зарубок не делаю.
улыбнулся директор, а то раньше, когда можно было применять...
библиотекарь, пришедший забрать книги. Его длинное, бледное
лицо в ореоле пыльно-черных волос вокруг плеши, длинный
дрожащий стан в синеватой фуфайке, длинные ноги в куцых штанах
-- все это вместе производило странное, болезненное
впечатление, точно его прищемили и выплющили. Цинциннату,
однако, сдавалось, что, вместе с пылью книг, на нем осел налет
чего-то отдаленно человеческого.
-- мое истребление. Больше не буду брать книг.
время? Я хочу сказать, что теперь, когда знаю в точности...
Какая была прелесть в том самом неведении, которое так меня
удручало... Книг больше не буду...
библиотекарь.
Цинциннат. -- Нет, унесите это. Quercus'a я одолеть не мог! Да,
кстати: тут мне ошибкой... эти томики... по-арабски, что ли...
я, увы, не успел изучить восточные языки.
хоть и знаю, что вы только так -- переплетены в человечью кожу,
все же... довольствуюсь малым... Послезавтра...
участник и активный вместе являлись с коротким прощальным
визитом ко всем главным чиновникам, -- но для ускорения ритуала
было решено, что оные лица соберутся в пригородном доме
заместителя управляющего городом (сам управляющий, его
племянник, был в отъезде, -- гостил у друзей в Притомске), и
что к ужину, запросто, придут туда Цинциннат и м-сье Пьер.
в одинаковых плащах, пешие, в сопровождении шести солдат с
алебардами и фонарями, перешли через мост в спящий город и,
минуя главные улицы, кремнистыми тропами между шумящих садов
стали подниматься в гору.
капюшона плаща: синяя, сложная, многобашенная громада крепости
поднималась в тусклое небо, где абрикосовую луну перечеркнула
туча. Темнота над мостом моргала и морщилась от летучих мышей.
локоть, -- и Цинциннат снова надвинул куколь.)
печальными, беспечными, поющими, шепчущими впечатлениями, ибо
что есть воспоминание, как не душа впечатления? -- получалась
на самом деле смутной, незначительной и мелькнула так скоро,
как это только бывает среди очень знакомой местности, в
темноте, когда разноцветная дневная дробь заменена целыми
числами ночи.
можжевельником, вдруг явился театрально освещенный подъезд с
белесыми колоннами, фризами на фронтоне, лаврами в кадках, и,
едва задержавшись в вестибюле, где метались, как райские птицы,
слуги, роняя перья на черно-белые плиты, -- Цинциннат и м-сье
Пьер перешли в зал, гудевший многочисленным собранием. Тут были
все.
фонтанами; тут вспыхивал червонными орденами черный мундир шефа
телеграфистов; тут находился румяный, с похабным носом,
начальник снабжения; и с итальянской фамилией укротитель львов;
и судья, глухой старец; и, в зеленых лакированных туфлях,
управляющий садами; -- и множество еще других осанистых,
именитых, седовласых особ с отталкивающими лицами. Дамы
отсутствовали, ежели не считать попечительницы учебного округа,
очень полной, в сером сюртуке мужского покроя, пожилой женщины
с большими плоскими щеками и гладкой, блестящей, как сталь,
прической.
выронила одну из своих свечей. На небольшой, для осмотра
выставленный, гроб кем-то уже был положен букет. Стоя с
Цинциннатом в стороне, м-сье Пьер указывал своему воспитаннику
эти явления.
ладоши, распахнулись двери, и все перешли в столовую. М-сье
Пьер и Цинциннат были посажены рядом во главе ослепительного
стола, -- и, сперва сдержанно, не нарушая приличий, с
доброжелательным любопытством, переходившим у некоторых в
скрытое умиление, все поглядывали на одинаково, в гамлетовки
(*20), одетую чету; затем, по мере того как на губах м-сье Пьер
разгоралась улыбка и он начинал говорить, взгляды гостей
устремлялись все откровеннее на него и на Цинцинната, который
неторопливо, усердно и сосредоточенно, -- как будто ища
разрешения задачи, -- балансировал рыбный нож разными
способами, то на солонке, то на сгибе вилки, то прислонял его к
хрустальной вазочке с белой розой, отличительно от других
украшавший его прибор.
лучшие представители его малиновой молодежи, -- резво разносили
кушанья (иногда даже перепархивая с блюдом через стол), и общее
внимание привлекала учтивая заботливость, с которой м-сье Пьер
ухаживал за Цинциннатом, сразу меняя свою разговорную улыбку на
минутную серьезность, пока бережно клал лакомый кусок ему на
тарелку, -- после чего, с прежним игривым блеском на розовом,
безволосом лице, продолжал на весь стол остроумнейший разговор
-- и вдруг, на полуслове, чуть-чуть засутулясь, хватая соусник
или перечницу, вопросительно взглядывал на Цинцинната, который,
впрочем, не притрагивался ни к какой еде, а все так же тихо,
внимательно и усердно переставлял ножик.
к начальнику городского движения, влепившему свое словцо и
теперь предвкушавшему очаровательную реплику, -- ваше замечание
напоминает мне известный анекдот о врачебной тайне.
со всех сторон к нему голоса.
гинекологу...
усач с пунцовой орденской лентой), -- но утвержден ли господин,
что та анекдота вцельно для ушей... -- он выразительно показал
глазами на Цинцинната.
никогда не разрешил себе ни малейшей скабрезности в
присутствии... Значит, приходит к гинекологу старенькая дама
(м-сье Пьер слегка выпятил нижнюю губу). У меня, говорит,
довольно серьезная болезнь, и боюсь, что от нея помру.
Симптомы? -- спрашивает тот. -- Голова, доктор, трясется... --
и м-сье Пьер, шамкая и трясясь, изобразил старушку.
страдальчески кривясь, как от запора смеха, лез большим серым
ухом в лицо к хохотавшему эгоисту соседу и, теребя его за
рукав, умолял сообщить, что рассказал м-сье Пьер, который,
между тем, через всю длину стола, ревниво следил за судьбой
своего анекдота и только тогда перемигнул, когда кто-то наконец
удовлетворил любопытство несчастного.
тайна, -- заговорил заведующий фонтанами, так брызгая мелкой
слюной, что около рта у него играла радуга, -- может быть
отлично применен к странному случаю, происшедшему на днях в
семье моего секретаря. Представьте себе...
спросил один из сверкающих слуг, наливая вино Цинциннату; он
поднял глаза; это был его шурин-остряк: -- боязно, поди? Вот
хлебни винца до венца...
тот, горбатясь, проворно отступил -- и вот уже наклонялся со
своей бутылкой над плечом следующего гостя.
Сертаков Виталий
Трубников Александр
Круз Андрей
Корнев Павел
Куликов Роман
Лондон Джек