Чтение 28–й страницы книги ~Запретный мир~

стискивал зубы. Бывало, не приходя в сознание, принимался жадно глотать. Юмми
понимала, что смерть отступила на время, и щедро кормила слабеющую жизнь.

Можжевеловый дым был не в силах перебить зловоние. Юмми стаскивала
дедушку с постели -- он стал легкий, как ребенок, -- укладывала на старый кожан
поближе к очагу и мыла теплой водой. Меняла шкуры и холстину, стирала,
сушила... В заботах о дедушке проходил день.

Ее почти не видели в селении. За время болезни дедушки она всего лишь
раз или два перешла по мостику ручей. Куда идти, зачем? Да и некогда
расхаживать, по правде сказать. Случись самое худшее, спросит вождь: почему
плохо смотрела за хворым -- что ответишь? А главное, не простишь недогляда сама
себе...

Вряд ли кто из соплеменников рискнул бы внезапно появиться в жилище
колдуна, разве что Растак. Но он словно забыл дорогу через ручей, и Юмми
понимала почему. Наедине с умирающим не было нужды притворяться. В жаркой
землянке не угасал очаг, и девушка часто ходила по пояс голая, так было
сподручнее. Меньше потеешь за работой, да и помыться проще.

Когда случалось так, что делать было нечего -- сидела, пригорюнившись
по-бабьи. Вместе с бездельем в голову лезли непрошеные мысли. Дедушке все
хуже... Умрет он, что тогда? Пожалуй, несмотря ни на что, новым чародеем по
слову вождя быть не ей, а дяде Ер-Нану, ну и пусть. Он этого больше хочет.
Пусть ему отрежут мизинцы на жертвенном камне, совершат обряд передачи тайной
силы, и тогда ей, Юмми, уже никогда не придется притворяться, она сможет жить
как все девушки. Подруг, наверно, вовек не обрести, ровестницы начнут
сторониться ученицы чародея, шептаться о колдовстве... но вдруг какой-нибудь
парень, забыв страх, тайно обнимет ее вдали от людских глаз и поклянется
назвать при всем племени своей?

Чувствуя, как сладко замирает сердце, Юмми пугалась, творила
заклинания, чтобы любопытные духи не подслушали неуместные мысли. Пусть дедушка
поправится, пусть живет долго-долго... С ним трудно, а без него -- пустота...

Скарр начал отходить к предкам в восхитительно ясное утро, когда
солнечный луч проник в дымоходное отверстие в потолке и скользнул по
закопченному бревну, когда даже в землянке был слышен щебет дневных пичуг,
приветствующих светило из ветвей ракитника по-над ручьем. И не было, кроме него
и правнучки, никого, кто не радовался бы щедрой жизни, подарившей такое утро. А
он -- умирал.

Бред прекратился. Скарр лежал на чистой холстине, запрокинув голову,
дыхание его было слабым, но ровным. Казалось, он улыбался запавшим ртом. Так
уходят из жизни старики, много повидавшие и еще больше переделавшие на своем
веку, -- умиротворенно, без страха и мучений, с сознанием правоты перед
племенем, богами и духами. Важно правильно прожить жизнь, а смерть... что ж,
она приходит ко всем, даже к молодым. Древнему ли старику пенять на свою
участь?

Когда-то и он был молод. В те годы он не раз ходил в дозор
выслеживать чужих лазутчиков, хранил Дверь, отбивал вместе со всеми набеги
соседей и сам участвовал в набегах. Весело было!.. Была любовь, была молодая
жена, родились дети. Он не был лучшим из воинов, не числился и в худших.
Дальние походы, опасная -- один на один -- охота на кабанов и медведей,
деревенские праздники, набеги, молодецкие забавы... что ни говори, а молодость
была прекрасна. Потом случилась большая война с детьми Беркута, нынешними
союзниками. По правде говоря, виновны в ней были молодые воины Земли,
умыкнувшие у соседей нескольких девушек, и тогдашний молодой и не очень
уверенный в себе вождь, отказавшийся вернуть похищенных девчонок, чтобы
соплеменники не обвинили его в слабости... Кто же знал, что оскорбленные соседи
не удовлетворятся обычным набегом в отместку за похищение, а пойдут войной,
вдобавок договорившись о союзе с племенем Соболя?

Соседи задали обидчикам хорошую трепку. Битва на Полуденной горе была
проиграна, вождь погиб. Пришлось оставить селение врагу, бросить все и
спасаться в горах. Чародей Орр открыл Дверь и звал на помощь. Но соседи в тот
раз не имели намерения захватить чужие земли, ограничившись угоном стад,
грабежами и убийствами. Детей Скарру удалось спасти, но жена, ясноглазая Ильма,
не убереглась от стрелы...

Он был еще молод и полон сил, не прошло и года, как он взял себе
новую жену, но не нашел с ней прежнего тепла и сытости души. Со временем он
стал проситься в дозорную службу, нередко проводя в ней две, а то и три смены
подряд.

Он полюбил охранять Дверь. Мало какому воину нравится целый день
стоять столбом и беречь то, чего не видно, -- а ему нравилось. Он привык к
одиночеству и сам искал его.

Однажды, поборов страх перед колдуном, он подсмотрел, как Орр ищет и
открывает Дверь ради совета с такими же, как он, кудесниками из других миров.
Оставшись один, Скарр попробовал сам найти Дверь. Зачем -- он не знал.
Наверное, просто от скуки.

