Чтение 28–й страницы книги ~Жук в муравейнике~

Теперь он принялся за другую лапу и через несколько секунд проворчал
невнятно:

- Задавай конкретные вопросы.

Я подумал.

- Мне известно, что в последний раз ты работал с Абалкиным пятнадцать
лет назад. Приходилось тебе после этого работать с другими землянами?

- Приходилось. Много.

- Ты почувствовал разницу?

Задавая этот вопрос, я, собственно, ничего особенного не имел в виду.
Но Щекн вдруг замер, затем медленно опустил лапу и поднял лобастую голову.
Глаза его на мгновение озарились мрачным красным светом. Однако и секунды
не прошло, как он вновь принялся глодать свои когти.

- Трудно сказать, - проворчал он. - Работы разные, люди тоже разные.
Трудно.

Он уклонился. От чего? Мой невинный вопрос заставил его как бы
споткнуться. Он растерялся на целую секунду. Или здесь опять лингвистика?
Вообще-то лингвистика - вещь неплохая. Будем атаковать. Прямо в лоб.

- Ты с ним встретился, - объявил я. - Он снова пригласил тебя
работать. Ты согласился?

Это могло означать: "Если бы ты с ним встретился и он бы снова
пригласил тебя работать, - ты бы согласился?" Или на выбор: "Ты с ним
встречался, и он (как мне стало известно) приглашал тебя работать. Ты дал
ему согласие?" Лингвистика. Не спорю, это был довольно жалкий маневр, но
что мне оставалось делать?

И лингвистика выручила-таки.

- Он не приглашал меня работать, - возразил Щекн.

- Тогда о чем же вы говорили? - удивился я, развивая успех.

- О прошлом, - буркнул он. - Никому не интересно.

- Как тебе показалось, - спросил я, мысленно вытирая со лба трудовой
пот, - он сильно изменился за эти пятнадцать лет?

- Это тоже неинтересно.

- Нет. Это очень интересно. Я тоже видел его недавно и обнаружил, что
он сильно изменился. Но я - землянин, а мне надо знать твое мнение.

- Мое мнение: да.

- Вот видишь! И в чем же он, по-твоему, изменился?

- Ему больше нет дела до народа Голованов.

- Вот как? - искренне удивился я. - А со мной он только о Голованах и
говорил...

Глаза его опять озарились красным. Я понял это так, что мои слова
снова его смутили.

- Что он тебе сказал? - спросил он.

- Мы спорили: кто из землян сделал больше для контактов с народом
Голованом.

- А еще?

- Все. Только об этом.

- Когда это было?

- Позавчера. А почему ты решил, что ему больше нет дела до народа
Голованов?

Он вдруг объявил:

- Мы теряем время. Не задавай пустых вопросов. Задавай настоящие
вопросы.

- Хорошо. Задаю настоящий вопрос. Где он сейчас?

- Не знаю.

- Что он намеревался делать?

- Не знаю.

- Что он тебе говорил? Мне важно каждое его слово.

И тут Щекн принял странную, я бы даже сказал, неестественную позу:
присел на напружиненных лапах, вытянул шею и уставился на меня снизу
вверх. Затем, мерно покачивая тяжеленной головой вправо и влево, он
заговорил, отчетливо выговаривая слова:

- Слушай внимательно, понимай правильно и запоминай надолго. Народ
Земли не вмешивается в дела народа Голованов. Народ Голованов не
вмешивается в дела народа Земли. Так было, так есть и так будет. Дело Льва
Абалкина есть дело народа Земли. Это решено. А потому. Не ищи того, чего
нет. Народ Голованов никогда не даст убежища Льву Абалкину.

Вот это да! У меня вырвалось:

- Он просил убежища? У вас?

- Я сказал только то, что сказал: народ Голованов никогда не даст
убежища Льву Абалкину. Больше ничего. Ты понял это?

- Я понял это. Но меня не интересует это. Повторяю вопрос: что он
тебе говорил?

- Я отвечу. Но сначала повтори то главное, что я тебе сказал.

- Хорошо, я повторю. Народ Голованов не вмешивается в дело Абалкина и
отказывает ему в убежище? Так?

- Так. И это главное.

- Теперь отвечай на мой вопрос.

- Отвечаю. Он спросил меня, есть ли разница между ним и другими
людьми, с которыми я работал. Точно такой же вопрос, который задавал мне
ты.

