Чтение 28–й страницы книги ~Операция "Гадюка"~

- Никаких больше помещений? - Дядя Миша смотрел на Овсепяна.

Овсепян не ожидал этого вопроса - он уже собрался подниматься.

- Может быть, и есть, - сказал он после паузы, морща лоб и стараясь
вспомнить, не упустили ли чего-нибудь.

Ему было все равно, найдут здесь чего-нибудь или нет. Он даже не следил
по схеме, хотя и делал вид, что следил, где мы бродим. Он отвечал дяде
Мише, но сам думал о чем-то другом.

- Дай-ка мне схему, - сказал дядя Миша.

- Мы все посмотрели, видит бог, все посмотрели, - настаивал полковник.

Дядя Миша прижал схему к бетонной стене, разгладил ладонями и,
вглядевшись, спросил:

- Мы здесь?

- Кажется, здесь, - ответил полковник Шауро.

- Мы здесь? - уже настойчивее и злее спросил дядя Миша у другого
полковника.

- Да, - сказал Овсепян.

Он приглядывался, щурясь, словно забыл дома очки.

- А это что? - спросил дядя Миша.

Я стоял в стороне, мне не все было видно. Я только шкурой ощущал
смятение чувств и мыслей, кипевшее вокруг.

- Я спрашиваю, что это?

Овсепян вдруг вскипел, словно Шауро его оскорбил.

- Что это - я спрашиваю! - закричал он. - Отвечайте в конце концов!

- Где? А, здесь? Слушай, майор, - обернулся Шауро к Хромому, - что там
у тебя, товарищи интересуются.

- Вы же знаете, - плачущим голосом откликнулся майор, - это еще при
Язове замуровали. Там проседание было, и замуровали.

- Покажи, - приказал дядя Миша.

- Что показать? - спросил майор. Дурак дураком. Это меня всегда
тревожит в людях, которые сначала дураками не кажутся.

- Где замуровали?

- У вас устаревшие схемы, - сказал Шауро. - Ну подскажите ему, товарищ
Овсепян, что это устаревшие схемы.

- У нас других нет! - отрезал Овсепян. - Что это еще за
самодеятельность!

Конечно, он сплоховал и теперь боится за свою шкуру - тебя специально
из Москвы прислали, а ты все думал о завтраке?

- Ну пошли, я покажу, - сказал полковник Шауро. - Сами убедитесь.

Мы пошли по коридору. Дядя Миша сложил схему так, чтобы все время
держать перед глазами эту часть подземелья.

- Стоп! - неожиданно крикнул он. - Здесь!

Одна лампа освещала эту часть коридора, тупичок, полутьма.

- Видите, штукатурка. Старая штукатурка, - сказал полковник Шауро. - Вы
постучите, постучите.

Дядя Миша послушно постучал костяшками пальцев. Стук был глухой - стена
капитальная, я чувствовал.

- Это должно быть в документах отражено, - сказал майор. - Мы вам
покажем, если хотите, и сметы сохранились.

- Какие сметы! - закричал полковник Шауро. - Сколько прошло! Лет пять,
наверное, меня еще не было. Никого из нас не было.

- Я был, - сказал Хромой, - при мне замуровали. Тогда Иваненко на
округе был. Он подписывал. Я же помню ЧП. Приезжали из штаба округа,
опасались, что может грозить шахтам, геологи брали пробу. Я как сейчас
помню.

- Ну вот видите, - сказал полковник Шауро. - А вы говорили.

- Ничего я не говорил, - мрачно ответил дядя Миша. - Только о таких
вещах во время инспекции забывать не положено.

- Это правильно, - сказал Шауро. Он не знал, как величать дядю Мишу,
потому концы фразы зависали у него на языке.

- Теперь все? - спросил дядя Миша.

- Теперь все, - обрадовался, что к нему обратились, Овсепян.

- Ну пошли. - Дядя Миша был недоволен.

Все поспешили к выходу. Полутемное опустевшее подземелье удручало.

Дядя Миша стал отставать, кроме меня, этого никто не заметил.

- Ты как думаешь? - спросил он тихо, кроме меня, никто не мог услышать.

- Я не уверен.

- И я не уверен. Надо будет тебе отстать и поглядеть.

- Хорошо, - ответил я, - что-нибудь придумаю.

- Попробуй, - сказал дядя Миша. - А то я не знаю, что делать.

Признание генерала меня порадовало. Не часто дядя Миша признает
поражение.

