видел, что он взволнован и сердит, хотя всеми силами старается
сохранить спокойствие. Он делал вид, будто не замечает Оцеолу,
хотя не было сомнений, что в этот момент он только о нем и
думает. Продолжая беседовать с генералом, он искоса поглядывал
на молодого вождя.
терпение и обратился к переводчику:
не соизволив даже подняться с места. -- Я доволен местом, где
живу, и не покину родные края.
восклицаний со стороны патриотов. Быть может, это была самая
зажигательная речь, когда-либо произнесенная старым Онопой. С
этой минуты он действительно стал королем и мог неограниченно
повелевать своим народом.
Холата-мико, угрюмое лицо Хойтл-мэтти сияло радостью,
Аллигатор, Облако и Арпиуки пришли в неистовый восторг и даже
толстые губы негра Абрама поднялись над деснами, открыв двойной
ряд белых, как слоновая кость, зубов в торжествующей усмешке.
Братья Оматла и их партия стали чернее тучи. Мрачные взоры
выдавали их недовольство, было очевидно, что все они сильно
встревожились. И не без основания: до сих пор их только
подозревали в измене, теперь же их предательство стало
очевидно. Счастье их, что форт Кинг находился рядом, что все
это произошло на глазах вооруженных солдат. Американские штыки
могли понадобиться изменникам для защиты от разгневанного
народа!
достоинство официального представителя и разразился яростными
восклицаниями, угрозами и язвительными насмешками. Он называл
вождей по именам и обвинял их во лжи и коварстве. Онопу он
обвинял в том, что тот подписал Оклавахский договор. Когда же
Онопа стал отрицать это, агент заявил, что он лжет. Даже дикарь
не счел нужным отвечать на столь грубое обвинение, а отнесся к
нему с молчаливым презрением. Излив изрядное количество желчи
на многих вождей, агент обратился к одному из воинов, стоявших
впереди, и пронзительно, яростно заорал:
относились эти слова, кого агент назвал этим именем.
он указывал на молодого вождя Оцеолу. Меня как будто осенило.
Смутные воспоминания уже всплывали в моем сознании. Мне
показалось, что через слой ярко-красной краски я различал
черты, которые видел когда-то раньше.
друга детства, спасителя сестры, брата Маюми!
следовало ожидать, мальчик превратился в цветущего мужчину, в
героя! Под влиянием нахлынувших чувств -- дружбы в прошлом и
восхищения в настоящем -- я готов был броситься к нему в
объятия, но удержался, сознавая, что сейчас не место и не время
для излияния дружеских чувств. Этикет и чувство долга не
позволяли сделать этого. Я изо всех сил старался не показать
вида и сохранить хладнокровие, хотя не мог оторвать глаз от
того, кем восхищался теперь еще больше.
агента, была нарушена, и нарушил ее сам Оцеола. Видя, что все
взгляды устремлены на него, молодой вождь выступил шага на два
вперед и встал перед агентом. Испытующий взор его был не суров,
но тверд.
котором не чувствовалось ни волнения, ни гнева.
вас по имени -- Пауэлл.
глядя на агента. -- Вы можете называть меня Пауэллом, если вам
это нравится, вы, генерал Уайли Томпсон, -- продолжал он,
медленно и с насмешкой произнося полное военное звание агента.
-- Но знайте, сэр, что я презираю имя, данное мне белыми. Я --
сын своей матери(43), и мое имя Оцеола.
свою ярость. Насмешка над его плебейской фамилией задела его за
живое: Оцеола достаточно хорошо знал английский язык, чтобы
понять, что "Томпсон" имя отнюдь не аристократическое. Его
сарказм попал прямо в цель.
он приказал бы тут же на месте казнить Оцеолу. Но такой властью
он не обладал. Кроме того, рядом стояли триста вооруженных
индейцев -- целый отряд, и каждый из них держал в руках
винтовку. Агент понимал, что американское правительство не
очень-то похвалит его за такую неуместную раздражительность.
Даже Ринггольды -- хотя они и были его близкими друзьями и
советчиками и лелеяли в глубине души злобные планы погубить
Восходящее Солнце -- оказались достаточно разумными для того,
чтобы не поощрять подобного образа действий. Не отвечая Оцеоле,
Томпсон снова обратился к вождям.
усмиряющего подчиненных. -- Мы уже достаточно все обсудили. Вы
рассуждаете, как дети или как глупцы. Я больше не желаю вас
слушать! А теперь узнайте, что говорит ваш Великий Отец и что
он поручил мне передать вам. Он велел положить перед вами эту
бумагу. -- Тут агент вынул свернутый в трубку пергамент и
развернул его. -- Это Оклавахский договор. Многие из вас уже
подписали его. Я прошу их подойти сюда и снова подтвердить свою
подпись.
Онопа, которого незаметно подтолкнул Оцеола, стоявший позади.
-- Пусть другие делают как хотят. Я не оставлю своего дома! Я
не уйду из Флориды!
меня пятьдесят бочонков пороха. Пока в них останется хоть одна
не вспыхнувшая пламенем крупинка, я не расстанусь со своей
родной землей!
негр Абрам.
Подписать договор еще раз было бы для них слишком тяжким
испытанием. Они не смели подтвердить то, на что дали свое
согласие в Оклавахе, и теперь, когда здесь находились все
семинолы, боялись защищать договор. И они молчали.
своего мнения, но его речь ожидалась всеми. Взоры всех
устремились на него. -- Вожди сказали, что они думают, они не
хотят подписать договор! Они выразили волю всей нации, и народ
поддерживает их. Агент назвал нас детьми и глупцами. Ругаться
не так уж трудно. Мы знаем, что среди нас есть и глупцы и дети.
А что еще хуже: среди нас есть изменники! Но зато есть и
мужчины, которые по своей храбрости и преданности не уступают
самому агенту. Он больше не хочет говорить с нами -- пусть
будет так! Да и нам нечего больше сказать ему, он уже получил
наш ответ. Он может оставаться или уходить... Братья! --
продолжал Оцеола, повернувшись к вождям и воинам и как бы не
обращая внимания на белых. -- Вы поступили правильно. Вы
высказали волю нации, и народ одобряет это. Это ложь, что мы
хотим оставить нашу родину и уйти на Запад! Те, кто говорит
так, -- обманщики! Они повторяют чужие слова. Мы вовсе не
стремимся в ту обетованную землю, куда нас собираются
отправить. Она далеко не так прекрасна, как наша земля. Это
дикая, бесплодная пустыня. Летом там пересыхают ручьи, трудно
найти воду, и охотники умирают от жажды. Зимой листья опадают с
деревьев, снег покрывает землю, и она промерзает насквозь.
Холод пронизывает тела людей -- они дрожат и погибают в
страданиях. В этой стране вся земля как будто мертвая. Братья!
Мы не хотим жить на этой ледяной земле, мы любим нашу родину.
Когда нас опаляет зноем, мы находим прохладу в тени дуба,
высокого лавра или благородной пальмы. Неужели мы покинем
страну пальм? Нет! Мы жили под защитой ее тени, под ее тенью мы
и умрем!