Садовников.
долгие беседы. Но робость его взяла. Не из-за нее ли он и прыгнул в окно?
разговорах... Это, брат... Да-а-а...
очень устал от спектакля. "Стало быть, Миша Коренев, - думал Данилов, -
ходил к Земскому... Надо будет обязательно расспросить Земского... Теории
его ладно, хотя и они любопытны... Главное - выяснить про Мишу..."
силы подняться и сварить кофе. Подошел к телефону, постоял возле него в
раздумье, отошел. Утром они с Наташей расстались, не сказав ни слова о
будущих своих отношениях, никак не назвав то, что с ними произошло или
происходило. И потому, что любое слово было бы здесь неточным, а может, и
ложным, и потому, что вовсе не хотели навязывать себя друг другу, обручами
условных понятий укреплять то, чего, возможно, еще и не было. Она даже не
сказала: "Я тебе позвоню. Или ты мне позвони", она просто закрыла дверь, и
все. Данилов был за это благодарен Наташе, и, как бы его теперь ни
подмывало желание позвонить ей, он не поднял трубку. Не надо было торопить
жизнь, а следовало ей самой доверить и свои чувства и свою свободу. Однако
Данилов, сам-то не позвонив, опечалился оттого, что не позвонила Наташа.
мадридскую жизнь. На излете своих земных мыслей он вспомнил, что так и не
посмотрел ноты композитора Переслегина. "Экая я безответственная скотина!"
- отругал себя Данилов. Но сдвигать пластинку браслета обратно и хвататься
за ноты Переслегина было бы теперь неприлично.
теперь в Москве и веселился бы с Даниловым на глазах у всех, скажем, в
буфете Дома композиторов, то Данилов, даже и переходя в демоны, оставался
бы в людском времени. Но Кармадон был теперь в отъезде. Данилов же ни на
секунду не мог исчезнуть из Москвы, вот в наблюдениях за Кармадоном он и
вынужден был втискиваться в демоническое время. Данилов как бы в
электричке, на ходу, разжимал закрытые двери и оказывался между ними, то
есть на самом деле он разжимал людское время, был вне его, но и двигался
вместе с ним, а потом отпускал двери времени, они сжимались опять, и
Данилов возвращался в то самое мгновение, из которого по необходимости
вышел.
кооперативной обители могли появиться известные Данилову личности. В
обычные мгновения по условиям договора путь сюда им был заказан. Данилов
уже слышал за стеной некое шуршание и мурлыкание, то, наверное, пробирался
к Данилову на беседу египетский кот Бастер, бывший покровитель музыки и
танцев, полуслепой добряк, и на заслуженном отдыхе не потерявший интерес к
событиям культурной жизни. Но сейчас же в квартире Данилова произошло
знакомое ему сотрясение воздуха, предвещавшее обычно сладкие мгновения
удовольствий. Все завертелось, запрыгало, кота Бастера воздушной волной
отнесло обратно в египетские земли, мебель, посуда, книги, в их числе и
философские, документы Данилова, страховые листки, связанные с альтом
Альбани, - все было вовлечено в сумасшедшее вращение с нарастающим
свистящим звуком и оранжевым свечением. Тут что-то грохнуло, зазвенело,
все вернулось на свои места, и на письменном столе Данилова возникла
демоническая женщина Анастасия, смоленских кровей, кавалерист-девица,
жаркая, ликующая, готовая утолить любую жажду, поправшая теперь конспекты
занятий вечерней сети прекрасными босыми ногами.
ты, миленок мой, Данилов, что же ты прячешься-то от меня? Аль другую
полюбил? - Она смеялась, но в оранжевых глазах ее Данилов уловил и
укоризну.
сверкающими камнями, видно инопланетными, устроила в воздухе секундный
фейерверк. - Что это орет-то у тебя? - спросила Анастасия.
всегда в последние три года, разучивал на электрооргане песню "Ромашки
спрятались, опали лютики...". Данилов до того привык к его ночной учебе,
что и перестал слышать ее.
электрооргане что-то взорвалось.
постановление... Ну иди ко мне, Данилов. Ведь я так редко вижу тебя, иди
скорей...
его, влекущие, оранжевые глаза ее были рядом. Данилов ощущал ее
упоительное тело, понимал, что сейчас все опять может пойти прахом, но
прахом ничто не пошло.
