Чтение 28–й страницы книги ~Галактическая разведка~

- Тогда объясни, Фиола, зачем ты сидишь со мной?

- Я беседую с тобой. Ты рассказываешь много интересного.

- Другие люди говорили бы интереснее, чем я, но ты хочешь видеть
меня. Почему ты встречаешься со мной, а не с Лусином?

- Ты мне приятней, - призналась она. - Я думаю днем, что вечером
увижу тебя, и мне становится от этого тепло. Я не понимаю, что это такое.
У нас каждый относится ко всем другим одинаково дружелюбно.

- А у вас отношение к некоторым иное, чем ко всем остальным. Мы
называем это особое отношение любовью. И мы не требуем, чтобы любовь была
особенно логична.

- Все явления имеют логику. Должна иметь ее и любовь.

- Она имеет ее. Но это особая логика. Тем, кто не знает любви, она
покажется сумасбродством. И если мы не замечаем, что любовь странна, то
лишь потому, что она широко распространена среди нас. Нет таких, кто не
влюблялся бы хоть раз.

- Бедные! Вы, очевидно, проклинаете все на свете, когда на вас
сваливается такое несчастье, как любовь?

- Наоборот, благословляем ее, как священный дар. Лучшее в человеке
связано с любовью.

- Что именно - лучшее?

- Как бы тебе объяснить?.. Например, рождение новых людей... Без
любви оно не происходит.

- Вам надо поучиться у нас. Все это просто и разумно. Яйца с
зародышами приносят...

- Фиола, помолчим лучше. На Земле перед расставанием всегда молчат.

Мы молчали. Фиола прижималась ко мне. Может, она хотела сделать мне
приятное, может, ей стало нравиться так сидеть - я не спрашивал. Я с
горечью понимал, что страсть к ней бессмысленна.

Можно сотрудничать со звездожителями, можно дружить с ними, помогать
им, обучать их нашим наукам и технике, нашему общественному устройству, но
влюбляться в них - противоестественно. Любовь - человеческое, слишком
человеческое, ее не перенести в иные миры.

От этих мыслей мне стало совсем грустно.

- Прилетай к нам, - сказала Фиола. - Тебе понравится у нас.

- Может, и прилечу.

- Если ты не прилетишь, я попрошусь на Землю. Вы обещали возить нас к
себе. Ты будешь меня ждать?

- Да, конечно, - проговорил я со вздохом. - Мне кажется, я только и
делаю, что жду тебя.

- Приезжай обязательно. Я хочу тебя видеть больше всех людей.

- В этом мало логики, Фиола.

- Мало, да. Ты заразил меня своими странностями, Эли.

Я держал ее руки в своих, гладил их.

- Поцелуй меня, - сказала она одним светом глаз.

Я поцеловал ее и проговорил печально:

- Желанная и недоступная.

Она напряженно вслушивалась в мои слова. Я знал, что она потом будет
повторять их про себя, будет стараться проникнуть в темный их смысл.

Мне стало стыдно. Зачем я вношу человеческое смятение в спокойную
душу далекого от людей существа? Зачем прививаю ей мучительную культуру
наших страстей? Она постигнет лишь наши тревоги и страдания, наслажденье и
счастье наше ей узнать не дано. В смятении и тоске она будет кружиться в
своих глухих садах, будет призывать меня пением и светом: "Эли! Эли!"
Зачем?

- Желанная и недоступная! - шептал я, глядя, как она исчезает в
глубине сада.

Конференция звездожителей удалась на славу. Огромный зал
Галактических Приемов был разбит на секторы, прикрытые куполами, а внутри
каждого сектора созданы свои условия: альдебаранцы находят расплющивающее
тяготение, альтаирцы - жесткое излучение своего яростного светила,
вегажители - томный полумрак с роскошными растениями. Лишь для ангелов с
Гиад специальных условий не обеспечили: этот народ отлично
приспосабливается к любым.

Много секторов пустует. Конструкторы Оры предусмотрели столько разных
возможностей существования, что половину их пока не удалось обнаружить.

Я хотел посидеть с Фиолой во время совещания. Но Вера настояла, чтоб
я явился в сектор Солнца, где собрались люди.

Я сел между Ромеро и Андре, тут же разместились Аллан, Ольга, Лусин,
Леонид позади и впереди - работники Оры, свободные от дежурств по
механизмам. Людей набралось порядочно. Еще больше было гостей, особенно
ангелов.

