Чтение 28–й страницы книги ~Звезды

-- А...

-- Привезу, -- пообещал я. -- Привезу тебе новый камень. Если там
будут камни...

Алешка кивнул, и сжимая свой драгоценный пакет двинулся к дверям. Но
вдруг замялся:

-- Дядя Петя, у вас неприятности?

-- С чего ты взял?

-- Ну... кажется.

Я вздохнул.

-- Слушай, Алешка... тебе приходилось делать то, что не хочется? Что
кажется совсем неправильным?

Мальчик кивнул.

-- Вот... мне сейчас приходится, - объяснил я.

-- Вы же взрослый! -- сказал Алешка с удивлением.

Я невольно рассмеялся.

-- Это не помогает, поверь. Пошли, я тебя провожу до калитки.

Тирана в саду по прежнему не было. И в доме ведь не слышно было... Я
слегка насторожился, но вначале все-таки довел пацана до ограды, а лишь
потом прошел по саду. Никого.

А в прихожей меня уже ждали. Маша и Карел. Рептилоид взгромоздился на
перила, и выглядел невозмутимым как всегда. Девушка стояла с
пистолетом-парализатором в руках. Самое смешное, что и это меня уже не
удивляло.

-- Что это за мальчик? -- резко спросила Маша.

-- Не "что", а "кто", -- обходя ее сказал я. -- Сосед. Я ему сувениры
порой привожу.

Маша схватила меня за руку. Прошипела:

-- Да ты что, спятил, Петр? Нашел время в игрушки играть! Если бы он
увидел Карела?

-- То ты бы пальнула в него? -- закончил я. Маша замолчала. -- А
потом Счетчик почистил бы ребенку память?

-- Не твое дело! -- девушка по-прежнему держала меня. И направила
пистолет в мою сторону. -- Ты рисковал всем! Андрей Валентинович...

Во мне что-то дрогнуло и сломалось. Я перехватил ее кисть, вывернул,
заставляя выпустить пистолет. Карел начал пятиться вверх по перилам --
молча, не отрывая от нас взгляда.

Несколько секунд Маша пыталась бороться, потом сдалась.

-- Это мое дело, -- сжимая ее кисти сказал я. -- Это мой дом. Мальчик
-- мой друг. Андрей Валентинович -- мой дед.

-- Ты мешаешь... -- сказала Маша. Сдавленно, словно я ее за горло
держал, а не за руки. -- Портишь все...

-- Хочешь, испорчу все окончательно? -- я улыбнулся. -- Потребую,
чтобы ты осталась на Земле?

Ее руки обмякли.

-- Извини, -- слишком уж быстро Маша это сказала. -- Я испугалась за
успех...

Я отпустил ее и пошел на второй этаж. Карел проводил меня мерцающими
глазами, Маша стояла, растирая кисти.

Да что же происходит! Мой дом -- уже не мой дом? Играем в
заговорщиков? Ей к психоаналитику надо отправиться, а не в космос!

Не знаю, слышал ли дед нашу перепалку, дверь у него была полуоткрыта.
Наверное, да. Но он ничего не сказал.

Великий шовинист сидел прямо на полу и пролистывал фотоальбомы.
Пухлые семейные альбомы, из тех, что наводят ужас на несчастных гостей.
Дед маленький, дед в институте, дед на стажировке в Штатах, дед с
бабушкой... давно ее нет в живых... Дед с моим папой. Папа в армии. Папа
с мамой... и мной в проекте... Я, голышом на пеленках...

Чего он взялся за старые фотографии?

При моем появлении дед резко захлопнул альбом.

-- Все прошло нормально?

-- Да. Я в экипаже "Волхва", послезавтра старт... Ты не видел собаку?

-- Видел. Маша отвезла Тирана в питомник.

-- Что? -- завопил я.

-- Маша. Отвезла. Пса. В питомник.

Дед с кряхтением поднялся.

-- Петя, дом будет пустым. Через сутки его опечатают и начнут рыться
в документах. Я не хочу, чтобы пес получил пулю, защищая наше барахло.
Маша оплатила его проживание в питомнике в течении двух лет. Мы заберем
его, вернувшись. Надеюсь.

Как всегда дед был прав. Но...

-- Почему ты не сказал мне? Я бы с ним попрощался!

-- Петя, нельзя оставлять кусочек души за спиной. Не нужны лишние
прощания.

-- Они не лишние... -- у меня защипало в глазах. Ну да. Не оставляй
ничего позади... Все равно останутся -- Земля, Россия, дом... хитрый
паренек Алешка, для которого я лишь источник сувениров. Я еще никогда не
уходил, так четко зная, что могу не вернуться. Даже перед первым,
тренировочным полетом в космос не дрейфил, как сейчас...

