есть несколько зеленых бумажек с портретом благообразного лысоватого
толстяка.
почва стала каменистой; особенно запомнились Сереже бетонные глыбы перед
американским посольством - такой величины, что приходилось или
подкапываться под них (а это было опасно, потому что глыба могла упасть и
раздавить), или рыть ход сбоку, сильно удлиняя дорогу. Посольство Сережа
прополз очень быстро, откопал перила авиационного трапа, а потом расчистил
от земли прямоугольный иллюминатор и почти целый день любовался облаками и
океаном.
глядел на стену земли, за которой ждала неизвестность, прежде чем решился
протянуть к ней свои мозолистые и усталые, но еще сильные лапки. Первой
находкой в слое новой почвы оказалась пожилая негритянка в кабинке
таможенного контроля, которая брезгливо спросила, есть ли у Сережи
обратный билет. Потом выступила автобусная дверь, сразу за которой Сережа
откопал яблочный огрызок и мятую карту Нью-Йорка.
основном пустые консервные банки, зачерствелые ломтики пиццы и старые
"Ридерз дайджесты", но он приготовился к упорному труду и не ждал небесной
манны, тем более что с небом было напряженно. Со временем он стал находить
и деньги. Их было, конечно, куда меньше, чем когда-то попадалось бабок, и
встречались они далеко не пачками, но Сережа не унывал. Из стен тоннеля
часто выступали огромные пластиковые мешки с мусором и черные руки,
протягивающие ему то маленькие пакетики кокаина, то приглашения на
религиозные лекции, но Сережа старался не обращать на это внимания, больше
улыбаться и быть оптимистом.
прокапывая ход меж корней старой липы, Сережа обнаружил маленькую зеленую
карточку - произошло это через день после того, как он узнал второе
главное американское слово "у-упс" (первое, "бла-бла-бла", ему сказал по
секрету еще Гриша). Он понял, что теперь сможет найти работу, и
действительно - не прошло и пары дней, как вскоре после завтрака Сережа
выкопал металлическое табло с горящим словом "work", взволнованно сглотнул
слюну и взялся за дело. Новая работа оказалась очень похожей на старую,
только кульман был другой, наклонный, и появлявшиеся из стен лица
сослуживцев говорили по-английски. С энергичной улыбкой прокопав от обеда
до табло со словами "don't work" (ему давно уже удалось соединить в одно
целое пространство и время), он понял, что рабочий день окончен.
а кроме них стал регулярно натыкаться на одни и те же блестящие дверные
ручки, ступеньки и предметы быта вроде кондиционера, гудение которого было
вездесущим и слегка напоминало ему вой московской вьюги, комплекта
японской электроники, сковородок и кастрюль, из чего сам собой
напрашивался вывод, что он теперь живет в собственной квартире.
компьютерный код, чем, кроме Сережи, занималось еще несколько сослуживцев.
Обычно с утра они начинали длинный неспешный разговор на английском, в
котором Сережа постепенно научился участвовать. Общение с сослуживцами
было для Сережи, безусловно, очень благотворным. Его манера ползти стала
более уверенной, и скоро он заметил, что опять пользуется полупрозрачными
коричневыми лапками, о которых успел позабыть со времени своей прошлой
работы. Он снова отпустил усы (теперь они были с заметной сединой), но не
для того, чтобы слиться с окружающими, которые большей частью тоже были
усатыми, а наоборот, чтобы придать своему облику такую же неповторимую
индивидуальность, какой обладали они все.
"don't work". За это время Сережа успел обжиться и выкопал множество
полезных предметов - машину, огромный телевизор и даже бачок с
приспособлением для дистанционного слива воды. Иногда днем, оказавшись на
работе, он раскапывал окно своей конторы, и, не обращая внимания на
врывающуюся оттуда духоту, выставлял наружу руку с дистанционным
спускателем и нажимал на черную кнопку с изображением водопада. Ничего
вроде бы не происходило, но он знал, что примерно в двух милях, там, где
расположена его квартира, ревущий вихрь голубоватой воды накатывается на
прохладные стенки унитаза. Правда, один раз Сережа по ошибке нажал кнопку
"reset" и потом три дня отмывал пол, потолок и стены, но зато после
скандала с низеньким скарабеем, назвавшимся его лендлордом, он стал
относиться к квартире как к живому существу, тем более что ее название -
"Ван Бедрум" - всегда казалось ему именем голландского живописца. Кроме
того, он начал внимательно читать инструкции.
гуляет с собакой. Саму собаку он никогда не раскапывал, но однажды, по
совету журнала "Health Week", отвел ее к ветеринару-психоаналитику. Тот
некоторое время перелаивался с невидимой собакой за тонким слоем земли, а
потом Сережа услышал от него такое, что сразу же привязал поводок к
торчащему из земляной стены бамперу грузовика из другого штата, огляделся
(никого вокруг, естественно, не было) и торопливо пополз прочь.
