Чтение 28–й страницы книги ~Виконт де Бражелон или десять лет спустя~

- А! - вскричал толстяк. - Какая радость! Какое счастье! Господин да-
Артаньян!.. Стойте, дураки!

Последние слова относились к лакеям, которые везли его. Ящик остано-
вился, и все четыре лакея с военной четкостью разом сняли шляпы, укра-
шенные галуном, и стали в ряд за ящиком.

- Ах, господин даАртаньян! - сказал Мушкетон. - Как бы я желал обнять
ваши колени! Но я не могу двигаться, как вы изволите видеть.

- Что же это, от старости?

- О нет, сударь, не от старости, а от болезней, от горестей!

- От горестей? - повторил даАртаньян, подходя к ящику. - Что, ты с
ума сошел, добрый друг? Слава богу, ты здоров, как трехсотлетний дуб.

- Ах, а ноги-то, господин даАртаньян, а ноги-то? - простонал верный
слуга.

- Что же?

- Ноги не хотят меня носить.

- Неблагодарные! А ведь ты, верно, очень хорошо кормишь их, Мушкетон?

- Увы, сударь, да! Они не могут пожаловаться на меня в этом отноше-
нии, - вздохнул Мушкетон. - Я всегда делал все, что мог, для своего те-
ла; ведь я не эгоист. - И Мушкетон опять вздохнул.

"С чего это он так? Может быть, тоже хочет стать бароном", - подумал
даАртаньян.

- Боже мой! - продолжал Мушкетон, выходя из задумчивости. - Как мон-
сеньер будет рад, узнав, что вы вспомнили о нем.

- Добрый Портос! - вскричал даАртаньян. - Я горю желанием обнять его!

- О, - сказал Мушкетон с чувством. - Я, разумеется, не премину напи-
сать ему. Сегодня же и немедля.

- Так он в отсутствии?

- Да нет же, господин.

- Так где же он, близко или далеко?

- О, если б я знал, господин...

- Черт возьми! - вскричал мушкетер, топнув ногой. - Ужасно мне не ве-
зет! Ведь Портос всегда сидел дома.

- Ваша правда, сударь. Нет человека, который был бы так привязан к
дому, как монсеньер. Но, однако... по просьбе друга, достопочтенного
господина д'Эрбле...

- Так Портоса увез Арамис?

- Вот как все это случилось. Господин д'Эрбле написал монсеньеру
письмо, да такое, что здесь все перевернулось вверх дном...

- Расскажи мне все, любезный друг. Но прежде отошли лакеев.

Мушкетон закричал: "Прочь, болваны!" - таким могучим голосом, что мог
одним дыханием, без слов, свалить с ног всех четырех слуг. ДаАртаньян
присел на край ящика и приготовился слушать.

Мушкетон начал:

- Как я уже докладывал вам, монсеньер получил письмо от господина
главного викария д'Эрбле дней восемь или девять тому назад, когда у нас
был день сельских наслаждений, то есть среда.

- Что это значит, - спросил даАртаньян, - "день сельских наслажде-
ний"?

- Изволите видеть, у нас столько наслаждений в этой прекрасной стра-
не, что они нас обременяют. Наконец мы были вынуждены распределить их по
дням недели.

- Как узнаю я в этом руку Портоса! Мне бы такая мысль не пришла в го-
лову. Правда, я-то не обременен различными удовольствиями.

- Зато мы были обременены, - заметил Мушкетон.

- Ну как же вы распределили их? Говори! - сказал даАртаньян.

- Да длинно рассказывать, сударь.

- Все равно говори, у нас есть время; и к тому же ты говоришь так
красиво, любезный Мушкетон, что слушать тебя - просто наслаждение.

- Это верно, - отозвался Мушкетон с выражением удовлетворения на ли-
це, происходящим, вероятно, оттого, что его оценили по справедливости. -
Это верно, что я добился больших успехов в обществе монсеньера.

- Я жду распределения удовольствий, Мушкетон, и жду его с нетерпени-
ем. Я хочу убедиться, что приехал в удачный день.

- Ах, господин даАртаньян, - отвечал Мушкетон печально. - С тех пор
как уехал монсеньер, улетели все наслаждения!

- Ну так призовите к себе ваши воспоминания, милый мой Мушкетон.

- Каким днем угодно вам начать?

- Разумеется, с воскресенья. Это - божий день.

- С воскресенья, господин?

- Да.

- В воскресенье у нас наслаждения благочестивые: монсеньер идет в ка-
пеллу, раздает освященный хлеб, слушает проповедь и наставления своего
аббата. Это не слишком весело, но мы ждем монаха из Парижа: уверяют, что
он говорит удивительно хорошо, это развлечет нас, потому что наш аббат
всегда нагоняет на нас сон, - так что по воскресеньям - религиозные нас-
лаждения, а по понедельникам - мирские.