- Не отставайте, не отставайте! - воскликнул полковник Шауро. - Все
из-за вас и так пять раз греть пришлось. А ведь для вас грибочки собирали.

- Здесь грибы есть?

- Да вы по базе походите, - сказал майор, - белых корзину наберете.
Собирать-то некому. Деревенские уже не ходят, естественно, а нашим далеко,
полковник машину не дает.

- Я бы остался, пособирал грибов, - предложил я.

- Уважаете грибочки? - спросил майор. - Мы это для вас тут же
организуем. У нас соленые есть, маринованные, а Клава уже сушила.

- Я сам люблю, - сказал я. - Пятая охота.

Ох и плохой же я лжец.

Себя слышу и думаю, как плохо и неубедительно звучит голос этого
молодого разведчика.

- А если свежих пожелали, - откликнулся полковник Шауро, - то моя жена
сегодня утром на рассвете ходила, мы вам с собой корзину сообразим.

- Вот и чудесно. - Дядя Миша пресек все мои дальнейшие попытки
отпроситься за грибами. - Спасибо за заботу.

Мы погрузились в машины, я опять ехал с майором, он чувствовал себя
хорошо - пронесло!

Нас и в самом деле ждали, обессиленные от разогревания и тщетных
пробегов к окну - едут, не едут?! - жены офицеров. Для меня даже привезли
какую-то племянницу. Кроме наших офицеров, еще пришел маленький,
изображавший Суворова за написанием "Науки побеждать", подполковник по
политчасти. Дядя Миша не спорил - он уселся основательно.

Дом, в котором жили офицеры, стоял на краю деревни Максимовка, на
высоком берегу речки, отсюда открывались прелестные северные дали.

После первых тостов я сказал Хромому:

- Я пойду на улицу.

- Зачем? Тут все удобства у нас.

- Я пофотографировать хочу, вид у вас чудесный.

- Стоит ли? - Хромой все еще не хотел расслабляться.

- Ты куда? - услышал дядя Миша.

- Пофотографировать хочу, - ответил я.

- Гарик у нас отличный фотограф, - сказал дядя Миша.

Майор догнал меня у дверей.

- А аппарат у тебя где? - спросил он.

- В машине.

- Я с тобой, - вызвался майор Хромой: видно, считал, что мы уже в
приятелях.

- Я далеко отходить не буду, - сказал я.

Мы говорили негромко, но нас слушали. Хоть и через шум, который
создавали развеселившийся после нескольких рюмок Овсепян и женщины, явно
испытывавшие облегчение от того, что наконец-то ожидание благополучно
завершилось и их труды не пропали даром.

Нас слушал дядя Миша, улыбаясь жене Хромого, слушал полковник Шауро,
даже уши у него покраснели.

- Проводи, проводи гостя, - приказал или попросил Шауро.

- Я и говорю, - откликнулся Хромой.

Я пошел к двери.

Мы гуляли на втором этаже двухэтажной каменной казармы, разделенной на
квартиры. Я вышел из дверей, лестница была широкая, ее недавно покрасили
синькой, а потом побелили потолки - во всем был уют и скромное достоинство
буржуазии.

"Уазик" стоял неподалеку, шофер сидел рядом в тени елки, на корточках,
так приучаются сидеть в лагерях, впрочем, солдаты так тоже умеют сидеть,
когда сесть не на что.

- Откройте машину, - сказал я шоферу. - Мне сумку взять надо.

- Нет там никакой сумки, - сказал шофер.

- Как так нет? Я ее в машине оставил. Там у меня аппарат.

- У нас ничего не пропадет, - сказал Хромой. Он открыл дверцу "уазика"
и наклонился внутрь. Зад у него был широкий, как у пожилой кухарки.

- Нету, - сказал он.

Шофер поднялся. Подошел к машине.

- И я говорю, что нету. Что, я не заметил бы, что ли?

Я тоже присоединился к поискам.

Моей сумки не было.

- А вы в машину садились без сумки, - сказал водитель. Он был немолод и
строг лицом. Со мной он говорил как с трудновоспитуемым подростком. - Я бы
заметил.

- Но где я ее мог оставить? - спросил я водителя. - У меня там аппарат
лежит, импортный.

- Да не пропадет твой аппарат! - рявкнул Хромой, который и вовсе во мне
разочаровался.

- Может, и вовсе прилетел без сумки? - спросил водитель.

- Вы же говорите, что имеете память, - сказал я укоризненно, - а не
видели, что я из сумки вынимал предметы.

Я не помнил, что это за предметы, но говорил уверенно.