Едва кончив говорить, он повернулся и скользнул в заросли. Ни одна
ветка, ни один лист не шевельнулись, а его уже не было. Он исчез.

Ай да Щекн! "...Я учил его языку и как пользоваться линией доставки.
Я не отходил от него, когда он болел своими страшными болезнями... Я
терпел его дурные манеры, мирился с его бесцеремонными высказываниями,
прощал ему то, чего не прощают никому в мире... Если придется, я буду
драться за него как за землянина, как за самого себя. А он? Не знаю..." Ай
да Щекн-Итрч!

3 ИЮНЯ 78-ГО ГОДА. ЭКСЕЛЕНЦ ДОВОЛЕН

- Очень любопытно! - сказал Экселенц, когда я закончил доклад. - Ты
правильно сделал, Мак, что настоял на визите в этот зверинец.

- Не понимаю, - отозвался я, с раздражением отдирая колючие репья от
мокрой штанины. - Вы видите в этом какой-то смысл?

- Да.

Я вытаращился на него.

- Вы всерьез допускаете, что Лев Абалкин мог просить убежища?

- Нет. Этого я не допускаю.

- Тогда о каком смысле идет речь? Или это снова камень в кусты?

- Может быть. Но дело не в этом. Неважно, что имел в виду Лев
Абалкин. Реакция Голованов - вот что важно. Впрочем, ты не ломай себе над
этим голову. Ты привез мне важную информацию. Спасибо. Я доволен. И ты
будь доволен.

Я снова принялся отдирать репьи. Что и говорить, он, несомненно, был
доволен. Зеленые глазищи его так и горели, даже в сумраке кабинета было
заметно. Вот точно так же смотрел он, когда я, молодой, веселый,
запыхавшийся, доложил ему, что Тихоня Прешт взят наконец с поличным и
сидит внизу в машине с кляпом во рту, совершенно готовый к употреблению.
Это я взял тихоню, но мне тогда было еще невдомек то, что прекрасно
понимал Странник: саботажу теперь конец, и эшелоны с зерном уже завтра
двинутся в Столицу...

Вот и сейчас он тоже понимал нечто такое, что было мне невдомек, но
я-то не испытывал даже самого элементарного удовлетворения. Никого я не
взял, никто не ждал допроса с кляпом во рту, а только метался по огромной
ласковой Земле загадочный человек с изуродованной судьбой, метался, не
находя себе места, метался, как отравленный, и сам отравлял всех, с кем
встречался, отчаянием и обидой, предавал сам и сам становился жертвой
предательства...

- Я тебе еще раз напоминаю, Мак, - сказал вдруг Экселенц негромко. -
Он опасен. И он тем более опасен, что сам об этом не знает.

- Да кто же он такой, черт возьми? - спросил я. - Сумасшедший
андроид?

- У андроида не может быть тайны личности, - сказал Экселенц. - Не
отвлекайся.

Я засунул репьи в карман куртки и сел прямо.

- Сейчас ты можешь идти домой, - сказал Экселенц. - До девятнадцати
ноль-ноль ты свободен. Затем будь поблизости, в черте города, и жди моего
вызова. Возможно, сегодня ночью он попытается проникнуть в Музей. Тогда
будем брать.

- Хорошо, - сказал я без всякого энтузиазма.

Он откровенно оценивающе осмотрел меня.

- Надеюсь, ты в форме, - проговорил он. - Брать будем вдвоем, а я уже
слишком стар для таких упражнений.

4 ИЮНЯ 78-ГО ГОДА. МУЗЕЙ ВНЕЗЕМНЫХ КУЛЬТУР. НОЧЬ

В 01.08 радиобраслет у меня на запястье пискнул, и приглушенный голос
Экселенца пробормотал скороговоркой: "Мак, Музей, главный вход, быстро..."

Я захлопнул колпак кабины, чтобы не ударило воздухом, и включил
двигатель на форсаж с места. Глайдер свечкой взмыл в звездное небо. Три
секунды на торможение. Двадцать две секунды на планирование и
ориентировку. На Площади Звезды пусто. Перед главным входом тоже никого.
Странно... Ага. Из кабины нуль-Т на углу музея появляется черная тощая
фигура. Скользит к главному входу. Экселенц.

Глайдер бесшумно сел перед главным входом. Немедленно на пульте
вспыхнула сигнальная лампочка, и мягкий голос киберинспектора произнес с