Он не видел, что произошло, ибо уже смотрел вперед; лодка сорвалась с
крюков и полузатопленная, отяжелевшая, слившаяся с потоком понеслась вперед
кормой. С берегов еще долбили по ней длинными очередями, взбивая воду
внутри и за бортом, но было ясно - прорвался! Он перезарядил "Бизона" и на
четвереньках не пошел - поплыл в носовую, вздыбленную часть, поскольку один
из "канатоходцев" выпустил трос и поплыл за лодкой, быстро сокращая
расстояние. В сумерках виден был лишь спасательный воротник, и по нему, как
по мишени, поражаясь своей хладнокровности, Герман трижды выстрелил
одиночными. Круг будто бы растворился в воде, но струи, опрокинув мертвого
противника, через секунду вытолкнули его кверху задницей и понесли за
лодкой.
Насквозь мокрый и тяжелый, Шабанов попытался забраться на вспоротую пулями
и кошкой носовую площадку и лишь сейчас почувствовал боль в ногах, причем,
одинаковую - в икроножных мышцах, и поскольку не увидел ни пробоин, ни
крови, тут же забыл о ней: река становилась тише и можно было ждать новых
сюрпризов каждое мгновение. Между тем лодку медленно развернуло вздыбленным
и более плавучим носом вперед, а стенки каньона довольно резко расширились
и значительно посветлело: вот где у них основная засада!
Но странное дело, ни над водой, ни на берегах никого не видно, разве что
темный валун мертвеца все еще мелькает за лодкой в мелких, кипящих
волнах...
Не смотреть назад!
После мощного, бетонно-твердого потока, зажатого в скалах, река здесь
размякла, разлилась и напоминала омут, стоячий пруд - берега почти не
двигались, и выждав три долгих, настороженных минуты, Шабанов забрел в
корму и шевельнул доской: может, удастся прибиться к берегу. И в этот
момент заметил очертания лодки на воде, прямо по курсу...
Нет, не простой лодки! По мере того, как затопленную дюральку подносило
ближе, Герман все отчетливее видел белую морскую шлюпку с высокими дощатыми
бортами, выгнутыми широко и плавно, чтобы держать крутую волну. Она стояла
на месте, будто на якоре, на три четверти повернутая к нему бортом и -
удивительно! - почти не касалась воды; скорее, парила над ней, словно была
вырезана из одного куска легчайшего пенопласта. Шабанов ждал засады, и
потому подплывал с пистолетом наизготовку, прячась за вскинувшимся носом
лодки: в любое мгновение из-за бортов этой необычной для горных рек шлюпки
могли выскочить пятнистые перехватчики. Однако расстояние сокращалось, и
вместе с ним рассеивались тревога и настороженность; он чувствовал, что в
странном суденышке никого нет. И будто в доказательство этому, оно неспешно
развернулось носом вперед и медленно тронулось с места, на короткий миг
показав пустое и тоже белое нутро. А в следующую секунду корма шлюпки
задралась вверх и Герман понял, что стояла она у верхнего бьефа гремящего,
пенного порога, и что начинается новый, головокружительный и смертельный
спуск. Дюралька сейчас же клюнула носом, сваливаясь в кипящий на камнях
поток, и будто зажиревшая, тяжелая гусыня, понеслась следом за легкой и
призрачной белой шлюпкой.
Шабанов сел на переднее сиденье, почти затопленное водой, и превратился в
зрителя. Он вдруг понял, что все происходящее - сумасшедший сплав по бурной
реке, засады, перестрелки и эта белая, "лоцманская" лодка - его бред,
очередная фантазия воспаленного и, возможно, больного сознания. Смотреть на
все это можно было точно так же, как смотришь страшный фильм по телевизору,
лежа на диване в полной уверенности, что с тобой ничего не случится, ибо
все страсти отделены от тебя толстым стеклом экрана.
И ведь не глотал "Виру", не колол промедол, чтобы так разыгралось
воображение! Значит, причина не в допингах, а в нем самом, в его мозге, где
происходят неуправляемые процессы. Вероятно, причиной стало ушное
кровотечение после катапультирования и последующая простуда, когда ночевал
на хребте с названием Дангралас. В ухе образовалась пробка, кровь нашла
проход в черепную коробку, заполнила пустоты и сейчас разлагается, гниет,
вырабатывая некий галлюциноген. Воспаление попросту перекинулось к
головному мозгу, в тот его отдел, который отвечает за сознание, и воспалило
кору.
