Чтение 28–й страницы книги ~Человек, который хотел понять все~

-- А кстати, почему вы вообще за него вступились? Вы за всех униженных
и оскорбленных вступаетесь, как Дон Кихот? -- Этот Следователь, видимо,
играл роль "Скептика".

Франц промолчал.

-- Отвечай на вопрос! -- гаркнул на него "Злыдень" справа.

-- Мое отношение к униженным к делу не относится.

-- Ах ты, сволочь ...

-- Господа, господа ... -- примирительно перебил Добряк, -- давайте не
будем выходить за рамки ... -- он пошелестел бумагами на своем столе. --
Продолжим допрос: каким, по-вашему, образом, 24-ый сумел выбраться из
запертой камеры и расправиться с охранниками и вашим Наставником?

Секунд пять Франц собирался с мыслями.

-- Я не утверждал, что это он расправился с охранниками и Наставником.

-- Ну, полно-те, подследственный, -- ведь кто-то же расправился, --
произнес Добряк с укоризной, -- судя по конечному результату. Причем сами
же вы и показали, что 24-ый был еще жив, когда все остальные на этаже
(кроме вас, конечно) уже погибли. Так не естественно ли предположить ...

-- Естественно, господин Следователь, -- не дожидаясь, пока его
припрут к стенке, согласился Франц, -- и точного ответа на этот вопрос я не
знаю. -- (Скептик презрительно хмыкнул), -- Могу лишь предположить, что
24-ый ночевал не в камере, а в изоляторе.

Следователи многозначительно переглянулись. Добряк хотел задать
следующий вопрос, но его перебил Скептик:

-- Вы упускаете из вида, мой любезный друг, что изолятор на ночь тоже
запирается.

-- Это верно, господин Следователь, -- парировал Франц, -- но
отношение охраны к изоляторным заключенным несколько другое, чем к
заключенным в камере. 24-ый мог застать охранника врасплох.

-- Это каким же образом?

-- Например, вызвать его под предлогом плохого самочувствия, а потом
зарезать.

-- Чем?

-- Ножом, который вы видели.

Лицо Скептика скрывала темнота, но чувствовалось, что он издевательски
улыбается.

-- То есть, ножом, изъятым у вас с отпечатками ваших пальцев.

-- Я уже рассказывал, как это произошло.

Добряк сделал какую-то пометку в своем блокноте.

-- И откуда же, по-вашему, 24-ый достал нож? -- Скептик не скрывал
сарказма.

-- А откуда я?

-- А вот этого, подследственный, я у вас как раз и не спрашивал ...
ха-ха-ха! -- Скептик захохотал, будто Франц сказал что-то остроумное. --
Как говорится, на воре шапка горит! Ха-ха-ха!... -- и благодушно пояснил,
обернувшись к мужчине и женщине в заднем ряду, -- Заключенные часто
изготавливают самодельные ножи в механических цехах.

Франц промолчал -- у него болела голова.

-- А откуда вы знаете, что 24-ый был отправлен в изолятор? И почему не
упомянули об этом раньше? -- опять с укоризной спросил Добряк.

-- Я не знаю, я -- предполагаю.

-- Поясните.

-- Если новичок правдиво рассказал Наставнику о том, что произошло,
тот должен был отправить его в изолятор.

-- И сделать соответствующую запись в Дневнике Потока,
подследственный. -- иронически добавил Скептик. -- Ваша гипотеза остроумна,
но может быть с легкостью опровергнута.

-- Ну так опровергните. -- согласился Франц, -- Вы нашли Дневник?

-- Нашли.

-- И что же?

Следователи опять переглянулись -- Скептик недовольно хмыкнул.

-- Вы правы. -- Это сказал Добряк. -- 24-ый провел ночь в изоляторе.

Секунд десять в комнате раздавался лишь скрип пера стенографистки.
Франц видел перед собой три одинаковых силуэта без лиц.

-- Есть еще одно обстоятельство, требующее разъяснений. -- Добряк
пошуршал бумагами у себя на столе и, найдя нужную, придвинул поближе к
настольной лампе. -- Последняя запись в Дневнике свидетельствует о том, что
Наставник отправил 12-го и 16-го в карцер на двое суток.

Добряк многозначительно помолчал -- видимо, ожидая, что Франц задаст
вопрос, а потом продолжил:

-- Иными словами, те самые двое заключенных, с которыми вы только что
подрались, оказались там же, где и вы. -- Он поднял глаза на Франца. -- Я
искренне советую подумать, имеются ли у вас доказательства, что они были
убиты до своего появления в карцере.

-- Наставник не мог отправить их в тот же карцер, -- возразил Франц,
-- по Уставу участники драки должны быть разъединены.

