слишком рано, и нас мало кто мог видеть - но мог. Русский никак не хотел
быть ниже бортиков и все время высовывался. В конце концов я решил: черт с
ним, он может увидеть что-то, чего я сам бы не понял. Так и получилось. Мы
выехали на развилку. Налево уходила хорошая асфальтовая дорога - на юг, в
сторону Шимлы. Прямо - дорога на Лахор. По асфальту двигалась какая-то
машина, и на перекрестке мы оказались совсем рядом. Русский был
оригинален: он расстрелял содержимое этой машины в упор. Я даже
затормозил, чтобы он мог полнее завершить процесс. Мне оставалось
надеяться, что он не ошибся, тем более, что деревня была совсем недалеко.
Впрочем, в этих горах привыкли к стрельбе. Русский с довольным видом
заменил магазин - магазин на двести патронов - и поднял большой палец.
Все-таки плохо, что он не знал английского языка. Дальше все шло тихо. На
дороге стали появляться погонщики с козами и ослами, и даже автомобили. Я
надеялся, что расстегнутая джинсовая куртка сойдет за военную форму.
Зеленый комбинезон русского меня в этом смысле устраивал. Наконец мы
въехали в довольно большое село, где было полно народу и стояло несколько
машин и повозок. Я поставил машину в переулок возле какого-то бара и купил
в этом баре еды. Дорога и площадь хорошо отсюда просматривались, а двое
аппетитно завтракающих на виду у всех военных не привлекали внимание. Там
я и попытался объясниться, и главное вроде понял. Теперь мне нужен был
надежный контакт с ЦРУ, и для этого лучше всего было убраться из Индии.
Чертовы горы, и оставшиеся в монастыре документы. Впрочем, брать их было
бесполезно: там куча всяких других бумаг обо мне, рекомендации из
университета, переписка, свидетели... Я был настроен решительно и готов
был идти на прорыв границы - тем более с такой экипировкой.
по прямой - но горы... И все же все было спокойно. Я про себя благодарил
монахов - наверное, про этот автомобиль мало кто знал и ничего никому не
сказал. Из бормотанья русского я понял, что в расстрелянной машине были
идеологи всей операции - значит, руководить и стремиться к цели некому.
Те, что ехали в монастырь, выполнят приказ и успокоятся, а нового приказа,
скорее всего, никто не получит. Кроме пограничников и служб безопасности.
Может быть, стоило переодеться? Но я решил, что нет - тогда будет слишком
заметный контраст с военным джипом. Я даже вытащил наружу пулемет, и
управлять машиной сразу стало легче. Я интуитивно чувствовал, что здесь мы
проскочим. Горы становились ниже, и вот мы уже были на каменистой равнине.
Несколько раз попадались другие военные машины, и от предчувствия пуль
холодела даже моя джинсовая куртка. Но все обошлось. В одном из
придорожных баров - даже не знаю, как их правильнее называть - нашлась
туристическая карта. Не знаю, правда, каких туристов мог привлечь такой
неспокойный район. И мы ехали уже по карте, как настоящие туристы.
Русский, во всяком случае, усердно вертел головой по сторонам, хотя все,
что нужно, он уже расстрелял. Я не знал, понимает ли он, что бесполезно
думать о смерти. Я думал только о границе, и все больше убеждался, что без
этой машины шансов у нас никаких нет. Американец совсем лишний в этом
азиатском углу, тем более русский. К тому же, похоже, еще и дело у этого
русского было срочным, и не стоило терять время. Но все-таки мы должны
были остаться целыми. Я не думал, что граница окажется сложной. Все-таки
это не граница с Россией. Но после шума должна была начаться погоня,
причем как индийская, так и пакистанская, русская и еще непонятно какая.
огородом. Как раз было много машин и повозок. Гораздо хуже, если бы здесь
оказался оборудованный по всем правилам таможенный пункт - с большими
зданиями, заграждениями, кондиционерами, машинами и прочей дрянью. А так
все прошло тихо - просто мы вытащили на вид оба пулемета, да перед этим я
набросил на плечи найденную в деревне рогожу. Пограничник даже не моргнул
глазом, и даже не сразу пошел звонить, но я знал, что он это сделает.
