Чтение 28–й страницы книги ~Бремя идолов~

— Кто это говорит? — спросил под полковник.

— В прошлом году мы с вами встречались, — напомнил Дронго.

— Я так и подумал, что это вы, — сказал Левитин. — Как только у нас большие неприятности, сразу вы появляетесь. Как злой дух из табакерки.

— Там был злой чертик, — напомнил Дронго.

— Какая разница? Вы, конечно, зашли к нам случайно?

— Нет, не случайно. Мне нужно поговорить с полковником Машковым, но он вылетел в командировку. Поэтому я хотел бы поговорить с вами.

Левитин уже собирался возразить, но вспомнил прошлогоднюю встречу. И случившиеся в этом году два убийства в институте, которые так блистательно помог ему раскрыть Дронго. Отказывать не имело смысла. Левитин уже знал, что этот странный человек может добиваться феноменальных успехов в любом расследовании. Именно поэтому он сказал:

— Я закажу вам пропуск.

Через несколько минут Дронго сидел в его кабинете. Подполковник встретил старого знакомого строгим взглядом. Предложил ему сесть, но руки не протянул.

— Какое у вас дело к Машкову?

— Мне нужны данные на одного депутата, — объяснил Дронго.

— На депутата? — переспросил Левитин. — Это очень непросто. Согласно нашим законам, мы не имеем права вести оперативную разработку в отношении членов правительства и депутатов.

— Я не прошу вас вести оперативную разработку. Мне нужны данные на этого человека, которые у вас есть.

— Вы думаете, у нас есть данные на всех депутатов?

— Думаю, что на всех. И на этого тоже есть. Я абсолютно убежден, что есть.

— Его фамилия? — Левитин взял ручку.

— Тетеринцев…

— Так. — Подполковник отложил ручку. — Рассказывайте, что вам известно. Вы уже знаете, что мы занимаемся этим делом?

— Каким делом? Мне нужны на него данные.

— Почему? Почему они вам понадобились именно сейчас? Опять темните, Дронго? Хотите снова нас обскакать. Хотите устроить новую демонстрацию своих возможностей. А сами прибегаете к нам, чтобы воспользоваться нашими данными.

— Во-первых, я не бежал, а ехал на попутной машине. Во-вторых, никакую демонстрацию я устраивать не намерен и вообще не знаю, почему вы занимаетесь Тетеринцевым. И, в-третьих, меня пригласил сам полковник Машков. У вас еще есть вопросы?

— Ну хорошо, — проворчал Левитин. — Я не хотел вас обидеть. Просто слишком много совпадений. Мы как раз сейчас занимаемся связями этого депутата. И учтите, что я рассказываю об этом только из-за своего расположения лично к вам.

— Очень ценю, — с иронией в голосе заметив Дронго. — Значит, вы можете ознакомить меня о его досье?

— Хорошо, я прикажу показать, какие у нас имеются на него данные. Конечно, если они не носят агентурного характера или не закрыты для посторонних.

— На святое я не посягаю, все понимаю.

— Теперь объясните, почему вас интересует именно Тетеринцев? Как вы на него вышли? Только правду, я ведь и так много вам рассказал.

— Меня попросили расследовать убийство журналиста Звонарева. Вы, наверное, слышали о том, что его убили.

— Знаю. Но мне казалось, что следствие ведет следователь прокуратуры Бозин. И, насколько я знаю, вам никто не поручал вести это дело.

— Меня попросили об этом его коллеги.

— И, конечно, неплохо заплатили? — вкрадчиво проговорил Левитин.

Дронго не считал нужным скрывать подобные факты. В конце концов, он не воровал деньги, а зарабатывал их нелегким трудом. Именно поэтому он пожал плечами и сказал:

— Вы же знаете, что это единственный источник моего существования.

— И вы смеете еще приходить к нам и просить, чтобы вам помогли, — покачал головой Левитин. — Я в отличие от вас гонораров не получаю. И работаю только за одну зарплату.

— Поэтому ваши результаты бывают всегда хуже моих, — парировал Дронго. — Только не обижайтесь, я не имею в виду лично вас.

— Что у вас со Звонаревым, рассказывайте дальше, — потребовал подполковник.

— В ходе расследования я обнаружил, что погибший интересовался клубом «Прометей», которому покровительствует депутат Тетеринцев. А его «Порт-банк» даже купил и подарил здание этому клубу. Причем общая площадь здания две тысячи метров.