- Ах, так! - сказал даАртаньян. - А как ты сам это понимаешь, Мушке-
тон? Давай рассмотрим сначала мирские наслаждения, ладно?

- По понедельникам мы выезжаем в свет, принимаем гостей и отдаем ви-
зиты; играем на лютне, танцуем, пишем стихи на заданные рифмы, - словом,
курим фимиам в честь наших дам.

- Черт возьми! Это предел галантности! - вскричал мушкетер, едва
удерживаясь от непреодолимого желания расхохотаться.

- Во вторник наслаждения ученые.

- Браво! - одобрил даАртаньян. - Перечисли-ка мне их подробнее, лю-
безный Мушкетон.

- Монсеньер изволил купить большой шар, который я покажу вам; он за-
нимает весь верх большой башни, кроме галереи, которая выстроена по при-
казанию монсеньера над шаром. Солнце и луна висят на ниточках и на про-
волоке Все это вертится; бесподобное зрелище! Монсеньер показывает мне
далекие земли и моря; мы обещаемся никогда не ездить туда Это чрезвычай-
но занимательно!

- В самом деле, очень занимательно, - отвечал д'Артаньян - А в среду?

- В среду наслаждения сельские, как я уже имел честь вам докладывать.
Мы осматриваем овец и коз монсеньера; заставляем пастушек плясать под
звуки свирели, как описано в одной книжке, которая есть в библиотеке у
монсеньера. Но это еще ее все. Мы удим "рыбу в маленьком канале и потом
обедаем с венками из цветов на головах. Вот наши наслаждения в среду.

- Да, среду вы не обижаете. Но что же осталось на долю бедного чет-
верга?

- И он не обойден, сударь, - отвечал Мушкетон с улыбкой. - В четверг
наслаждения олимпийские. Ах, сударь, как они великолепны! Мы собираем
всех молодых вассалов монсеньера и заставляем их бегать, бороться, ме-
тать диски. Монсеньер сам уже не бегает, да и я тоже. Но диск монсеньер
мечет лучше всех. А если ударит кулаком, так беда!

- Беда? Почему?

- Да, монсеньеру пришлось отказаться от борьбы. Он прошибал головы,
разбивал челюсти, проламывал груди. Веселая игра, но никто не хочет
больше играть с ним.

- Так его кулак...

- Стал еще крепче прежнего. У монсеньера несколько ослабели ноги, как
он сам сознается; зато вся сила перешла в руки, и он...

- Убивает быка по-прежнему?

- Нет, сударь, лучше того: пробивает стены. Недавно, поужинав у одно-
го из своих фермеров, - вы знаете, какой он пользуется любовью народа, -
монсеньер вздумал пошутить и ударил кулаком в стену. Стена упала, кровля
тоже; убило трех крестьян и одну старуху.

- Боже мой! А сам он остался цел?

- Ему слегка поцарапало голову! Мы промыли ранку водой, которую при-
сылают нам монахини... Но кулаку ничего не сделалось.

- К черту олимпийские наслаждения. Они обходятся слишком дорого, раз
потом остаются вдовы и сироты...

- Ничего, сударь, мы им назначаем пенсии: на это определена десятая
доля доходов монсеньера.

- Перейдем к пятнице!

- В пятницу наслаждения благородные и воинские.

Мы охотимся, фехтуем, учим соколов, объезжаем лошадей. Наконец, суб-
бота посвящается умственным наслаждениям: мы обогащаем свой ум познания-
ми, смотрим картины и статуи монсеньера, иногда даже пишем и чертим пла-
ны, а иногда палим из пушек монсеньера.

- Чертите планы! Палите из пушек!

- Да, сударь.

- Друг мой, - сказал даАртаньян, - барон дю Валлон обладает самым
тонким и благородным умом; но есть род наслаждений, который вы забыли,
мне кажется...

- Какие, сударь? - спросил Мушкетон с тревогой.

- Материальные.

Мушкетон покраснел.

- Что вы под этим подразумеваете? - спросил он, опуская глаза в зем-
лю.

- Стол, вино, веселую беседу за бутылкой.

- Ах, сударь, эти вещи не идут в счет: ими мы наслаждаемся ежедневно.

- Любезный Мушкетон, - продолжал даАртаньян, - извини меня, но я так
увлекся твоим очаровательным рассказом, что забыл о самом главном, о
том, что господин д'Эрбле написал барону.

- Правда, сударь, наслаждения отвлекли нас от главного предмета раз-
говора. Извольте выслушать. В среду пришло письмо; я узнал почерк и сра-
зу подал письмо господину барону.

- И что же?

- Монсеньер прочел и закричал: "Лошадей! Оружие! Скорей!"