убийцы.
меня душу Петушиному Перу продал... Не я тебя поднимал - он!.. Что ж ты
раньше-то молчал, Стас?!
сам мельник, не понял сразу, что визжит Петушиное Перо. - Топор щербатый!
Какую душу?! Кому продал?! Что ты мелешь, пень старый?! Уж тебе ли не
знать, что в первое девятидневье после смерти покойных добром не
поднимают?! Не знал он, валух, тварь холощеная! Не знал!
осталось от прежнего насмешника и щеголя, знаменитый берет был безжалостно
скомкан и брошен под ноги, эспаньолка встопорщилась и намокла от брызжущей
во все стороны слюны, лицо искривилось в гримасе бешенства, словно
Петушиное Перо теперь дико жалел о чем-то и понимал, что потерянного не
вернуть, не вернуть никакими силами...
к мельнику, замершему над мертвыми. Подойдя, она заставила себя опустить
взгляд, проморгалась, стряхивая мешающие видеть слезы - и поняла, что имел
в виду Великий Здрайца, когда говорил "рожи".
потому что не очень-то хорошо пригляделась к Стасу при жизни - куда там,
за те считанные мгновенья! - но их было именно два, и из-за первого,
окоченевшего в смертной муке, зыбко проступало другое:
опустошенно-счастливое, с тонкими, почти прозрачными чертами, словно
всплывавшее из речной глубины, пробиваясь сквозь отражения берега и кривых
ракит на круче.
труд, казавшийся бесконечным, и твердо известно, что хуже уже не будет
никогда.
горшки, фляги; кобыла спешно доедала овес из торбы, понимая, что в
ближайшее время жевать ей явно не придется.
жадностью и слюной. - Душу, душеньку, выкуп мой, кубышечку!.. ах, дурак,
дурак адов... Не поймать теперь - дудки, освободилась, оборвала поводок,
на второй круг пошла, ищи-свищи! Ах, дурак... Будь ты проклята, баба, на
веки вечные! Обокрала, как есть обокрала, сперва силой умыкнула, потом на
жалость взяла, взломала кубышечку - а я, я, не знал, что ли, что муки
освобождают, что опасно мертвяков неостывших насильно подымать?! Знал?!
Знал... ах, дурак, баран безмозглый...
спине лошаденки.
должен был скрыться в тумане, но почему-то все не скрывался: дрожащая
пелена в испуге спешила расступиться перед тем, чье имя лучше не поминать
лишний раз, и отнюдь не торопилась сомкнуться позади. Тарантас словно
уходил в длинный и узкий коридор с призрачными туманными стенами, ведущий,
казалось, в саму Преисподнюю...
Петушиное Перо, так что тарантас в конце концов убрался восвояси, туманный
коридор понемногу затянулся, а смотревшие вслед тарантасу люди
передернулись и сбросили путы оцепенения.
мельник. - Теперь, чую, недолго нам всем мать-землю топтать осталось...
как звали! А нам куда с мельницы податься? Приедут, скоро приедут...
пожгут, порубят, и ведовство мое не поможет!
настоятель.
том спасибо, ежели не врете. Бог даст, и не пришлете сюда никого. Да
только Лентовские, - они-то не простят! Весь бы их змеиный род... - Топор
не договорил, зло сплюнул и обернулся к уцелевшему подмастерью. - Сходи-ка
ты, Мешко, на мельницу за заступом! Стаса похоронить надо. Чтоб все
по-людски...
им вдогонку настоятель.
положено, - старый мельник постоял, горестно хмыкая, и побрел следом.
жался Джош.
послушать, о чем станет говорить аббат Ян со своей сестрой, за которой
только что приезжал сам Сатана! Приезжал - и уехал ни с чем. Чудо! Вот
только надолго ли уехал?..
искоса глядя на сестру.
Ян?
числе и он сам, называют дьяволом... Может быть, я впадаю сейчас в тяжкий
грех, но мне немного жаль, что он так быстро уехал. Нам с ним было бы о
чем поговорить. Во всяком случае, мне с ним.
- аббат Ян, священник-бенедиктинец, настоятель тынецкого монастыря,
ведущий теологические беседы с Великим Здрайцей?!
было сейчас серьезным и немного грустным. - О том, о чем намекнул, но не
договорил он сам. О том, почему он спас тебя - а по большому счету и меня
с Михалом - отпустив принадлежавшую ему душу, вложив ее в мертвого и
ничего не потребовав взамен? Да и вообще: откуда он взял эту душу, почему
все же решился с ней расстаться, хоть и жалел потом? Не из Преисподней же
он ее извлек?! О, у меня к нему было бы множество вопросов, и, думаю, на
многие из них он смог бы ответить - вот только захотел ли?.. Где
обретаются погубленные, проданные Нечистому души людские? В аду? Или все
же нет? Опять же - зачем Дьяволу души? Что ему с них? Неужели ему просто
доставляет удовольствие соблазнять и мучить малых сих? И так ли уж они
мучаются? - если только что он сам кричал, что муки освобождают, забыв
сказать: от чего именно они освобождают! Многое хотел бы я у него
спросить, даже зная, что грех это, и что верить Дьяволу нельзя; да скорее
всего, он не захотел бы отвечать мне - и все же...
снова поднял на нее удивленный взгляд. - Я видела его глаза, когда он
заставлял Седого становиться волком, и еще, когда он... он показывал
мне... Скажи, Ян, это было на самом деле? Постоялый двор в Казимеже,
пьяная драка нищих, и ты - в мирском платье, похож на купца, сидишь с
толстой девицей на коленях и пинаешь сапогом одноногого бродягу? Было?!
показал мне он, Великий Здрайца. Так это правда?
зло бросил Ян, в эту минуту совсем не похожий на прежнего святого отца,
кладезь кротости и всепрощения.
Они долго говорили, спорили, все больше горячились; потом Михал схватил
отца за грудки, а тот... Вот так умер наш отец, Яносик! А
Мардула-разбойник еще раньше обвинил Михалека в смерти Самуила-бацы.
Может, и это правда?!
рейтузы порваны и измазаны в запекшейся крови...
не вся. Что ж, придется рассказать. Чуял я, что рано-поздно не миновать
мне этой исповеди, - вот, видать, времечко и настало...
себя раздумьями о собственной и чужих судьбах, а также о своем воровском
таланте. Талантом этим, кропотливо взлелеянным старым Самуилом, Михалек
пользовался направо и налево без зазрения совести - за что не раз бывал
бит батькиным кнутом. И правильно: дабы на глупости дар свой не
растрачивал, не таскал без нужды что ни попадя и не вызывал у людей
подозрений в связи с нечистой силой.
времени провинциальный шляхтич Михал Райцеж, покидал ставшие ему родными
Шафляры, он уже твердо знал, чего хочет, и каким образом сможет этого
добиться.
Суворов Виктор
Березин Федор
Посняков Андрей
Чернецов Андрей
Орловский Гай Юлий
Афанасьев Роман