невольной тревогою, ибо от Кидониса слишком многое зависело при ромейском
дворе!
когда сотрапезующие начали проходить в столовую палату дворца.
Алексия несколько утихла. Вельможи, чины синклита, новелиссим, друнгарий и
иные рассаживались согласно чинам и значению, блюдя обычай и ряд, так же
как и думные бояре на Руси.
рукавами и разрезом спереди, расшитом пурпуром и золотыми цветами, и в
золотом парчовом оплечье, но без хламиды и лора, в коих он показывался
Алексию на торжественном приеме во дворце. Василисса Ирина, супруга
императора, была зато в полном облачении: в голубой, сплошь затканной
серебром далматике с широченными рукавами, концы которых опускались едва
не до полу, в драгоценном оплечье, с перевязью-диадимою и в царском
головном уборе. Матвей Кантакузин, крупный, в отца, с тяжелым и сумрачным
взглядом, тоже в парче, но с простою нашивкою патрикия на хламиде,
опустился в складное кресло рядом с матерью. Гости встали, приветствуя и
славословя императорскую чету.
затем молча, мановением руки, велел всем садиться и приступать к трапезе.
Пока слуги разносили блюда и кубки, а русские бояре неловко ковыряли рыбу
вилками, сердито взглядывая на Алексия (на Руси век ели рыбу руками,
вытирая пальцы нарочито разложенным рушником), творилась приличная
застолью молвь, и все было словно бы как обычно, как пристойно, как и
следует быть. Однако слишком виделось и другое - что, невзирая на
исполненное славословие императору, присутствующие тревожно не уверены в
нем и в себе. Минутами и речь и смех стихали и повисала напряженная, почти
ощутимая по плоти тишина, такая, словно бы ее можно было потрогать рукой.
<Чимпе!> - понял Алексий. То, о чем все знают и, зная, упорно молчат, ибо
Чимпе, ежели турки не уйдут оттуда, это погибель Кантакузина, ежели не
вовсе погибель ромеев...
залитою дорогим соусом, и сказал, сердито глядя на руки автократора:
судах! Всепокорнейше прошу твое величие принять в слух сказанное мною, не
гневая, иначе флот отшатнет от престола, как это уже делает наглая
константинопольская чернь!
продолжались. Но все уши при этом явно были повернуты к тому, что сделает
или скажет император.
участия в битве? Сражались только венецианцы и каталонцы, коих погибло
больше всего! А наши корабли постыдно уклонялись от боя!
позорном неучастии греческих кораблей в морском сражении была и на нем.
Кантакузин.
возвышая речь (и словно бы дальний гром подступающей бури зазвучал в
отвердевшем голосе василевса). - Буря! А что свершили они, когда я лежал
больной в Дидимотике и без меня, без моего догляда вы позволили генуэзцам
напасть на город и уничтожить все наши с такими трудами построенные суда?
Я просил у сограждан поделиться своим добром ради общего блага, собрать
деньги на новые корабли! Галата иссушает нас, генуэзцы собирают на своих
пристанях впятеро больше золота, чем мы! Страдают все! Гибнет ремесло,
хиреет торговля, нечем платить армии! И что же? Сограждане дали мне так
мало, что пришлось отказаться от борьбы с Галатой! Я не вижу в ромеях воли
к победе! Не лучше ли тогда поладить с генуэзцами, чем заключать вновь
опасный союз с Венецией, который может стоить нам слишком дорого, ежели
Стефан Душан тоже воспользуется этим союзом!
застолье, ожидая, быть может, чьей-нибудь речи, но все старательно ели и
опять тщились показать, что ничего, в сущности, не произошло.
теперь, после смерти Симеона, великим князем на Руси?
чему было вопрошание, что Джанибек мыслит утвердить Ивана на столе братнем
и на великом княжении, о чем была получена грамота. Кантакузин молча
кивнул.
сейчас у московитов с тверским княжеским домом, примолвив, что новгородцы
хлопотали о передаче великого княжения в руки князей суздальских.
