весь этот легион марширует в ногу, а наш урод - не в ногу. Я пыталась
вспомнить такого вот, особенного... Сауляк покончил с собой. Галл
расстрелян. Арсена убил его же собственный помощник, ко мне приревновал. Эти
трое были личностями, причем незаурядными, неординарными, от них можно было
бы ждать такой гадости. А все остальные - рядовые, обычные, ничем не
выделяющиеся типы. Я не могу себе представить, чтобы кто-то из них...
пока еще не писатель и не кинорежиссер. От тебя требуется будничная,
повседневная сыщицкая работа. Работа с информацией. Ее поиск, сбор,
накопление, анализ. Ты хочешь, чтобы я устроил тебе здесь курсы повышения
квалификации на лавочке? Отправляйся в контору, доставай из сейфа все свои
материалы начиная с первого же дня работы в розыске и принимайся за дело.
Завтра жду тебя в это же время с первыми результатами. Черт знает что!
Совсем от рук отбились, стоило мне чуть-чуть прихворнуть. Развалит Коротков
отдел, чует мое сердце...
из машины Короткова.
сразу сказать, или лучше завтра?
Ольшанский экспертам бутылку коньяку поставил, чтобы они побыстрее
заключение дали по почерку Горшкова и по отпечаткам пальцев. Вот они и дали.
Татьянино предположение не подтвердилось, с ее подозреваемым мы пролетели,
как фанера над Парижем. Теперь твоя очередь.
набитый троллейбус, идущий в сторону метро "Октябрьское Поле". - Я почему-то
с самого начала чувствовала, что это окажется не Горшков. Я очень люблю
Татьяну, я за нее боюсь и переживаю, но бояться за жизнь другого человека -
это совсем не то же самое, что бояться за свою собственную. Если это
направлено не против Тани, значит, против меня. Господи, какая же я мерзкая!
Как мне не стыдно так думать! Выходит, лучше пусть Таню убьют? Нельзя так
думать, нельзя, нельзя! У Тани маленький ребенок, она - талантливый
писатель, люди ждут ее книг, ее жизнь стоит дороже моей, я должна
радоваться, что это оказался не Горшков. Я должна радоваться, что убийца
пытается свести счеты не с ней, а со мной, потому что от моей смерти ущерба
меньше, после меня дети сиротами не останутся. Я должна радоваться... Но я
не могу. Мне страшно".
Сначала все было замечательно, похоже на сказку, которая будет длиться
вечно.
что я в семнадцать лет жаждала получить высшее образование. Учиться я вообще
не очень любила, но школу закончила вполне благополучно исключительно
благодаря своим спортивным данным. Меня включили в юношескую сборную страны
по волейболу, я ездила на бесконечные сборы и соревнования, а в промежутках
между ними - на ежедневные тренировки. Школа мной гордилась и все мне
прощала за спортивные достижения. Меня даже в комсомол принимали заочно, не
таскали в райком и не мучили вопросами по Уставу (я бы все равно никогда его
не выучила). Я же в это время участвовала в матче на юношеской Олимпиаде.
экзамены, конечно, сдавала, но и без того было ясно, что меня никто
заваливать не станет. И высшие спортивные чиновники ходатайствовали, да и
институтское руководство понимало, что я буду играть за студенческую команду
на Универсиаде.
происходит со мной. Самый лучший студент, гордость института,
четверокурсник, о котором всем было известно, что его после пятого курса
берут в аспирантуру, - и я, троечница-второкурсница. Хотя и хорошенькая
была, спору нет. Его внимания добивались и страдали по нему все без
исключения девчонки, а он выбрал меня. Мне завидовали. Мной восхищались: ну
как же, сумела захомутать самого Ландау. Это прозвище у него такое было -
Ландау. Гений физики и сопромата.
дотумкала, что нужно быстро беременеть и рожать, чтобы Ландау не соскочил.