— Правильно сделал. Это как раз характеризует Тетеринцева с положительной стороны, — пожал плечами Левитин. — Почему это вас так насторожило? Или вы считаете, что в Москве не осталось порядочных людей?

— Остались, — кивнул Дронго. — Кстати, они есть и в вашем ведомстве, хотя справедливости ради стоит отметить, что их осталось не так много. Но меня очень интересует, почему Тетеринцев решился на подобный шаг. Поверить в его альтруизм я не могу.

— Спросите у него, — снова пожал плечами Левитин. — Это не повод для подозрений. Или вы Думаете, что он убил журналиста только потому, что тот интересовался, почему депутат подарил детскому клубу помещение?

Левитин улыбнулся своей шутке. Но Дронго как бы не заметил его улыбки.

— Нет, — сказал он, — я не думаю, что он убил журналиста. Но мне интересно, почему Звонарев перед смертью так интересовался этим клубом. Кстати, он не очень детский. Там собираются подростки шестнадцати-семнадцати лет.

Тетеринцев даже оборудовал для них тир.

— И правильно сделал. Чем слоняться без дела по улицам, пусть лучше в клуб ходят. Не вижу ничего дурного…

— Мне можно ознакомиться с данными на него? — спросил Дронго, чувствуя, что начинает нервничать. Очевидно, у них с подполковником были разные группы крови.

— Хорошо, — кивнул Левитин. — Спуститесь вниз и подождите. Наши сотрудники сделают для вас выписку. Давайте ваш пропуск, я его отмечу.

— До свидания. — Дронго взял пропуск, подписанный подполковником, и вышел из кабинета.

Внизу он прождал около двадцати минут, пока наконец ему не вынесли отпечатанный на компьютере лист. Кроме сухих биографических данных и перечисления компаний, имевших связи с Тетеринцевым, больше ничего не было. Все это можно было узнать, не заходя в ФСБ.

— Передайте подполковнику, что я ему очень благодарен, — сказал Дронго перед тем, как выйти на улицу.

Нужно взглянуть на этот «Прометей», подумал Дронго. Остановив машину, он назвал адрес. Водитель обернулся:

— Это на другом конце города.

— Пятьдесят долларов, — предложил Дронго.

— Отвезу, куда хочешь, — кивнул водитель. — Закрой получше дверцу, она у меня с приветом.

Оставшийся в своем кабинете Левитин приказал принести все данные на Тетеринцева и его помощников. Через некоторое время он уже знал, что за рулем «Волги», номер которой назвала пострадавшая Кривцова, почти всегда сидел некий Юрлов, имевший судимость и считавшийся вторым водителем Тетеринцева.

Дежурный офицер доложил, что Машкову звонил фотокорреспондент Беззубик, утверждавший, что нашел магнитофон.

— Зачем нам его магнитофон? — поинтересовался Левитин.

— Не знаю, товарищ подполковник, — ответил дежурный офицер.

— Пусть он сам на нем свои записи слушает, — отмахнулся Левитин. — Завтра приедет Машков, он знает, что с этим магнитофоном делать. И пусть этот Беззубов подождет до завтра.

— Он говорит, что это срочно…

— А ты ему скажи, что я занимаюсь взрывом на Малой Бронной. Что там люди погибли. А он лезет со своим дурацким магнитофоном… — взорвался Левитин. — Хватит уже, нужно совесть иметь. И скажите Беззубову…

— Он Беззубик, товарищ подполковник.

— Хоть Безголовик! — заорал Левитин. — Пусть подождет. Мне некогда заниматься его делами. Завтра приедет Машков и возьмет у него магнитофон. И больше меня не беспокойте из-за этого.

— Слушаюсь, — ответил дежурный.

Левитин взял папку с актами экспертиз. После вчерашнего взрыва на Малой Бронной мэр столицы потребовал от ФСБ разобраться и выяснить, что конкретно там произошло. Именно поэтому генерал дал поручение Левитину, а последний готов был землю рыть, только бы найти какие-нибудь основания для возбуждения уголовного дела и розыска виновных. Даже если не было явных виновников, то следовало найти хотя бы людей, отвечающих за бесперебойную подачу газа и допустивших подобную аварию. Но когда эксперт-патологоанатом дал заключение о наличии в крови погибшего Сайфулина снотворного, Левитин понял, что это — его главный шанс. На этом взрыве можно было сделать карьеру. Получить погоны полковника, обойти Машкова и вообще — показать себя с самой лучшей стороны.