медленно и весомо произнося каждое слово. - Он не изменил этой дружбе и
после смерти Семена Иваныча! Чаю, не изменит и впредь! Примолвлю к тому,
что митрополия остается у нас, в Московском княжестве, нерушимо, почто и
прошу я, - отнесся он к Кантакузину, - ваше боговенчанное величие
утвердить совокупное, мое и покойного Феогноста, ходатайство о переводе
кафедры митрополитов русских во град Владимир, столицу Залесской Руси!
патриарха! - задумчиво ответил Кидонис за царя. И вновь вопросил, не давая
Алексию отмолвить (по-видимому, он уже заранее знал и взвесил все,
сказанное русским претендентом Филофею Коккину): - Со времен обращения
Руси в истинную веру митрополия всегда пребывала в Киеве! И ныне в Великой
Литве не меньше православных христиан, чем в Залесье. Где же должна,
по-твоему, находиться кафедра митрополита русского, ежели не разделять
митрополию?
воздухе пред грозой: вот оно, главное! Мы или Литва?)
усмехнувшись.
давно оставили вилки и слушали, кое-кто даже приставя ладонь к уху.
императору, - возможно было бы, будь он язычник, но Ольгерд, к сожалению,
уже крещен, один раз... и паки отринул Христа! Верить правителю, который
говорит одно, а делает другое, - опасно!
кажется, одобряя.
почали закрывать церкви Божии, поиначив православные храмы на латинское
богомерзкое служение! Отдельная литовская митрополия будет неизбежно
поглощена латинами, ежели не найдет себе опору в единоверческой княжеской
власти! Ты, Дмитрий, - отнесся он к Кидонису, - хочешь верить Ольгерду. Но
он уже начал преследованья православных христиан у себя в Вильне, и уже
явились первые мученики за веру, имена коих ныне утверждены в святцах
константинопольской патриархией! Прибавлю, Вильна полна латинских патеров,
ревнующих обратить Литву в католическую веру, и ежели это произойдет,
возможет ли уцелеть сама митрополия киевская? Ведомо вам самим, - возвысил
голос Алексий, обводя глазами слушателей, - потерпят ли православие
латиняне! Разумно, как мыслится мне, было бы дождать, чтобы Ольгерд
действительно привел Литву к православию, а уж потом решать, кому
подчинить митрополичий престол!
Кантакузина и примолвил негромко, как бы к одному василевсу обращаясь:
заботы правления не позволили твоей царственности употребить оное целиком
на нужды церкви. Мы готовы помогать и вновь... Мог бы и я вручить
посильный лепт - как русский митрополит, конечно!
того, о чем многим не следовало ведать, вопросил в свой черед:
русского друга от дел сугубо церковных, коими надлежит ведать митрополиту
Руссии!
дела церковные, что не мешало им, однако, управлять государством ромеев!
ли мы ныне перед собою истинного главу древней Скифии, ныне называемой
Русью?
смертный, даже вознесенный на вершину власти, не многое может сотворить, а
главное - обещать наперед, ибо не ведает дня и часа своего!)
это народ: бояре, воинский чин, купцы и смерды; и ежели у народа есть силы
к деянию, он находит и вождей надобных, и правителей, достойных себя! -
(Это уже было едва ли не в око Кантакузину, но Алексий рискнул довести
мысль до конца, а Кантакузин вновь показал свое величие, выслушав и не
оскорбясь на правое слово.) - Поверь, повелитель, что Русь на взъеме, она
молода и полна сил, не токмо не истраченных, но порой еще и не осознавших
себя, лишь пробуждающихся к деянию! Возможно задержать, возможно премного
утяжелить наши стези, ибо поиски нового главы всегда оплачиваемы кровью
сограждан, но остановить Русь ныне не можно! А Ольгерда в границах своих
князь Симеон сдерживал, как ведаешь ты, даже не прибегая к силе меча!
подъятием ладони останавливая раскрывшего было рот Кидониса. - Но что
Куликов Роман
Гуль Роман Борисович
Мурич Виктор
Чернецов Андрей
Сертаков Виталий