действительное существование, хотя как наши предметы они только для-одного.
Этот недостающий в спинозизме момент развернутого и конкретного идеализма
имеется здесь налицо, так как абсолютная идеальность определена как знание.
Как ни чист и ни глубок этот идеализм, все же указанные отношения отчасти
содержат еще много неопределенного для мысли, отчасти же их содержание сразу
оказывается совершенно конкретным (грех и искупление и т. д. сразу
появляются в этой философии); логическое определение бесконечности, которое
должно было бы быть основой этого идеализма, не разработано самостоятельно,
и, таким образом, этот возвышенный и наполненный идеализм есть, правда,
продукт чистого спекулятивного духа, но еще не чистого спекулятивного
мышления, единствено лишь дающего истинное обоснование.
понятия. - Лейбницевская представляющая сущность, монада, в своем существе
идеальна. Процесс представления - это некое для-себя-бытие, в котором
определенности суть не границы и, следовательно, не наличное бытие, а лишь
моменты. Процесс представления есть, правда, и некое более конкретное
определение, но здесь оно не имеет никакого иного значения, кроме значения
идеальности, ибо и все вообще лишенное сознание есть у Лейбница то, что
представляет, воспринимает. В этой системе инобытие, стало быть, снято; дух
и тело или вообще монады не иные друг для друга, они не ограничивают друг
друга, не воздействуют друг на друга; здесь вообще отпадают все отношения, в
основе которых лежит некое наличное бытие. Многообразие лишь идеальное
внутреннее, монада остается в нем лишь соотнесенной с самой собой, изменения
развиваются внутри монады, они не соотношения ее с другими. То, что согласно
реальному определению берется нами как наличное сущее соотношение монад друг
с другом, есть независимое, лишь одновременное становление, заключенное в
для-себя-бытии каждой из них. - То обстоятельство, что существуют многие
монады, что их, следовательно, определяют и как иные, не касается самих
монад; это - имеющая место вне их рефлексия некоторого третьего; в самих
себе они не иные по отношению друг к другу;
наличного бытия. - Но в этом состоит в то же время незавершенность этой
системы. Монады суть такие представляющие монады лишь в себе или в Боге как
монаде монад, или же в системе. Инобытие также имеется, еще бы оно ни
находилось, в самом ли представлении, или как бы мы ни определяли то третье,
которое рассматривает их как иные, как многие. Множественность их наличного
бытия лишь исключена и притом только на мгновение, монады лишь путем
абстрагирования положены как такие, которые суть не-иные. Если некое третье
полагает их инобытие, то и некое третье снимает их инобытие; но все это
движение, которое делает их идеальными, совершается вне их. Однако так как
нам могут напомнить о том, что это движение мысли само имеет место лишь
внутри некоторой представляющей монады, то мы должны указать также на то,
что как раз содержание такого мышления внутри самого себя внешне себе.
Переход от единства абсолютной идеальности (монады монад) к категории
абстрактного (лишенного соотношений) множества наличного бытия совершается
непосредственно, не путем постижения в понятии (совершается через
представление о сотворении), и обратный переход от этого множества к тому
единству совершается столь же абстрактно. Идеальность, процесс представления
вообще, остается чем-то формальным, равно как формальным остается и тот
процесс представления, который возвысил себя до сознания. Как в приведенном
выше замечании Лейбница о магнитной игле, которая, если бы обладала
сознанием, рассматривала бы свое направление к северу как некое определение
своей свободы, сознание мыслится лишь как односторонняя форма, безразличная
к своему определению и содержанию, так и идеальность в монадах есть лишь
форма, остающаяся внешней для множественности. Идеальность, согласно
Лейбницу, имманентна им, их природа состоит в процессе представления; но
способ их поведения есть, с одной стороны, их гармония, не имеющая места в
их наличном бытии, - она поэтому предустановлена; с другой стороны, это их
наличное бытие не понимается Лейбницем ни как бытие-для-иного, ни, далее,
как идеальность, а определено лишь как абстрактная множественность.
Идеальность множественности и дальнейшее ее определение к гармонии не
становятся имманентными самой этой множественности и не принадлежат ей
самой.
за пределы долженствования или бесконечного прогресса и застревает в
дуализме наличного бытия и для-себя-бытия. Правда, в этих системах
вещь-в-себе или бесконечный импульс вступает непосредственно в "Я" и
становится лишь неким "для-Я", однако этот импульс исходит от некоего
свободного инобытия, которое вечно как отрицательное в-себе-бытие. Поэтому
[в такого рода идеализме] "Я" определяется, правда, как идеальное, как
для-себя-сущее, как бесконечное соотношение с собой, однако для-одного-бытие
не дошло до исчезновения того потустороннего или направления в
потустороннее.