-- Петр, собаке будет там хорошо. Неужели ты думаешь, я не переживаю?

Я через силу кивнул.

-- Дом будут обыскивать, -- продолжил дед. -- Я уже сжег все свои
бумажные документы и стер информацию на машине. Почисти свой компьютер
тоже... если там есть что-то личное. Отформатируй диски, и лучше --
несколько раз.

Его ноутбук и впрямь был включен, но экран оставался темным, лишь с
парой строчек БИОСа. А в камине -- очень много легкого, белесого пепла.

-- Хорошо, дед.

-- И возьми эти альбомы, -- вздохнул дед. -- Вынеси в сад. Сожги. В
комнате не хочу, слишком много вони.

Он что, серьезно?

-- Не хочу, чтобы чужие руки лапали наши лица, -- сказал дед. -- Ты
уж прости старика. Пленки где-то есть, потом распечатаем все заново...
если вернемся.

-- Дед...

-- Петя, прошу тебя.

Я колебался.

-- Или мне самому тащить их в сад? -- тонко закричал дед. -- А?
Самому?

...С грудой альбомов я вышел из дома. Маши внизу уже не было, и
рептилоида тоже. Я оттащил альбомы в дальний угол сада, где в детстве
жег костры и строил каждое лето шалаш. Бросил их на жухлую траву.

Что-то чудовищное в этом было, противоестественное. Человеку не
стоило придумывать фотографии -- зная, что порой их приходится жечь. С
распахнувшихся страниц на меня смотрели лица -- деда, родителей, меня
самого, знакомых и незнакомых людей... Вот дед, еще нестарый, на
каком-то конгрессе. А вот... надо же... с Даниловым! Совсем молодым, но
каким-то сжавшимся, неловким, отводящим от объектива взгляд. Не любил я
смотреть старые снимки -- а зря.

Я достал из кармана спички, которые торжественно вручил мне дед, и
тут взгляд упал на фотокарточку родителей. Со мной на руках. Уменьшенная
копия той самой фотографии, что висит у деда в кабинете.

Нет уж!

Нагнувшись я надорвал пластиковый лист и вытащил фотографию. Она
полетит со мной. Огню и так хватит пищи.

Под фотографией оказался сложенный вчетверо, пожелтевший от времени
лист. Я вытащил и его, осторожно развернул -- и сердце сжалось.

Это была вырезка из газеты. Статья под названием "Президент
соболезнует... с борта "Боинга". На черно-белой фотографии было какое-то
железное месиво в овальной воронке, окруженной поломанными деревьями.

Правильно дед сделал, что не показывал мне этой газеты. Я отвел
взгляд. Сглотнул пересохшим горлом тоскливый комок из боли и вины.
Сложил листок, и вместе с фотографией спрятал в карман.

Горели альбомы плохо. Конечно, сплошной пластик. Пришлось сходить в
гараж, и плеснуть на альбомы бензином. Я посидел у огня, грея озябшие
руки, но дым был слишком едким.

Память -- она всегда плохо горит.

Долго ли собираться, когда уходишь навсегда?

Чистое белье, пара рубашек... в полет все равно уходить в форме.
Компакт-диск со всякой ерундой -- юношескими стихами, начатым и
заброшенным навсегда романом, какими-то письмами, записями любимых игр.
Пара дисков с музыкой. Жаль будет, если при обысках "потеряют" мою
коллекцию. Впрочем, там в основном классика, а не попса, может и
уцелеет...

Все уместилось в дипломате, как обычно. Когда уходишь на день и когда
уходишь навсегда -- имущество теряет смысл. Это не поездка на курорт.

Я поднялся наверх и попрощался с дедом. Если все будет нормально, то
завтра мы увидимся. Дед продолжал рыться в своем хламе. Я хотел было
сказать, что нашел вырезку, потом передумал. Ему тоже тяжело вспоминать.

Внизу меня ждала Маша, и на этот раз -- без пистолета.

-- Хотела извиниться, -- начала она.

Я стоял по-дурацки, на ступеньках, нависая над ней. Но обходить
девушку было бы не тактичнее.

-- Да ерунда, -- пожал я плечами. -- Ты извини. Я вспылил.

-- Просто я очень переживаю за успех операции, -- сказала Маша. --
Обидно, если все сорвется из-за ерунды... извини, в общем.

-- Ты очень хорошо относишься к деду. Маша, вы давно знакомы?

Она замялась.

-- В какой-то мере. Я обучалась под эгидой Фонда Хрумова. Так что
твой дед платил за мое обучение... за все, в общем, платил. Но дело