небольшое окошко в здании, где продавали билеты, и, вспоминая детство,
подолгу смотрел на далекую белую статую Свободы, символ равнокрылых
возможностей, - последние лучи заката окрашивали терновый венец на ее
голове в морковный цвет, и она казалась огромной пожилой снегурочкой.
изредка говорить с ней о сокровенном, а сокровенного к этому времени у
него набралось довольно много.
Я читала пару книг на эту тему. Действительно, пишут, что там какой-то
тоннель и свет в конце, но, по-моему, все это чистое бла-бла-бла.
северной стране, Сережа вызвал у нее недоверчивую улыбку; она сказала, что
он совершенно не похож на выползня из России.
слово "кокроуч" он понял как что-то вроде "кокни", только на нью-йоркский
лад, - но все же после этих слов в его душе поселилось не совсем приятное
чувство. Однажды, довольно сильно выпив после работы, Сережа раскопал свою
квартиру, прорыл ход к зеркалу и, взглянув в него, вздрогнул. Оттуда на
него смотрела коричневая треугольная головка с длинными усами, уже
виденная им когда-то давно. Сережа схватил бритву, и, когда мыльный
водоворот унес усы в раковину, на него глянуло его собственное лицо,
только уже совсем пожилое, даже почти старое. Он начал остервенело копать
прямо сквозь зеркало, разлетевшееся на куски под его лапами, и вскоре
отрыл несколько предметов, из которых следовало, что он уже на улице, -
это были сидящий на табурете пожилой кореец (его лавка обычно начиналась в
двух метрах под табуреткой) и табличка с надписью "29 East St.".
Окорябавшись о ржавую консервную банку, он принялся быстро и отчаянно рыть
вперед, пока не оказался в пласте сырых глинистых почв где-то в районе
Гринвич Виллидж, среди уходящих далеко вниз фундаментов и бетонных
колодцев. Откопав вывеску с нарисованной пальмовой рощей и крупным словом
"PARADISE", Сережа отрыл далее довольно длинную лестницу вниз, табуретку,
небольшой участок стойки и пару стаканов с "водка-тоником", к которому уже
успел привыкнуть.
Хватив два стакана подряд, Сережа огляделся по сторонам. За его спиной был
длинный узкий лаз, полный разрыхленной земли, - он уходил в известность,
из которой Сережа уже столько лет пытался найти выход. Впереди из земли
торчали деревянная доска стойки, покрытая царапинами, и стаканы. Все-таки
было неясно - вылез он наконец наружу или еще нет? И наружу чего? Вот это
было самое непонятное. Сережа взял со стойки бледно-зеленый спичечный
коробок и увидел те же пальмы, что были на вывеске, а еще раньше, в виде
изморози, - на каком-то окне из детства. Кроме пальм, на коробке были
телефоны, адрес и уверение, что это "hottest place on island".
наоборот?"
поставила один полный. Стараясь держать себя в лапках, Сережа посмотрел
вверх. Земляной свод, как обычно, нависал в полуметре над головой, и
Сережа вдруг с недоумением подумал, что за всю долгую и полную усилий
жизнь, в течение которой он копал, наверное, во все возможные стороны, он
так ни разу и не попробовал рыть вверх. Сережа вонзил лапки в потолок, и
на полу стала расти горка отработанной земли. Потом ему пришлось подтянуть
к себе табуретку и встать на нее, а еще через минуту его пальцы нащупали
пустоту. "Конечно, - подумал Сережа, - поверхность - это ведь когда не
надо больше рыть! А рыть не надо там, где кончается земля!" Снизу
раздалось щелканье пальцев, и, бросив туда кошелек с небольшой колодой
кредитных карт (на том месте, где он только что сидел, теперь неподвижно
лежал непонятно откуда взявшийся здоровенный темно-серый шар), Сережа
схватился за край дыры, подтянулся и вылез наружу.
просвечивали лиловые закатные облака. Вдали тихо шумело море, со всех
сторон долетал треск цикад. Разорвав старую кожу, Сережа вылез из нее,
поглядел вверх и увидел на дереве, которое росло у него над головой,
ветку, с которой он свалился на землю. Сережа понял, что это и есть тот
самый вечер, когда он начал свое длинное подземное путешествие, потому что
никакого другого вечера просто не бывает, и еще он понял, о чем трещат -
точнее, плачут - цикады. И он тоже затрещал своими широкими горловыми
пластинами о том, что жизнь прошла зря, и о том, что она вообще не может