бытия-для-одного. Имеется лишь одно определение - свойственное снятию
соотношение с самим собой. Моменты для-себя-бытия погрузились в
неразличимость (Unterschiedlosigkeit), которая есть непосредственность или
бытие, но непосредственность, основанная на отрицании, положенном как ее
определение. Для-себя-бытие есть, таким образом, для-себя-сущее, и ввиду
того, что в этой непосредственности исчезает его внутреннее значение, оно
совершенно абстрактная граница самого себя - "одно".
последующем изложении развития "одного", и на причину этой трудности.
Моменты, составляющие понятие "одного" как для-себя-бытия, в нем
разъединяются (treten auseinander). Эти моменты таковы: 1) отрицание вообще;
2) два отрицания; 3) стало быть, отрицания двух, которые суть одно и то же и
4) которые совершенно противоположны; 5) соотношение с собой, тождество, как
таковое; 6) отрицательное соотношение и тем не менее с самим собой. Эти
моменты разъединяются здесь оттого, что в для-себя-бытии как для-себя-сущем
привходит форма непосредственности, бытия; благодаря этой непосредственности
каждый момент полагается как особое (eigene), сущее определение; и тем не
менее они также нераздельны. Приходится, следовательно, высказывать о каждом
определении и противоположное ему; это-то противоречие при абстрактном
свойстве моментов и составляет указанную трудность.
соотношение, в котором моменты этого для-себя-бытия совпали и в котором
для-себя-бытие имеет поэтому форму непосредственности, а его моменты
становятся налично сущими.
а как соотношение с собой оно бесконечное само-определение. Но ввиду
теперешней непосредственности эти различия уже не положены лишь как моменты
одного и того же самоопределения, а положены также как сущие. Идеальность
для-себя-бытия как тотальность превращается, таким образом, во-первых, в
реальность и притом в самую прочную, самую абстрактную реальность как
"одно". В "одном" для-себя-бытие есть положенное единство бытия и наличного
бытия, как абсолютное соединение соотношения с иным и соотношения с собой;
определению бесконечного отрицания, в противоположность самоопределению, так
что то, что "одно" есть в себе (an sich), оно есть теперь только в самом
себе (an ihm) и, стало быть, отрицательное есть отличное от него иное. То,
что обнаруживает себя имеющимся как отличное от него, есть его собственное
самоопределение; его единство с собой, взятое как отличное от него,
низведено до соотношения и, как отрицательное единство, оно отрицание самого
себя как иного, исключение "одного" как иного из себя, из "одного".
определенность как соотношение с иным, не свойство;
не способно становиться иным; оно неизменно.
это определенность, которая есть соотношение с самим собой, абсолютная
определенность, положенное внутри-себя-бытие. Как то, что по своему понятию
есть соотносящееся с собой отрицание, оно имеет различие внутри себя - имеет
некоторое направление вовне, от себя к иному, направление, которое, однако,
непосредственно обращено назад и возвратилось в себя, так как согласно этому
моменту самоопределения нет никакого иного, к которому оно устремлялось бы.
бытия и самой идеальности, исчезли, стало быть, всякие различия и всякое
многообразие. В нем нет ничего; это ничто, абстракция соотношения с самим
собой, отлично здесь от самого внутри-себя-бытия; оно положенное ничто, так
как это внутри-себя-бытие уже не простота [данного] нечто, а имеет
определением то, что оно как опосредствование конкретно. Ничто как
абстрактное, хотя и тождественно с "одним", однако отличается от его
определения. Это ничто, положенное таким образом как находящееся в "одном",
есть ничто как пустота. - Пустота, таким образом, есть качество "одного" в
его непосредственности.
Но от простой непосредственности, от бытия "одного", которое также
утвердительно, пустота как ничто отличается совершенно, а так как они
находятся в одном соотношении, а именно в соотношении самого "одного", то их
различие положено. Но, отличаясь от сущего, ничто как пустота находится вне
достигло некоторого наличного бытия. - "Одно" и пустота имеют своей общей
простой почвой отрицательное соотношение с собой. Моменты для-себя-бытия
оставляют это единство, становятся внешними себе; так как через простое
единство моментов привходит определение бытия, то это единство низводит само