Дальнейшее зависело от качества туристской карты. И мы вовремя бросили
машину недалеко от въезда в деревню - когда мы не торопясь шли по дороге
обратно, к другой деревне, со стороны Пакистана над нами пролетел
вертолет.
русского пришлось разделить на части и вымазать их в масле. Свою джинсовую
куртку я выбросил, взяв взамен часть комбинезона, а русский остался в
усердно драной рубашке. Все равно у нас было мало времени. Дело было
немногим лучше, чем до границы. Только уменьшилась вероятность встречи с
индийцами. Срочно был нужен какой-то надежный, лояльный и быстрый
транспорт - и непонятно куда, может быть, до Исламабада. Где здесь есть
американские войска или представители, об этом туристская карта молчала.
Но лучше войска, представители могут быть разные. Впрочем, я послал к
черту и войска, и представителей, внимательно осматривая каждого
встретившегося человека. Надо было цепляться за любую соломинку.
"Helikopter", - произнес русский. И он был прав. Вертолет не пролетал
обратно, значит, есть вероятность, что он приземлился где-то здесь,
например, возле той будки. И мы изо всех сил побежали вперед. Конечно, это
было глупо, но не очень. Когда вертолет снова показался далеко впереди,
русский уже лежал в пыли на дороге, а я стал изо всех сил вопить и махать
руками.
объясняться по-английски - больше я не хочу таких импровизаций. До сих пор
мне и другим приходится расхлебывать последствия. Дело в том, что русских,
видимо, не зря называют медведями, или ему придала силы безнадежность
положения. И самое главное, они сделали ошибку: вдвоем вышли из вертолета,
чтобы тащить русского. Я уже и не говорю, что их было только двое. Вообще,
во всем этом путешествии была какая-то скользкая, мутная смесь
гарантированной неудачи и непонятного везения. Я чувствовал себя скверно:
неизвестно было, кого мы покалечили и насколько. Утешало то, что у
приличных людей не должно было быть таких драных вертолетов. Он весь
шатался и скрипел, как этажерка, и все-таки долетел, дотянул до большой
речной долины, в которой виднелся аэродром, белые здания, огороженные
бетонным забором, и самолет с надписью: "US air forces".
Было гораздо лучше сидеть целый месяц в подвале и дожидаться окончания
проверок и каких-то других мероприятий. Подвал был мерзким, ночью ледяным,
а днем жарким, но более надежного помещения здесь не нашлось. Не знаю,
почему они сразу не отправили нас отсюда - может быть, в виде мести за
посадку вертолета, может быть, боялись, что мы захватим и самолет тоже.
Кстати, могли отправить еще дальше. Но вероятнее всего, с такой скоростью
работала бюрократическая машина, и уж кто-кто, а русский должен был это
понимать и не верещать, что у нас мало времени. Кроме того, я начал
подозревать, что времени у нас сколько угодно, что события сами подождут
этого русского. И мы сидели в этом подвале, до одурения играя в карты и
изучая русско-английский язык. Мне приходилось видеть в зоопарке гризли, и
русский больше всего походил на медведя, когда начинал угрожающим
неразборчивым голосом говорить по-русски с персоналом. Потом они сказали,
что им тоже пришло в голову сравнение с гризли: когда мы по очереди
выходили по наклонной лестнице подвала под дулами автоматов. В этом
подвале у меня сформировался прочный языковый стереотип: когда мне
приходится (очень редко) иметь дело с русскими, я приобретаю озабоченный
мрачный вид и начинаю гнусавым голосом произносить русские слова.
Насколько я могу заметить, меня сразу принимают за своего, но другие
говорят, что мой язык неадекватен.
их подвалу. Они наотрез отказались отдавать нас кому бы то ни было, кроме
каких-то своих бывших начальников. Конечно, они понесли наказание, в том
числе двое вертолетчиков. По крайней мере, народу они собрали много, и для
нашей отправки понадобился целый транспортный самолет - тот самый, что
стоял тогда на аэродроме. Среди сопровождающих был и мой бывший начальник.
Всю дорогу он уговаривал меня бросить философию и вернуться на флот, а
русский сидел в другом конце самолета и беседовал по-русски с человеком в
Эриксон Стивен
Роллинс Джеймс
Березин Федор
Андреев Николай
Посняков Андрей
Прозоров Александр