Он, как оказалось, к моему удивлению, был девственником. Но я сообразила,
что он не ханжа, а просто очень осторожный, не позволял себе ничего и ни с
кем, чтобы не быть обязанным. Терпел-терпел, а когда терпение кончилось, тут
и я случайно подвернулась, попалась на глаза. А могла бы на моем месте
оказаться и любая другая. Мне просто повезло, и надо было торопиться, пока
не появилась какая-нибудь еще более красивая девица на его небосклоне. Он
был из такой семьи, попасть в которую мечтала бы каждая. Бабка - какая-то
немыслимая профессорша, Ландау живет с ней в самом центре Москвы в огромной
квартире с высоченными потолками и старинной антикварной мебелью, кроме
того, у него есть и собственная квартира, двухкомнатная, в престижном
районе. Отец тоже какая-то шишка, работает где-то далеко, появляется редко,
так что болезненный по тем временам квартирный вопрос у молодой семьи
решался без проблем.
которые сулил такой брак, наличествовали еще и чувства. Он был таким
красивым, таким умным, таким необыкновенным, говорил свободно на двух
языках, играл на рояле сложную, непонятную мне музыку, писал маслом портреты
и с увлечением читал книги, в которых я не могла понять и двух слов.
два с половиной месяца, я осторожно спросила, как его семья относится ко мне
и к нашему решению пожениться. Ландау усмехнулся и сказал:
настояла на своем, и появился я.
дошло, что он имел в виду. Ландау безумно любил свою покойную мать, чтил ее
память и считал ее жизнь и поступки образцом для подражания. Правда, как
выяснилось впоследствии, не во всем. Это, собственно говоря, и стало тем
камнем преткновения, о который я расшибла себе лоб.
родился сын, Ландау так радовался, что мне казалось, нашему браку ничто не
угрожает и угрожать не может. Если отец так любит ребенка, он ни за что не
бросит его. До конца лета жизнь наша была безоблачной и счастливой, муж
помогал мне изо всех сил, нянчил ребенка, вставал к нему по ночам, ходил за
продуктами, и все такое. А в конце августа страшно изумился, поняв, что я и
не собираюсь приступать к учебе.
полна сил. Отдадим его в ясли на пятидневку.
можно было сидеть с ребенком до трех лет и не считаться тунеядкой. К тому
времени я знала достаточно о судьбе его матери, поэтому использовала ее в
качестве аргумента.
понимала, поэтому и устроилась на работу поближе к тебе. Ты же не хочешь,
чтобы наш ребенок вырос больным и умственно недоразвитым?
прошли через ясли, и ничего с нами не случилось, но я старалась вкладывать в
свои слова как можно больше убежденности, потому что хотела сидеть дома и
стирать пеленки. А вовсе не учиться в этом дурацком институте.
меня клятвенное обещание, что, как только сыну исполнится три года и он
пойдет в садик, я восстановлюсь в институте. До этого было еще далеко, и я
легко согласилась.
рождена быть домохозяйкой. Мне нравилось заниматься домом, варить борщи,
печь пироги, шить сыну одежду (то, что продавалось в магазинах, было стыдно
даже в руки брать, не то что надевать на любимое чадо), мыть полы и
протирать, стоя на стремянке, пыль на книжных полках, высившихся до самого
потолка. Бабушка мужа недавно умерла, и я осталась полноправной хозяйкой в
огромной квартире, вылизывать и обустраивать которую мне доставляло
несказанное удовольствие. Почему-то Ландау не хотел, чтобы мы переезжали в
его двухкомнатную квартиру, и после свадьбы мы так и жили с его бабкой,
которую я побаивалась и не любила. Впрочем, и старуха меня не особо
жаловала, так что с ее кончиной я вздохнула свободнее и решила, что вот
теперь и начнется настоящая жизнь. Могла ли я, безграмотная девчонка из
коммуналки в Марьиной Роще, даже мечтать о том, что буду жить в такой
квартире и иметь такого мужа! Иногда мечты сбываются, но, когда случается
то, о чем даже в голову не приходит мечтать, это уж вообще...
прозвище, стал кандидатом наук. Все носились с ним как с писаной торбой,
прочили блестящее будущее и называли надеждой советской оборонной
промышленности. Его назначили на хорошую должность и дали такую зарплату,
что я могла больше никогда не работать. Но работать надо было, чтобы за
тунеядство не привлекли. Пришлось устраиваться на полставки лаборанткой в
ближайшую к дому контору, бумажки печатать. О том, чтобы работать полный