Нет, он не сошел с ума, есть еще способность к трезвому осмыслению
обстановки, к анализу, не утратилось чувственное восприятие (а, может, и
усилилось!). Должно быть, возбудились центры фантазии или мечты, и теперь
он зримо и осязаемо видит то, чего нет на свете, но к чему он когда-то
стремился. Хотелось ему встретить необыкновенную, таинственную женщину и в
обстоятельствах не обыденных - она явилась, принесла пищу детства, горячий
хлеб с молоком, и назвалась именем редкостным - Агнесса. Мечтал он с
детства попасть на войну, будоражил себя выдумками, как сражается с врагами
- пожалуйста, не только увидел их воочию, но и настрелялся. Боялся при этом
убить человека - вон он, мертвец, так и плывет за кормой, словно
наказание...
А впереди - белая морская лодка! Грезил же одно время морскими
путешествиями и приключениями, даже кораблики строил, пока не перетянуло
небо и пока не пришло в голову сконструировать летательный аппарат -
махолет.
Немного обождать, так в следующей серии этого бесплатного кино и он
появится, крылатый, с чугунным колесом!..
Шабанов думал так и одновременно как бы участвовал в действии,
разыгравшемся в его воображении. Шлюпка легко держалась в пенной круговерти
потока, однако вполне реально прыгала по бурунам и рыская носом, искала
глубокие сливы между камнями в порогах; за ней в кильватере, грохоча
днищем, с неповоротливостью и тупостью плавучего танка, двигалась дюралька,
но при этом чудесно и волшебно огибала все препятствия и уходила от опасных
скалистых стен береговых прижимов - все как в кино. Потому Герман ничуть не
сомневался, что головоломный этот спуск непременно закончится благополучно
и в конце наши победят. Сколько он продолжался по времени и расстоянию,
тоже было все равно, однако будучи активным зрителем речного слалома,
Шабанов с трепетным внутренним чувством отмечал, что ему невероятно
интересно, что не повторяется ни одна деталь этого потрясающего
путешествия. В запасе воспаленного воображения имелись миллиарды вариантов
ситуаций, положений и состояний!
И вот это единственное вызывало в нем сомнение или, точнее, внутреннее
несогласие: больной бред обыкновенно был навязчивым, плоским и
примитивным...
Гонка за недосягаемым лидером закончилась так же внезапно, как и началась.
Шлюпка вылетела из порогов на кипящий спокойный разлив и поплыла вперед, не
снижая скорости, а дюралевый утюг, выплюнутый пенным потоком, сразу же за
нижним бьефом притонул еще сильнее, потерял поступательное движение и
медленно потянул к берегу. Шабанов вскочил, словно недовольный, обманутый
зритель, однако поправить положение не смог: белая лодка скользила по омуту
еще с минуту, прежде чем скрылась в темноте. И в это же время днище
шаркнуло по гальке береговой отмели.
Кино закончилось, и включился свет в виде огромной луны, поднявшейся над
заречной горой.
Герман выскочил из дюральки, взбежал на горку и чуть не упал; он стоял на
неколебимой суше, но вестибулярный аппарат еще не освоился с новым
положением, продолжало качать и трясти, словно в порогах. Тогда он сел
верхом на толстое бревно-плавник и, привыкая к земле, осмотрелся: пустынный
берег, кусты, примятые и изжеванные ледоходом, выше их сумрачное,
непроглядное пространство, над которым виднеется озаренный луной лес на
склоне горы.
И опять ни души...
Впрочем, нет, души непременно появятся, когда начнется следующее действие
спектакля-воображения, а иначе зачем следить и что переживать зрителю?
Сейчас идут титры, прелюдия...
Пока Шабанов несся в затопленной лодке и вдоволь купался в ледяной воде, ни
разу не дрогнул от холода; тут же, на суше, озноб охватил сразу же, и с
головы до ног. Вот это было реально - чувство холода! Чакали зубы, колотило
руки, плечи, тряслась спина и ноги. Вода, набравшаяся в НАЗ, стекала на
поясницу, и от потери температурного ощущения казалась расплавленным
свинцом. И еще почему-то жгло икроножные мышцы, обе сразу, приятно жгло,
даже согревало. Все остальное будто покрывалось студеным, седым инеем.
- Надо согреться! - сказал он и тут же сделал вывод. - Если я мокрый и
замерз, значит плыл в лодке...
Дальше продолжать цепочку умозаключений Герман не мог, остатки здоровых
мозгов в голове покрывались льдом. Не снимая "малямбы", он повесил пистолет
на шею и побежал пенсионерской трусцой, поскольку все еще штормило, а земли
под ногами не разглядеть. Темное пространство, где-то далеко ограниченное
лесом и горой, оказалось довольно чистым лугом, и он прибавил скорости.