И вот он отложил все дела и занялся расследованием взрыва. Это дело — в силу поручения мэра столицы — являлось трамплином, с которого можно высоко взлететь. А непонятные дела Машкова с какой-то полоумной журналисткой, слышавшей обрывки разговора об оружии, можно отложить до завтра: когда вернется Машков, сам и возьмется за это тухлое дело. Достаточно и того, что она жива-здорова и вполне может подождать до завтрашнего дня. Нужно будет связаться с Журавлевым, подумал Левитин. Он ведь начальник отдела криминальных взрывов УВД Северо-Западного округа. А в их округе уже было два взрыва. Может, они похожи на тот, который прогремел на Малой Бронной?

Левитин даже не подозревал, какой дорогой ценой все они завтра заплатят за его отношение к случившемуся. Он даже не мог предположить, что магнитофон, найденный фотокорреспондентом газеты «Новое время» Федором Беззубиком, станет для него самым главным трамплином в жизни. Трамплином, завершающим его карьеру.

ГЛАВА 25

Коля родился болезненным и хилым мальчиком. Сестра матери, помогавшая принимать роды, только жалостливо поджимала губы, когда речь шла о втором племяннике. Может, сказались тяжелые роды. Может, волнение матери, передавшееся плоду. Судя по всему, Коля не должен был выжить, мать слишком много перенесла, пока вынашивала его. В эти девять месяцев вместилось все — и тяжелое пьянство отца, и его внезапная и непонятная смерть, когда он упал с обрыва и замерз в речке, так и не сумев из нее выбраться. Он даже не утонул, а именно замерз, остался лежать на самом берегу. Злые языки говорили, что мать не очень переживала смерть беспутного мужа, но Коле всегда казалось, что это не правда.

Мать, оставшись одна, довольно быстро потеряла былую привлекательность и уже в тридцать лет выглядела на все пятьдесят, превратилась в нечто бесформенное и бесполое. В ее жизни осталось лишь одно — двое сыновей, на которых она тратила все заработанные тяжелым трудом деньги. Мать обстирывала всех соседей, умудрялась числиться на двух или на трех работах, но делала все, чтобы ее дети не испытывали ни в чем нужды.

От постоянного пребывания в воде руки матери распухли и стали похожи на раздавленные плошки. От нее всегда пахло потом, грязным бельем и стиральным порошком, и эта квинтэссенция запахов на всю жизнь въелась в память Коли, оставляя недобрые воспоминания о детстве. Они росли вместе с Артемом, старшим братом, вещи которого Коля донашивал в школе. Как и все мальчики, братья часто ссорились, даже дрались, причем первые пятнадцать лет Артем неизменно выходил победителем.

Коля был младше на три года, и поэтому мать любила его особенно сильно.

Говорили, что он больше походил на отца, чем старший брат, который и внешне был похож на мать. Кроме Артема и матери, у Коли никого не было. Он привык во всем слушать старшего брата и завидовал ему, когда Артем начал курить в двенадцать лет. В четырнадцать у брата появилась первая подружка, а в пятнадцать он уже хвастался, что успел потерять «девственность».

Младший умирал от любопытства, слушая рассказы старшего, но ни в четырнадцать, ни в пятнадцать, ни даже в шестнадцать не имел ничего похожего.

Сверстницы его сторонились, он был мрачным, нелюдимым, всегда отмалчивался, краснел. В переходном возрасте на лице Коли появились прыщи, и он ужасно страдал из-за этого, часто пропускал занятия в школе.

Когда ему исполнилось четырнадцать, он впервые сумел по-настоящему дать сдачи Артему. А в пятнадцать вдруг выяснилось, что угловатый застенчивый парень превратился в сущую пантеру. Его манера внезапно кидаться в ноги обидчику, сбивая его на землю, поражала всех, кто с ним общался. Коля был небольшого роста, подвижный, энергичный. Несмотря на замкнутый характер, он был первым в любой драке, в любой потасовке. Мать даже несколько раз вызывали в школу. Коля не хотел никому признаваться, что стыдился своей матери, стыдился ее специфического запаха, ее глупого и доброго лица, ее толстых пальцев, раздавленных грудами белья.

После каждого появления матери в школе ребята его дразнили, и он снова бросался на обидчиков, не считаясь ни с их численностью, ни с их возрастом.