слишком медленно. Вверх, вверх! Нет, только не лифт, это мышеловка... Я
несся через четыре ступеньки. На площадках второго и третьего этажей не
было никого, зато сверху кто-то тарахтел каблуками по лестнице. Очень
спешил. Я подождал его между третьим и четвертым этажами и подарил ему
последнюю пулю. Больше патронов не было.
ничего человеческого. И не могло быть.
слышно, как он со стуком скачет по ступенькам, - и сдернул с шеи шарф.
Человека, превратившегося в лавину, остановить нельзя, этого вы еще не
поняли. От него можно попытаться спастись бегством, но ведь вы и этого не
поймете...
боятся?!
крови, раскинув руки и ноги, словно гигантская водомерка, лежал лицом вниз
сосед, Георгий Юрьевич. Врываясь в квартиру, я перепрыгнул через труп.
Чернявый вожак как сидел на полу под подоконником, так и остался сидеть,
разинув пасть в затяжном зевке, а трое кинулись на меня сразу - молча, с
голыми руками. Только один из них выхватил из-за пазухи армейского
комбинезона что-то похожее на самодельную заточку, хотел было метнуть, но
передумал. Длинное грязное лезвие осталось в руке выродка. Оно войдет в
тело на всю длину, повернется, вырезая кусок мяса, - вот тогда адаптант
будет вполне удовлетворен... Убийцы. Обыкновенные безмозглые убийцы.
популяцию. Я отступил в дверной проем между комнатой и коридором и здесь
спокойно, как на занятиях, сломал двоих, без сожаления добавив к приемам
дяди Коли логическую концовку, - об этих двоих можно было больше не
беспокоиться. Третий продержался чуть дольше и рухнул на пол уже в
комнате, шипя и пытаясь выдернуть свою заточку, засевшую у него меж ребер.
Огибая его, я подхватил с пола опрокинутый стул с деревянной спинкой -
прекрасное подручное средство, стулом я владею как бог, почти как дядя
Коля... Я кинулся на четвертого.
стайных выродков могут встречаться профессионалы рукопашного боя. Мне
говорили об этом. Я не верил.
ему тело Дарьи, и в ту же секунду внутри у меня взорвалось в трех местах
разом.
профессионалом и любителем длится столько, сколько захочет профессионал.
комнаты, а обломкам стула вместе с оконным стеклом - наружу. Четвертый
удар был простонародным - точно в морду. Вожак меня попросту презирал. Он
не спешил. Он ждал, когда я встану и кинусь на него еще раз. Он скалился,
не слушая приближающегося вопля полицейской сирены. Он забавлялся.
даже глаза его были закрыты.
даже не понял, как все произошло - лишь каким-то дальним углом сознания
уловил, что адаптант сделал захват. Вонь немытого тела ударила в ноздри, в
мозг. Правая кисть отвратительно хрустнула и повисла. Боли я не
почувствовал, просто кисть отказалась мне повиноваться. В следующую
секунду я отлетел к дивану спиной вперед - адаптант отшвырнул меня, даже
не ударив. Наверно, с его точки зрения, это было бы слишком просто.
мягкое и шевелящееся. В ладонь немедленно вонзились острые резцы грызуна,
но я не разжал пальцев и вытащил из-под дивана отчаянно отбивающегося
Пашку. На одну попытку меня еще хватит... Я взгромоздился на ноги.
Адаптант громко отрыгнул и приглашающе осклабился. Будь у меня в качестве
подручного средства даже не нож, куда там, а всего лишь спичечный коробок
- и тогда я швырнул бы его в эту гнусную оскаленную рожу. Что ж, морской
свин - тоже подручное средство...
окончательно перестал принимать меня всерьез, не знаю. И теперь уже не
узнаю никогда. Морской свин с силой влепился в физиономию выродка. Оба
заверещали разом. Кидаясь вперед, я видел, как взбесившийся Пашка пустил в
ход свои резцы и как вожак задергался, пытаясь оторвать от себя мое
подручное средство. Мгновение спустя ему это удалось, и еще одно мгновение
он совсем по-человечьи смотрел на меня с недоумевающим и обиженным видом,
но этих мгновений хватило мне для того, чтобы с разбега толкнуть вожака в
грудь. Большего я уже не мог.
осознал, что с ним происходит, только когда за окном мелькнули его ноги.
Вопль был непродолжительным - шестой этаж.
с таким предупреждающим звонким лязгом разворачивается в боевое положение
многоствольный газомет. Между домами заметалось и стихло бестолковое эхо
автоматной очереди. Раненый в живот продолжал истошно выть.
- каким-то чудом тот еще дышал, - и заорал от боли, пытаясь удержать тело
Дарьи двумя руками. Выше кисти из моей руки торчал, цепляясь за рукав,
обломок кости, очень белый на темном фоне венозной крови. Невообразимо
белый.
грудную клетку. Или три? Пусть будет четыре... Господи, сколько их
нужно?..
четыре нажима. Сильнее! Еще выдох. Нажим. Еще раз!..
помочь. Очень постарайся. Без тебя у меня ничего не получится.
на теле какие-то стимулирующие точки, не может их не быть...
ребра. Я давил и давил ее грудную клетку до тех пор, пока страшная трупная
синева на ее лице не начала понемногу спадать, пока мои пальцы не
почувствовали первые, еще совсем слабые и неправильные толчки ее сердца...
Спешащие шаги были человеческими; кто-то, споткнувшись на ступеньках,
загремел оружием и на весь подъезд матерно покрыл идиота, швыряющего себе
подобных из окна на крышу казенной машины. Кто-то поддержал в том же духе.
Это были люди. И что бы они ни говорили, что бы они ни делали - они были
люди, и теперь для меня этим все было сказано.
с какого-нибудь стратегического склада, сытные внутри и
солнечно-золотистые снаружи, самодовольно блестящие и смазанные тавотом
лучше, чем боевые торпеды. Отстояв очередь, я кое-как обтер тавот, заново
раскурил потухшую сигарету, отыскал глазами своих и кивнул Вацеку. Тот уже
получил и теперь прижимал к груди три полкирпича хлеба, тоже один на
двоих. Кофе пока не подвезли, но говорили, что будет. На всякий случай
дядя Коля разломал на дрова первый попавшийся на глаза ящик и теперь
уминал в котелке снег.
перемещается эпицентр перестрелки, и это нервировало: стаю, взятую вчера в
кольцо на участке девятого отряда, не сумев добить сразу, теснили к нам.
Говорили о каких-то новых снайперах, то ли наших, то ли совсем наоборот.
Скорее, наоборот. Курили, сплевывали, кашляли, отходили после ночного боя,
и каждому было понятно, что поспать сегодня опять не удастся. Кто-то из
дубоцефалов влез на протянутую вдоль стены мерзлую трубу дерьмопровода и,
соря инеем, тянулся к забитой снегом отдушине, пытался проковырять
смотровую щель. Заметнее других дергался длинный, унылый и гнутый, как
отмычка, студент - малый, по общему мнению, безнадежно заторможенный и то
ли за свой чудовищный гранатомет, то ли за особую бестолковость получивший
в отряде прозвище Дубина Народной Войны. Даже в подвале он мерз и ежился -
не иначе, в комбинезоне шалил термостат. Кроме студента, гранатомет здесь
был только у меня, и то жалкий подствольник, зато шею каждого оттягивало
подручное средство десантного образца с подогревом ложа и ночным прицелом
Мацумото Сэйте
Корнев Павел
Самойлова Елена
Жюль Верн
Самойлова Елена
Березин Федор