тебе и желания ко мне никакого нет! Стало быть, и вправду у тебя другая!
Мне гадали, да я не верила... - Она замолчала, видно ожидая от Данилова
каких-то слов, но не дождалась. - Прощай, Данилов! - сказала Анастасия в
гневе. - Прощай, ненаглядный! Ужо я тебе припомню измену. Ты еще
пожалеешь!
и тут же исчезла в гордыне, воздух сотряся и как бы дверью хлопнув, отчего
электроорган Клементьева снова заиграл за стеной.
унывать и страдать долго не будет, да и вряд ли он один у нее ненаглядный.
"Но отчего я был холоден с ней? - думал Данилов. - Из-за Кармадона... У
меня дела с Кармадоном, и я не имел права... - объяснил он себе, но тут же
посчитал это объяснение наивным и фальшивым. - Нет, вот почему..." Прежние
его жаркие свидания с Анастасией на Земле происходили в местах отдаленных,
безлюдных, оттого-то стихийные явления, бывшие следствием их любви,
приносили жителям не столь уж много бед и неожиданностей. Здесь же была
область столичная, густонаселенная, к тому же и обильная памятниками
архитектуры, Данилову милыми. Вот он и забоялся... Но и это объяснение его
не устроило. Соблюдая меры предосторожности, можно было и памятники не
разрушить... "Нет, все из-за Наташи", - понял Данилов.
препятствием в демонических отношениях. Явились сейчас же Данилову мысли о
том, что с ним случилось. Однако он их отогнал, решив, что раздумья
следует отложить до лучших времен. Но что же это за лучшие времена! Откуда
они? Их у него или вообще не будет, посчитал Данилов, или они наступили
уже теперь. Может, и время "Ч" отменено. А что, подумал Данилов, вот ведь
и Кармадона к нему прислали на отдых, и Валентин Сергеевич исчез. Может, и
вправду произошло нечто? Скажем, подействовала искупительная жертва
Химеко?
судьбы. Ему показалось даже, что в комнате его запахло цветами анемонами
из нежных рук Химеко. "Может, и насчет альта ей намекнуть?" - подумал
Данилов. Но тут же он вспомнил, что его инструмент, его музыка к
демоническим силам не могут иметь никакого отношения. "Вот вернется
Кармадон, я с ним поговорю при случае насчет времени "Ч" и Валентина
Сергеевича, - в благодушии рассуждал Данилов, - вдруг альт и объявится...
сам собой... А что Анастасия грозила - так это она в сердцах..."
долларов.
полезно быку Мигуэлю, однако отказать прелестной даме он не может. "Ну и
наглец!" - возмутился Данилов.
Мигуэле корридного бойца! Десятки отборных коров, кровь с молоком, пылких
и отзывчивых, пытались увлечь принсипского быка, но ни одна из них не
смогла стать его подругой. В гневе жестокий Бурнабито пустил этих ни в чем
не повинных существ на мясной фарш для консервов "Завтрак странствующего
рыцаря". Кормили быка лекарствами, показывали ему редкие фильмы, от каких
и слепой бы почувствовал муки любви, ничто не помогало. Дышал принсипский
бык ровно, а сенажную массу, пахнувшую росой, жевал машинально. "Фу-ты!
Лучше бы тебя взорвали в Нуакшоте!" - свирепел Бурнабито. Впрочем, он
полюбил быка Мигуэля.
Мадрид верил в Синтию. Десятки тысяч взволнованных людей пришли к особняку
быка Мигуэля.
съестными припасами в руках заняли плоские крыши соседних домов, уплатив
хозяевам умеренную мзду. "Ну как, как? Вошла она к нему?" - спрашивали
опоздавшие. "Вошла, вошла..." - отвечали им с тихой радостью. Возле ворот
было установлено электрическое табло фирмы "Роллекс", отмечавшее доли
секунды. Бурнабито как бы держал собравшихся в напряжении и призвал их во
свидетели - если она, Синтия, продлит свои удовольствия хоть на мгновение,
Орловский Гай Юлий
Березин Федор
Черепнин Владимир
Флинт Эрик
Володихин Дмитрий
Мурич Виктор