Чтение 28–й страницы книги ~Тридцатая любовь Марины~

-- Россия... -- прошептала Марина и вдруг поняла для себя что-то очень
важное.

-- НЕ ТА, НЕ ТА РОССИЯ!!' -- продолжал суровый голос, -- НЕБЕСНАЯ
РОССИЯ!!!

Ладонь стала светлеть и голубеть, очертания рек, гор и озер побледнели
и выросли, заполняя небо, между несильно сжатыми пальцами засияла
ослепительная звезда: Москва! Звезда вытянулась в крест и где-то в
поднебесье ожил густой бас протодьякона из Елоховского:

От юности Христа возлюбииив,

И легкое иго Его на ся восприяааал еси,

И мнооогими чудесааами прослааави тебе Бог,

Моли спастися душам нааашииим...

А где-то выше, в звенящей голубизне откликнулся невидимый хор:

Мнооогааая лееетааа...

Мнооогааая леееетаааа...

Но Марина отчетливо понимала, что дело не в протодьяконе, и не в хоре,
и не в ослепительном кресте, а в чем-то совсем-совсем другом.

А ОН, тоже понимая это. метнул свой испепеляющий взгляд в сторону
сгрудившихся Марининых любовниц. Вид их был жалким: хнычущие, полупьяные,
собранные в одну кучу, они корчат рожи, закрываются локтями, посылают
проклятия... Мария, Наташка, Светка, Барбара, Нина... все, все... и Саша. и
Сашенька! Тоже омерзительно кривляется, плюется, заламывает голубые
мраморные руки...

Марину передернуло от омерзения, но в этот момент ОН заговорил под
торжественно нарастающее пение хора, заговорил громко и мужественно, так,
что Марину затрясло, рыдания подступили к горлу:

-- ВЕЛИЧИЕ РУСИ НАШЕЙ СЛАВНОЙ С НАРОДОМ ВЕЛИКИМ С ИСТОРИЕЙ ГЕРОИЧЕСКОЙ
С ПАМЯТЬЮ ПРАВОСЛАВНОЙ С МИЛЛИОНАМИ РАССТРЕЛЯННЫХ ЗАМУЧЕННЫХ УБИЕННЫХ С
ЗАМОРДОВАННОЙ ВОЛЕЙ С БЛАТНЫМИ КОТОРЫЕ СЕРДЦЕ ТВОЕ ВЫНИМАЮТ И СОСУТ И С
РАЗМАХОМ ВЕЛИКИМ С ПРОСТОРОМ НЕОБЪЯТНЫМ С ПРОСТЫМ РУССКИМ ХАРАКТЕРОМ С
ДОБРОТОЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ И С ЛАГЕРЯМИ ГРОЗНЫМИ С МОРОЗОМ ЛЮТЫМ С ПРОВОЛОКОЙ
ЗАИНДЕВЕВШЕЙ В РУКИ ВПИВАЮЩЕЙСЯ И СО СЛЕЗАМИ И С БОЛЬЮ С ВЕЛИКИМ ТЕРПЕНИЕМ И
ВЕЛИКОЙНАДЕЖДОЮ...

Марина плачет от восторга и сладости, плачет слезами умиленного
покаяния, радости и любви, а ОН говорит и говорит, словно перелистывает
страницы великой ненаписанной еще книги. Снова возникает голос протодьякона,
искусным речитативом присоединяется к хору:

Кто говорит, что ты не из борцов?

Борьба в любой, пусть тихой, но правдивости.

Ты был партийней стольких подлецов,

Пытавшихся учить тебя партийности...

Марина не понимает зачем он это читает, но вдруг всем существом
догадывается, что дело совсем не в этом, а в чем-то другом -- важном, очень
важном для нее!

Снова приближается бледное треугольное лицо с развалом полуседых
прядей:

ЖИТЬ БЕЗ ЛЮБВИ НЕВОЗМОЖНО, МАРИНА! НЕВОЗМОЖНО!! НЕВОЗМОЖНО!!!

Лицо расплывается и на высоком синем небе, посреди еле заметно
поблескивающих звезд, проступают ровные серебряные слова:

ЖИТЬ БЕЗ ЛЮБВИ НЕВОЗМОЖНО, МАРИНА!

-- Но как же быть? -- шепотом спрашивает она и тут же вместо серебра
выступает яркое золотое:

ЛЮБИТЬ!

-- Кого? -- громче спрашивает она, но небо взрывается страшным
грохотом, почва трясется, жалкие тела любовниц мелькают меж деревьями, по
земле тянется широкая трещина, трещина, трещина...

Голая Саша, неловко перегнувшись через Марину, подняла с пола ночник:

-- Разбудила, Мариш?