Сектора поднимаются амфитеатрами - где креслами, где лужайками, где
деревьями, каждому народу по привычкам. Перед креслами видеофоны с
переводом любой формы речи в понятную слушателю.

Я говорю "слушателю" по привычке, лишь мы да ангелы слушаем, у
остальных речи освещают или пронизывают.

За отдельным столиком в центре зала уселись Вера и Спыхальский -
председатели сегодняшнего совещания.

Я толкнул локтем хмурого Андре:

- Надо бы выбрать президиум, как любили предки, - по одному
представителю от созвездия, как по-твоему?

Андре в последние дни, недосыпая и недоедая, возился с ангелами, но
нового не узнал. И у трусливых альтаирцев не удалось ничего выспросить,
хотя они, несомненно, скрывали важные сведения о небесных
путешественниках.

Он буркнул:

- Обратись к Ромеро. Я не специалист по президиумам.

К Ромеро я не обратился, Ромеро поставил трость между ног и скрестил
на набалдашнике руки. Он со скучающим презрением оглядывал зал.

Я продолжал выпытывать у Андре:

- Ты после ангелов ходил к жителям Альдебарана и Капеллы, - как там?

- Так же. Никак.

- Ни единого намека?

- Я же сказал - никак! Или поставить дешифратор, чтоб ты мог понимать
друзей?

- Ни мысли, ни сновидения?..

- В сотый раз отвечаю - ничего! Альдебаранцы стараются мыслить
поменьше, а сны у них лишены образов - какие-то цветные полосы. Возможно,
им снится, что тяжесть усилилась настолько, что не хватает дыхания.

- У них сон тяжелый в подлинном смысле... Без увеличения тяжести они
не засыпают.

- Спасибо за разъяснение. Ты забыл, что я тоже слышал лекцию
Спыхальского об образе жизни на Альдебаране и Капелле?

Пока мы беседовали с Андре, Спыхальский предложил Вере доложить о
цели первого межзвездного совещания. Вера в своей речи объявила начало
новой космической эры - периода внутригалактического сотрудничества.

Андре показалось, что Вера старается расписать межзвездное
сотрудничество слишком уж розовыми красками.

- Вселенское благотворительное общество, - сказал он, зевнув. -
Братство падающих с неба синтетических галушек. Великое объединение
звездожителей Губ-не-Дур.

Насмешка Андре задела меня. Я с упреком спросил, не он ли недавно
сочинил симфонию о гармонии звездных миров.

- Я, - отозвался Андре равнодушно. - И сейчас я за космическое
товарищество. Но пусть и звездные братцы закатывают рукава.

Ромеро, казалось, слушал одну Веру. За час он не повернул головы, не
кашлянул - все те же скрещенные на трости руки, надменная скука на лице.
Но он уловил, о чем мы тихо препираемся с Андре. Он повернулся к нам:

- Вот первая ваша мысль, дорогой Андре, которая кажется мне
основательной. После вчерашней теории я опасался, что на вас надо ставить
крест, как на мыслителе.

Я поинтересовался, какую теорию Андре он имеет в виду. Не ту ли
забавную гипотезу, что неразгаданные враги галактов - невидимки?

- Следующую за этой. Наш друг Андре - генератор новых идей
непрерывного действия. Лишь вчера он доказывал, что человек - нечто вроде
искусственного сооружения, придуманного в незапамятные времена галактами,
которые, создав нас, бросили на Земле свое творение за полной к чему-либо
непригодностью.

Ничего похожего на это я не слыхал от Андре.

- Пустяки, - сказал Андре. - Гипотеза как гипотеза - анализ одного из
теоретически возможных предположений... У Лусина в институте выводят
пегасов и драконов воздействием на генетические нуклеиновые кислоты
лошадей и ящериц, почему же не вывести человека нуклеиновой обработкой
обезьян? Задача нетрудная для современного уровня знаний, просто ею никто
не занимался. И вот я предположил, что некогда на Земле высадились галакты
и, немного поэкспериментировав с генетическими кодами обезьян, создали
породу подобных себе людей. Согласись, допущение это отлично объясняет
многие загадки.

- Допущение или фантазия? - переспросил Ромеро. - Раз уж вы начали,
доведите свой рассказ до конца, Андре. Я имею в виду оценку, которую дала
МУМ вашей любопытной теории.

- МУМ мою гипотезу отвергла, - с неохотой сказал Андре. - Она
объявила ее ненаучной.

- Она назвала ее чепухой, любезный Андре. Она выбрала именно это
слово - чепуха - для точной квалификации вашего очередного научного