-- А он отлично знает Устав ... -- язвительно произнес Скептик, --
наверно, отличник по всем теоретическим. -- Он раскрыл лежавшую перед ним
папку и вытащил оттуда лист бумаги. -- Только вот педагоги ваши так не
считают, подследственный: дерзок, систематически проявляет несогласие,
материал усваивается поверхностно ... -- он повернулся к Добряку. --
Полюбуйтесь, коллега, -- характеристика на него от преподавателя теории
благодарности.

Добряк сокрушенно покачал головой.

-- Ну да не в характеристиках дело. -- лицемерно продолжал Скептик
после многозначительной паузы, -- А дело в том, что, по имеющимся у нас
данным, 12-ый и 16-ый ни в какой другой карцер Сектора не поступали, а
следовательно, Наставник мог поместить их только в карцер вашего Потока.

Тыльной стороной ладони Франц вытер пот со лба и закрыл глаза -- свет
направленных в лицо ламп резал зрачки, как нож.

-- Это не согласуется с отправкой 24-го в изолятор, господин
Следователь. -- сказал он, не поднимая век. -- Если б его обидчики ночевали
в карцере, то сам он мог оставаться в камере.

-- Мне это тоже приходило в голову, -- легко согласился Добряк, -- но
ваш бывший Наставник рассудил по-другому. И об этом свидетельствует запись
в Дневнике.

-- Можно мне посмотреть в Дневник самому?

-- Нет. -- встрепенулся Злыдень, -- Ишь чего захотел!

-- Ха-ха-ха ... -- притворно засмеялся Скептик ненатурально тонким
голосом, -- а вы, оказывается, остряк ...

-- Господа, господа! -- в голосе Добряка чувствовалось невыполнимое
желание сделать хорошо всем. -- Давайте оставаться в рамках Устава. -- Он
раскрыл лежавший на краю стола том и, пошелестев страницами, зачитал, --
Глава 11, Секция 5, Пункт 32: "Подследственный имеет право ознакомиться с
копиями всех вещественных доказательств, проходящих по его делу." -- он
передал раскрытый том Устава остальным двум следователям.

Злобно/саркастически ворча, Злыдень/Скептик покорились. Добряк
подозвал стенографистку, и та передала Францу фотокопию последней страницы
Дневника.

Увидев ее, Франц открыто рассмеялся.

-- Я так и знал: запись сделана другим почерком, господин Следователь,
-- он демонстративно обращался к Добряку, игнорируя двух других
следователей, -- сравните ее с предыдущей строчкой, где говорится о
переводе 24-го в изолятор.

Некоторое время следователи изучали свои копии злополучной страницы.
Потом Скептик хмыкнул и поднял голову.

-- Скажите, подследственный, а ваш Наставник был действительно хорошим
наставником? -- вкрадчиво спросил он.

-- Не понимаю вопроса. -- осторожно отвечал Франц.

-- Ну, вот вы рассказали, что обнаружили в его апартаментах пустую
бутылку из-под рома. Он что -- пил?

-- Не могу сказать, господин Следователь. -- Франц стал понимать, куда
тот клонит, но поделать ничего не мог, -- Пьющим я его не видел ни разу.
Если хотите узнать -- сделайте анализ его крови или содержимого желудка.

-- Уже сделали, подследственный, уже сделали, -- Скептик не мог
удержать восторга, -- ваш Наставник был в стельку пьян! А отсюда и
изменение почерка. -- он посмотрел вправо и влево на двух других
следователей, -- Ибо, как доказано графологической наукой, в состоянии
опьянения почерк индивидуума меняется!

И опять наступила тишина, прерываемая лишь скрипом стенографисткиной
ручки. Скептик удовлетворенно откинулся на стуле, Злыдень угрожающе
раскачивался, Добряк удрученно качал головой.

-- Вы можете выключить лампы? -- глаза Франца слезились. -- Или, по
крайней мере, направить их не в лицо.

-- Нет. -- по голосу Злыдня чувствовалось, что он улыбается.

-- Почему, господин Следователь?

-- По Уставу, господин подследственный. -- издевательский тон Скептика
был особенно противен, -- По тому самому Уставу, который вы так хорошо
знаете.

-- Вы не имеете права видеть наших лиц, -- извиняющимся голосом сказал
Добряк, -- и, кроме того, допрос записывается на видеопленку -- нужен яркий
свет.

-- Так зачем же тогда стенографистка, господин Следователь?

-- Ну, хватит! -- рявкнул Злыдень, и, на этот раз, Добряк его
урезонивать не стал. -- Если ты сейчас же не заткнешься и не перестанешь
дерзить, падаль, ТЕБЕ БУДЕТ ХУДО! -- Последние слова он проорал в полный
голос.

На мгновение наступила тишина.

-- Я вам в последний раз предлагаю изложить ваше объяснение событий,
подследственный. -- по голосу Добряка было слышно, что францева
строптивость оскорбила его в лучших чувствах.