, согласен. Но прежде найди того пастуха*, --
усмехнулся я.

Моя шутка вызвала и у него улыбку, он внимательно начал наблюдать за
тем, как я рублю мясо, режу лук, развожу сухую подливку и готовлю приправу.

-- Порошковая подливка сокращает время готовки, -- объяснил я. -- Твоя
мать пришла бы в ужас, но, кроме того, она размягчает мясо и придает ему
особый вкус.

Я растворил в воде часть порошка, вылил раствор в мясо, добавил кусочки
нарезанной луковицы и сдобрил все это сушеной зеленью. Затем накрыл кастрюлю
крышкой и поставил на слабый огонь.

-- А теперь мы должны решить, -- предложил я, -- брать ли картошку в
клубнях или измельченные гранулы. Свежий картофель не пойдет? Нет? Тогда
гранулированный.

Он кивнул.

-- Будем готовить в соответствии с инструкциями на пакете.

-- Давай вскипятим восемь унций воды и четыре унции молока, -- прочитал
я. Гарет поднял на меня глаза.

-- Вы говорили, что воду следует кипятить. А в чем это лучше делать? Я
улыбнулся.

-- Лучше всего для этого дела подойдет жестянка из-под кока-колы. Их