бога. Довольно и того, что года назад я обещал войску, что будет
разграблен богатый город урусов Новгород. Но я не дошел до него,
застрял с войском в непроходимом болоте, мои багатуры скажут, что
я хвастун и не выполняю своих обещаний.
покрывало.
жесткой рукой схватил ее за нежное плечо. Он быстро стал шептать:
что среди них нет полководца. Нет похожего на солнце! Нет у меня
достойного наследника! Все мои сыновья между собой дерутся и
ссорятся, готовые отравить друг друга. Наследником может стать
только тот, кто умеет повелевать. А такого нет!
довольствовался твоим блистающим, как солнце царством Синей
небесной Орды, чтобы ты оставался в Сарае.
подарю сына, и у него будут твои зоркие глаза, твоя смелость и
твое уменье повелевать...
заходящего солнца:
поход я буду думать о тебе и ожидать твоего драгоценного для меня
дара. Но я отправлюсь в поход в назначенный мною день... Чтобы
оставаться могучим я должен раздавить моих соседей, или они
раздавят меня.
его, точно выточенное из старого ореха, всегда казалось спокойным
и невозмутимым в самых потрясающих обстоятельствах, хотя в сердце
его, может быть, бушевали вихри. Так, в разгар боя, отчаянной
атаки "бешеных" или штурма города вся сила воли, напряженной мысли
полудикого ума, злорадства или досады - все достигало высшей силы,
сжатое, словно в клещах, в несокрушимый алмаз, который все может
разрезать, вспыхивая холодными искрами сухих коротких приказаний.
уголок рта с изогнутым разрезом сухих губ слегка приподнимался,
показывая оскал хищных зубов. Его смуглое холодное лицо освещалось
мимолетной усмешкой, самоуверенной, убежденной в своем могуществе
и неизменной боевой удаче.
опасности. Всегда полагаясь только на себя, считая, что для него
нет ничего невозможного, в этот день он почуял веяние черного
крыла беды, и ему представилось вдруг страшное крушение
задуманного похода, развал величественного плана завоевания
вселенной, плана волнующего, задуманного его более счастливым, но
ненавистным дедом.
из семи высших умудренных опытом чингизидов и багатуров. Однако,
из гордости решив пока не раскрывать перед ними возникших тревог,
он надеялся в разговоре навести своих собеседников на те же мысли,
но сделать так, чтобы эти опасения исходили как будто от них
самих.
комнату, украшенную при входе двумя позолоченными китайскими
"драконами счастья". Комната "великого приема" небольшая,
квадратная. Пол затянут хорезмским красным ковром. У задней стены
разложен, поверх первого, другой небольшой шелковый персидский
ковер с причудливым рисунком. Здесь посередине лежит стопка
квадратных, выделанных до нежности замши, кусков толстой
верблюжьей кожи. На стене, над этим священным местом, прикреплены
два "туга" - знамена правого и левого крыла монгольского войска.
Между ними - девятихвостый "туг" джихангира, Повелителя Вселенной
и начальника всех монгольских войск. Среди восьми густых черных
хвостов яка посредине выделялся длинный рыжий хвост знаменитого
Чингизханова жеребца.
верблюжьих кож, заведенная Потрясателем Вселенной, являлась
священным походным троном внука его - Бату-хана. Все монголы
помнили однажды сказанные Бату-ханом слова: "Полководец не должен
возить с собой золотой трон. Он должен отбирать золотые троны у
покоренных владык и переливать их в кубки для веселых пиров с
верными соратниками. Троном великого смелого завоевателя должен
быть подседельник его коня".
отдельных орд, кюряганы*-чингизиды: Орду, Шейбани, Гуюк и Менгу. В
этот вечер Орду еще не явился. Гуюк (как обычно) тоже прислал
гонца с известием, что он заболел. По левую сторону поместились
грозные темники: Пайдар, Кадан, Бурундай и великий аталык,
воспитатель и военный советник Бату-хана, Субудай-багатур,
сверлящий каждого своим единственным глазом.
походкой тигра.
воскликнули все ожидавшие.
стопке верблюжьих кож и обвел всех внимательным взглядом: никакой
тревоги или озабоченности ни у кого на лице он не заметил.
верности и почтения, целуя ковер между руками. Затем медленно и с
достоинством садились вдоль стен. Ловко проскользнувший в комнату
негритенок Саид принес ворох ковровых подушек и подложил каждому
под руку. Осталось пустым только место справа от Бату-хана, где
обычно сидел его старший и любимый брат Орду.
улыбкой:
долгожданного похода? Как ты здравствуешь, наш любимый Саин-хан?
Силен ли ты? Как дышит твоя грудь? Как могучи твои руки?
здоров ли?
что скажет Бату-хан. Он начал отрывисто:
"счастливый день". Он уже близок. Но... поведайте мне, что вы
думаете, все ли у нас благополучно? - Бату-хан обвел всех угрюмым
взглядом и остановился на крайнем слева хане Шейбани. Тот поправил
колпак из пушистой черной лисы, передернул плечом и сказал:
поход. Кони сыты, отдохнув за лето. Могучий победоносный бог войны
незримо витает над нами и ждет с нетерпением, когда запылит
конница. Поход будет так же славен, как все предыдущие походы
нашего непобедимого Саин-хана, хотя мы и рассчитывали на большую
подмогу, которой, к сожалению, теперь лишились. Все сидевшие
воскликнули:
хан! Он справится со всеми противниками! Горе тем, кто встанет на
его пути!
загадочные слова:
хан перевел свой взгляд на задумавшегося Менгу-хана: - А ты что
скажешь, мой всегда правдивый советник?
развел руками:
возникает препятствие или угрожает бедствие, надо только удвоить
свою осторожность, свое старание и смелость. Но пусть лучше скажет
Шейбани-хан то, о чем он умалчивает.
негритенка, который стоял у входа, раскрыв рот, внимательно слушая
разговор:
пока Саид убежал, затем спросил шепотом: - А кто там за
занавеской?
Она моя тень и может знать все мои думы. Откликнись маленькая
госпожа этого дворца! Я хочу, чтобы ты лучше слышала нашу беседу.