Он не только нашел Дверь, но и сумел ее открыть. Конечно, он попался
на глаза кому-то из смежного мира, и конечно, Орру стало обо всем известно. Не
дело разбрасываться теми, кто обладает редким умением, доступным лишь
природному чародею, и Скарр был взят в оборот. Он стал младшим учеником Орра --
при том, что "старший" ученик был моложе его на шесть лет. Ему просто не
оставили выбора.

Скарр пережил всех -- свою вторую жену, Орра и его ученика, детей,
умерших во время мора, двух внуков. Побелела, затем полысела голова, спадающую
на грудь бороду навеки припорошил снег. Мало кто из соплеменников доживал до
внуков -- а он дожил до правнуков! Он пережил трех вождей. На его совести нет
проступков ни перед племенем, ни перед Договором. Много лет он оберегал свой
народ от напастей, и его слово на совете весило немногим меньше слова вождя.
Завидная, редкая доля...

Сама ли Земля сжалилась над стариком или утекающая прочь жизнь
сделала последнее усилие, пытаясь задержаться в немощном теле, то не дано знать
простому смертному, да и не надо. А только этим ясным, как взгляд ребенка,
утром, Скарр открыл глаза.

-- Юмми...

Тих шепот, но девушку словно подбросил кто-то -- крутнулась на месте,
охнула, кинулась к старику.

-- Дедушка, родненький...

Словно маленького, она гладила его по голове, сглатывая слезы, и все
повторяла, повторяла без конца:

-- Дедушка, дедушка...

Редкие снежные усы старого чародея шевельнулись, пергаментные губы
дрогнули -- Скарр пытался улыбнуться.

-- Вот так... внук. -- Он закрыл глаза, словно засыпая, но губы, как
будто живущие отдельной жизнью, разомкнулись снова. -- Пора. Жаль...

Юмми уткнулась лицом в высохшую ладонь старца. Хотелось заголосить
по-бабьи, мешая слезы с заклинаниями, упросить предков не забирать дедушку так
рано... Нет, нельзя!.. Даже умирая, дедушка назвал ее внуком, а не внучкой. Не
себя ему жалко -- жалеет он, что уходит, не успев передать ей на глазах всего
племени таинственную силу чародейства, ту самую, которой Мать-Земля наградила
когда-то первого кудесника, без которой, как верят соплеменники, чародей не
чародей...

Трудно кудеснику назвать своего преемника против воли вождя, но в
былые времена такое случалось не раз. Теперь -- вряд ли удастся. Прикажет
Растак -- и никто не придет в жилище колдуна, чтобы отнести умирающего к
Священному камню, не соберется народ на обряд, не приветствует дружным криком
жертвоприношение, когда молодому чародею будут отсекать мизинцы... Но воля
умирающего высказана одним-единственным словом, и Юмми поняла: вождь вождем,
Ер-Нан Ер-Наном, а ей по-прежнему быть не девушкой, а подростком. Так надо.
Ослушаться умирающего -- прогневить предков.

-- Дедушка, не уходи...

И снова шевельнулись бескровные губы:

-- Чужаки... убиты?

Одного слова "да" хватило бы Скарру, чтобы умереть спокойно, и
какие-то духи, то ли добрые, то ли злые -- сразу не разберешь, властно шептали
Юмми: солги! солги! Предки простят, и дедушка угаснет без горечи в сердце.
Неужели так трудно солгать во благо?..

-- Нет...

Глаза Скарра открылись вновь. Но теперь в них не было мирного
спокойствия умирающего. И не бессильная растерянность, а страх, гнев и
настороженность заставили разжаться дряблые, с кровавыми жилками веки колдуна,
и блеснули из-под век опасные молнии. Таких глаз не бывало у умирающих. Так
смотрят бойцы на стократ сильнейшего противника.

-- Ты... не сделала того, что я велел?

Не было сил выдержать пронзительный взгляд. Повесив голову, Юмми
замотала головой.

-- Где чужаки? -- и слабый голос стал тверд, как медь.

Путаясь в словах, часто всхлипывая, Юмми повела рассказ о том, как
рьяно бежали по следу воины Земли и Волка, как напоролись на засаду
крысохвостых, как лежать бы всем в чужой земле, если бы остатки отряда не спас
могучий чужак с невиданным оружием, как она и Хуккан обманули Волков, уведя
двоих пришлецов у них из-под носа, как сам собою вспыхнул огонь на волшебном
оружии, как, наконец, не дойдя до селения, заметили неладное на Двуглавой и,
вмешавшись в битву, сумели отбить Дверь. И как бежали с Двуглавой враги...

-- Людей побито много? -- проскрипел Скарр.

-- Нет, деда. Крысохвостые убили больше. Хуккан потом сказал, что
Вепри дрались вполсилы -- видно, не ожидали...

Она не поверила своим глазам -- губы старика кривились в злобной
усмешке.

-- Значит, богатырь Вит-Юн? Этого я и боялся...

-- Чего, дедушка? -- встрепенулась Юмми.

-- Ничего. Стало быть, теперь оба живут у нас? -- Юмми виновато
кивнула. -- Понятно... И что делают?

-- Много едят и пьют пиво.