-- Разбудила... -- недовольно пробормотала Марина, щурясь на бьющий в
окно солнечный свет, -- Фууу... ну и сон...

-- Хороший? -- хрипло спросила Сашенька, придвигаясь.

-- Очень, -- грустно усмехнулась Марина, откидываясь на подушку.

Саша положила голову Марине на грудь: -- А я вот ничего не видела...
давно снов не вижу...

-- Жаль, -- неожиданно холодно проговорила Марина, чувствуя странное
равнодушие к кудряшкам подруги, к ее теплому льнущему тельцу.

"Тяжелый сон..." -- подумала она, вспоминая, -- "Постой... Там же было
что-то главное, важное... забыла, чорт..."

Она отстранила Сашину голову:

-- Мне пора вставать...

Сашенька удивленно посмотрела на нее:

-- Уже?

-- Уже... -- сонно пробормотала Марина, выбралась из-под нее и голая
пошла в совмещенку.

-- Приходи скорей! -- крикнула Саша, но Марина не ответила.

Ягодицы встретились с неприятно холодным кругом, рука рассеянно
оторвала кусок туалетной бумаги:

-- Главное... самое главное забыла...

Струйка чиркнула по дну унитаза и, сорвавшись в стояк, забурлила в
воде...

Марина давно уже не видела подобных снов, да если и видела, то все
равно никогда в них так просто не открывалась истина. А этот -- яркий,
громкий, потрясающий -- дал ей почувствовать что-то очень важное, чего так
настойчиво и давно искала душа...

-- Но, что?...

Она подтерлась, нажала рычажок.

Бачок с ревом изрыгнул воду и привычно забормотал.

Марина посмотрела на себя в зеркало:

-- Господи, образина какая...

Взяла расческу-ежик, зевая, провела по волосам, пустила воду и
подставила лицо под обжигающую холодом струю.

Умывшись, снова встретилась глазами с угрюмой заспанной женщиной:

-- Кошмар...

Под красными воспаленными глазами пролегли синие мешки, распухшие от
поцелуев губы казались отвратительно большими.

-- Ну и рожа... дожила...

Саша встретила объятьем, из которого Марине пришлось долго выбираться
под настороженные вопросы любовницы:

-- Что с тобой, Мариш? Я что, обидела тебя чем-то? А, Мариш? Ну, что с
тобой? Ну, не пугай меня!

Наконец розовый кренделек рук был разорван, Марина молча принялась
собирать свою разбросанную одежду.

-- Мариш! Ну, что случилось?

-- Ничего...

-- Ну, Мариночка! Милая моя!

Марина брезгливо поморщилась.

-- Ты... ты что, не любишь меня? -- Сашенькин голос дрогнул.

Подняв свитер, Марина покосилась на нее -- голую, лохматую лесбиянку с
бесстыдно торчащей грудью и опухшим лицом.

"Болонка прямо... как глупо все..." -- горько подумала она и
усмехнулась, -- "Двадцать девятый раз. Как глупо..." Саша ждала ответа.

Свитер проглотил голову и руки, сполз по голому животу:

-- Не люблю.

Сашины губы приоткрылись, одна рука машинально прикрыла грудь, другая
-- рыженькие чресла.

"С такой блядюги Ботичелли наверно свою Венеру писал..." -- подумала
Марина, удивляясь, насколько ей все равно.

-- Как?

-- Вот так.

-- Как? Не любишь?

-- Не люблю.

-- Как? Как?!

-- Ну что ты какаешь! -- зло обернулась к ней Марина, -- Не люблю я
тебя, не люблю! Ни тебя, никого, понимаешь?

-- Маринушка... что с тобой... -- осторожно двинулась к ней Сашенька.

-- Только не подходи ко мне!

-- Мариш... -- Сашенькины губы задрожали, она захныкала, -- Ну, Мариш,
прости меня... я исправлюсь... я не буду с мужиками...

-- Не подходи ко мне!!! -- истерично закричала Марина, чувствуя как
белеет ее лицо и холодеют конечности.

Готовая было расплакаться Сашенька, испуганно отпрянула.

Натянув брюки, Марина пошла на кухню ставить чайник.

Когда вернулась, одевшаяся Сашенька, пугливо обойдя ее, направилась в
коридор.

"Господи, какая дура..." -- усмехнулась Марина, наблюдая как торопливо
натягивает эта овечка свои сапоги, -- "Святая проблядь... А я что? Лучше что
ли? Такая же блядища из блядищ..."

Она устало потерла висок.

-- Верни мне мои сорок рублей за платье, -- обиженно пропищала
Сашенька, застегивая плащ. Губки ее были надуты, глаза смотрели вбок.

-- Хуй тебе, -- спокойно проговорила Марина. сложив руки на груди.

-- Как... как?... -- растерянно прошептала Саша.

-- А вот так.